Bad boys.

Два года назад. Иногда жизнь подкидывает удивительные сюрпризы, в правдивость которых веришь далеко не сразу. И обычно это случается тогда, когда ждешь меньше всего, когда уже попросту перестаешь надеяться, что в твоей жизни хоть на миг наступит белая полоса и с тобой случится что-то хорошее, светлое... Когда лучший выход — это пуля в висок. Или, как это было в его случае, «нечаянное» путешествие с превышением скорости прямо в стену заброшенного дома. Мен закрыл глаза, до побелевших костяшек сжимая руль и чувствуя, как щеки обжигают непрошенные слезы. Прощаться с жизнью было страшно. Но он был уверен, он знал, что пора. Он больше не мог терпеть всю ту боль, что копилась в нем вместе с бесконечной чередой таблеток успокоительного, без которых он не мог даже подняться утром с постели. Без которых он боялся дышать. Чжунмен часто задумывался о своей жизни, о том, что с ним не так. Мать его ушла от мужа к молодому любовнику-футболисту, а затем и вовсе улетела с ним в Испанию. Туда ей и дорога. Юноше порой казалось, что и рожать сына не было смысла, если она планировала бросить его отцу, который был занят настолько, что забывал не только о мальчике, но и о себе. И маленькому Мену зачастую приходилось находить мужчину на полу кабинета без сознания с жаром от усталости, приходилось насильно отвлекать его от дел и приносить еду. Но несмотря на то, что отец почти не уделял Чжунмену внимания, он любил его, не отмахивался, когда тот просил разрешения посидеть с ним в кабинете. И малыш любил его в ответ, любил как никого другого, по ночам молясь, чтобы папочка в жизни добился всего, чего хотел. И так и случилось. Благодаря своим стараниям и вере сына, мужчина добился высокого места в одной из ведущих южнокорейских корпораций, которая при нем еще увереннее встала на ноги. Его стали часто приглашать за границу, благодаря чему Чжунмен уже к своим десяти годам посмотрел почти половину мира. Кому-то это может показаться кощунственным, но отец ему с самого детства говорил, что чтобы вырасти успешным человеком, нужно постоянно учиться чему-то, познавать новое и не позволять себе отчаиваться. «Познания нового» однажды привели к тому, что мальчик упал с дерева, куда полез вызволять кошку бабушки-соседки, которая всегда заботилась о мальчике, угощала его курочкой и другими вкусностями, заботилась, когда отец не мог взять Мена с собой. В те дни мистера Кима как раз-таки не было дома, а потому мальчишка и решился на «подвиг», о чем вскоре и пожалел, так как сломал руку. Его отвезли в больницу, где он покорил всех умом и самостоятельностью, а также серьезностью, необычайной для его возраста. Врачи наложили гипс и отпустили непоседливого пациента, который уверенно отстаивал свое право вернуться в дом к бабушке и «доспасти кошку». Мен спустился по высоким ступеням в холл, здороваясь со взрослыми и почтительно им кланяясь, и увидел, как на скамейке сидит мальчик-шоколадка. Малышу Мену тогда показалось, что это самый настоящий негр, но на деле мальчонка оказался лишь немного смуглым. Его ножки не доставали до пола и он заливался слезами, стараясь делать это мужественно. Мен подбежал к нему и забрался на скамейку, садясь рядом. - Йа, не реви. - Отстань! - всхлипнул мальчик. - Не отстану, - наставительно сказал Чжунмен и придвинулся ближе. - Не реви. - Хочу и реву! - Не реви! - Отстань! У меня... У меня... Мама умерла... - губы мальчонки дрожали и он тер кулачками глаза, задыхаясь, - Папа сказал, что это я виноват... Что я плохой и поэтому мама нас бросила... - Неправда! Он все врет! - сжал кулачок Мен, возмущаясь, как отец мальчишки вообще мог ему сказать такое. - Твоя мама, наверное, просто полетела на небо. - На небо?.. - Угу. Так бывает. Самых лучших людей Бог делает своими ангелами. И они присматривают за нами. Вот и твоя мама теперь тоже ангел! - П... Правда? - Конечно, - Мен сполз со скамьи и забрался со стороны здоровой руки, чтобы обнять мальчишку, который все еще дрожал от слез, но покорно позволил Мену это сделать, уткнувшись влажным личиком ему в плечо и всхлипывая. - Давай успокоимся. Твоя мамочка не хочет, чтобы ты плакал, она сейчас смотрит на тебя оттуда и грустит. Так что не реви! Я вон руку сломал, и то уже не реву. Мальчик чуть отодвинулся и посмотрел на настойчивого собеседника большими кофейными глазами. Шмыгнул носом, любопытствуя: - Больно? - Угу, - вздохнул Мен, - Зато гипс такой классный... Надо будет попросить в школе его разрисовать! - А можно... А можно я тоже что-то нарисую? - Конечно! - просиял Чжунмен. С тех пор мальчишки стали неразлучны. Чонин, мальчик-шоколадка, зачастую мог неделями оставаться жить у Мена. Отец был не против, он знал, что в семье парнишки не все гладко, что безопаснее ему будет в их доме. Он не раз предлагал мальчишкам позвонить в социальную службу, но Чонин каждый раз неустанно защищал отца, говоря, что тот просто заболел. Что когда-нибудь он бросит пить ту горькую воду и вернется к нему, перестанет обвинять его в смерти матери. Шли годы, но этого не происходило. В пьяном угаре мужчина несколько раз избивал Чонина до потери сознания и наконец дошел до того, что после очередного «побоища» в соцслужбы позвонили уже сами врачи. Чонин молил, упрашивал, но отца забрали. За издевательство над ребенком он получил год, но не выжил в тюрьме. Заботу о Чонине взяла на себя семья Чжунмена, его отец стал временным опекуном, помог парню снять небольшую квартирку недалеко от школы, а деньги эти Чонин ему возвращал, частично от различных подработок, частично...от гонок. Мен и Чонин были настоящими фанатами скорости. Еще с самого детства они обожали фильмы о гонках, завороженно смотрели на дорогие мотоциклы и машины и мечтали, что когда-нибудь и они сами станут крутыми гонщиками, такими, что о них заговорит весь мир. Чонин первым попробовал алкоголь, а Мен — сигареты. Они медленно, но верно испытывали на себе тьму этого мира, погружались в пучину греха. И вскоре уже руки Чонина забивали татуировки, а Чжунмен и Чанель, с которым они оба были знакомы уже много лет, организовали группу. Чанель был идеальным дополнением их компании — смешливый, улыбчивый маньяк. Он обожал издеваться над собой — шпалил руки, носил сумасшедшие линзы, мог то обриться налысо, то отрастить волосы ниже плеч. Именно благодаря ему, играющему на басу, Мен занялся музыкой. Правда, выяснилось, что для гитары у него не хватает терпения, но ударные стали для него идеальным инструментом. К тому времени они уже поступили в первый класс старшей школы, где сошлись с еще одной компанией — Сехуном, Тао и Ифанем. В какой-то мере именно глядя на ребят Чонин впервые подумал о том, что незачем искать себе «подруг на ночь», когда рядом ходит столько объектов для воплощения любопытства и гормонов? Чонин стал очень красивым. И хотя он то же говорил и самому Чжунмену, он не верил. Просто с Чонином никто не мог сравниться по силе света. Он был удивительным. Настоящим Королем и это вскоре признали все. Их дружба крепла, ребята ночи на городских гонках, где стали участвовать, стоило только Мену получить в подарок свою первую машину. Чонин и здесь рвался к успеху, он верил, что сможет добиться всего. Он был сложным и никого не подпускал к себе, используя людей лишь для секса и удовлетворения иных своих прихотей. Лишь его друзья имели для него значение. Лишь с ними он мог быть открытым, он мог смеяться и обнажать свою душу. Не так, как перед Меном, конечно, но все-таки. И так было до тех пор, пока в школу не перевелся Он. Его имя Мен усиленно старался забыть. Помогало этому то, что Чонин запрещал его называть при нем. Скромный малыш, добрый, открытый. Никто не понимал, что он забыл в этой школе, где каждый прогнил изнутри. Никто не понимал, почему именно его выбрал Король для того, чтобы в первый раз влюбиться. Чонин изменился. Он проводил с тем мальчишкой все свое время, забивал на школу и свои обязанности... Он жил и дышал внезапной, опьяняющей любовью. Которая, конечно же, была взаимной. А разве могло быть иначе? Все любили Чонина. Все. Как и Чжунмен. Он не сразу осознал это, а потом уже было поздно. Но его чувства к Чонину были далеко не братскими, они сжигали его. Каждое прикосновение, каждая улыбка, каждый миг наедине с ним — Мен наслаждался всем. Потому что лучше его мальчика для него не было никого. И когда Чонин влюбился... Мену показалось, что он умер. Внутри образовалась огромная дыра, в которой догнивали остатки его сердца. Он понимал, что между парнями все серьезно, но верить в это не хотел. Он готов был даже подкладывать под Кима других ребят, он молился, чтобы тот снова стал блядью, лучше уж так, чем видеть, что он может быть чьим-то еще... Чжунмен корил себя за это, но он проглядел, что творилось с объектом обожания Чонина. Ель пытался ему о чем-то рассказать много раз, но он лишь ссылался на занятость и уходил...а через неделю мальчишка прыгнул с крыши. И тогда едва не умер уже Чонин. Его сердце сгорело. А рука потянулась к бритве. Мен не помнил почти ничего из того времени. Он жестко сидел на каких-то таблетках, что подгоняли ему парни на гонках, чтобы забыться, потом стал пить все больше снотворного с водкой... Он не мог выдержать боли. Не своей. Чонина. Его душа, его тело, огарки его сердца болели так сильно, что хотелось кричать, не переставая. И они оба оказались в больнице. Просто Мен захотел последовать за Чонином. Он не знал, как жить без него. И не собирался. Но их спасли, спасли обоих. Ким не знал ничего о том, что произошло с Меном, знал лишь Чанель. Но он поклялся молчать и парень ему верил. Пак был удивительным человеком и умел держать свое слово. Шло время. Чонин стал настоящим монстром. Его вообще перестали заботить люди. Он хотел — он получал. Плевать, с кровью ли, с болью. Желания Короля были превыше всего. В результате одного из таких желаний в их кругу оказался и До Кенсу, скромный мальчишка. Тогда скромный. Уже через месяц общения с ними он забил руки и открыл истинного себя. Холодного, расчетливого, опасного. И верного. Он так же, как и Мен, был влюблен в Чонина. Но почему-то не бесил Чжунмена, наоборот. С ним он чувствовал себя наконец понятым. Они много общались, чаще по ночам, он научил Кенсу езде на мотоцикле, курить... А потому, когда он бросил их, не в силах выдержать то, что Чонин не любил его, Чжунмен воспринял это как личное предательство. Ему было больно именно от того, что Су бросил ЕГО. Он все больше искал успокоения в бутылке, зачастую, вместе с Чонином они пили такое, что не выдержал бы организм обычного человека. Но им было плевать. Они были уже мертвы. Оба. Их первая ночь прошла в пьяном бреду. Просто они оба отчаянно нуждались в тепле. Настолько отчаянно, что Сухо не помнил, кто кого поцеловал первым. Были лишь боль, жар, сорванные в криках голоса и слезы в уголках глаз. Были стыд, спутанные извинения Чонина по утрам и желание умереть. Дикое, безумное и непокорное. Просто потому что его болевой порог давно остался в прошлом. Просто потому что больше не было сил бороться. Не было смысла бороться. И сидя в этой машине, сжимая пальцами, до побелевших костяшек, руль, он мог думать только лишь о том, что скоро все закончится. Что его сердце наконец найдет успокоение, хотя бы в смерти. Но жизнь преподносит сюрпризы именно тогда, когда ждешь меньше всего. «Сюрпризом» Чжунмена стал юноша в серой толстовке, который робко постучал в окно его машины. Он говорил что-то на ломаном корейском, просил куда-то подвезти, а Чжунмен едва не плакал от облегчения. Потому что в этом районе почти не было людей. И тот мальчишка был своеобразным знаком, что время Чжунмена еще не пришло. Вот удивительно — он так хотел смерти, но стоило ей оказаться совсем рядом, он оказался к ней не готов. Не слушая спутанных объяснений, он просто усадил мальчишку в свою машину и повез туда, куда тот указывал. Мен не слишком хорошо был знаком с ночным Пекином, но его «гид» не обращал на это большого внимания и уверенно вел его, мимоходом грея пальцы дыханием. - Простите. У меня байк сломался неподалеку. Я шел... Пока не встретил вас. Спасибо, что помогаете мне, - на смеси китайского и корейского объяснил мальчишка, откуда-то прознавший, что Чжунмен не из Китая, - Вы — просто подарок судьбы. Юноша стянул с головы капюшон, но в темноте салона Мен не смог как следует рассмотреть своего таинственного попутчика. Он видел, что у него довольно изящный профиль, привздернутый нос. А еще он улыбался, это было слышно, это ощущалось столь явно, что Ким поневоле покраснел и кашлянул. - Да ничего... Вы... Я рад помочь. - А что вы делали на том пустыре, если не секрет? - мягкий смех наполнил салон, юноша повернулся на сидении, глядя на Чжунмена, и протянул, - Вы ведь не почки мои продавать едете? У меня не возьмут, болел много в детстве. Так что... Может... Лучше как-то договоримся по-другому? - юноше явно нравилось то воздействие, что он производил на своего водителя, заставляя его краснеть даже ушами. - Ничего не надо, правда! - хрипло пробормотал Чжунмен, притормаживая на светофоре, хотя дорога была пустой. Просто надо было отдышаться. А сделать это было очень непросто. Ведь он ощутил аромат сигарет и неплохого одеколона так близко, что сердце отчего-то заколотилось в горле. Мен старался отвлечься, думать о Чонине, о том, что он скоро вернется в Сеул... О чем угодно, кроме мягких губ, которые почти касались его уха. - Совсем ничего? - юноша коснулся кончиком языка его мочки и сжал ее губами. Мен поневоле тихо застонал, кусая губу, и нажал на газ, думая, что так его пассажир остановится. Но ничего подобного. Парень прерывисто задышал. - Я чувствую, что тебе нравится. Ты горишь, милый. Вот здесь... - Что ты... - застонал Мен, когда шаловливые пальцы накрыли его пах, жестко сжимая, поглаживая. Он поневоле сглотнул, хрипло рыча, и юноша заерзал, терзая языком и губами его ухо. Он сильно сжал мочку зубами, а потом прошептал такое, что Чжунмен едва не закричал от того, как это прозвучало горячо, бредово и безумно возбуждающе. - Сейчас я возьму твой член в рот и буду сосать. А ты не смей останавливать машину, поезжай прямо... - Но дорога... - попытался было воспротивиться Чжунмен, но уже через пару минут его возбужденный член был освобожден от белья и по нему скользили сильные пальцы. - Не бойся, - тихо засмеялся мальчишка и отодвинулся. А через секунду Чжунмен гортанно зарычал, как сумасшедший впился в руль и откинул голову, стараясь держать машину ровно. Но это было делать очень непросто. Мягкие губы собирали смазку, а язык скользил по венам, обнажал головку. Сжав основание пальцами, юноша приоткрыл рот, медленно втягивая член Чжунмена за щеку, и стал сосать. Сосать так, что парень, у которого был довольно богатый опыт личных отношений, взмолился темным богам, чтобы это удовольствие не кончалось. Горячий, мокрый рот, крепко сжимающие его член губы и язык, сука, проколотый язык, которым мальчишка работал так, будто был вдохновлен самим дьяволом, заставляли Мена едва ли не кричать. Он сходил с ума и протяжно скулил, рычал до хрипоты, и, вплетая пальцы в короткие мягкие волосы, управлял мальчишкой, хотя ему и не требовалось это. Жестко, жадно, страстно юноша отдавался ласкам, что дарил Мену, и вскоре тот не выдержал, застонав часто-часто, и поневоле вдавил педаль газа в пол... Он выгнулся, проникая почти в самое горло своего дьявольского незнакомца, и излился ему в рот, срывая голос от удовольствия. Мальчишка быстро глотал и собирал с члена Мена сперму, облизывая губы, словно это было самое вкусное лакомство. - А теперь направо, и мы приехали, - как ни в чем не бывало сообщил он. Ким кивнул, на автомате делая то, о чем его попросили. И припарковался, пытаясь отдышаться. Он не знал, что сказать, да этого и не требовалось. Повернувшись, он улыбнулся, и, подавшись вперед, притянул к себе юношу, сжимая пальцами его подбородок. Мальчишке явно было неловко целоваться после минета, но вскоре он приспособился и стал тихо постанывать от умелого языка в его рту, жадных губ и рук, что обнимали его столь крепко и властно. Мен случайно задел его бедра и понял, что пах мальчишки мокрый. - Ты...кончил? - ухмыльнулся он и юноша смущенно заерзал, едва заметно кивая. - Очаровательное существо, - засмеялся Мен, вновь приникая к его губам. Они оторвались друг от друга лишь через час, а потом с Чжунменом что-то произошло и он...просто рассказал, пусть и без имен, рассказал юноше все, что творилось у него на душе многие годы, о том, что на том пустыре он хотел покончить собой, а до этого были таблетки... О своей болезненной любви, о Чонине и остальных ребятах. Говорили они до самого рассвета, разложив сидения. Юноша лежал головой на груди Мена, сжимая его руку в своей, и просто слушал, не перебивая. А потом наклонился и коснулся губами его губ. - Никогда. Никогда так больше не делай, малыш. В твоей жизни обязательно еще будет кто-то, может, и не твой возлюбленный, но он примет тебя таким. И вылечит твое сердце. Ты просто подожди. И однажды все придет. - Думаешь? - пробормотал Чжунмен, прикрывая глаза. - Уверен. Ты надолго еще здесь? - Недели на полторы... - прищурился он, касаясь губами солнечных волос. Юноша отстранился, накидывая капюшон, так, что были видны лишь губы и привздернутый нос. - Тогда приходи на одно закрытое мероприятие. Под главным мостом. Сегодня в полночь. Там начнутся гонки, думаю, тебе понравится... - Я слышал о них, - нахмурился Чжунмен, - Но они на то и закрытые, меня туда не пустят. - Дашь охранникам вот это, - незнакомец вложил в ладонь Чжунмена пластиковую карту, на которой был изображен цветок лилии, навроде тех, что изображали на средневековых гербах. Юноша собрался, чмокнув Чжунмена в губы, и вылез из машины. Но Мен окликнул его, нахмурившись: - А точно поможет? - Естественно. Просто скажи, что тебя пригласил Нао, - ухмыльнулся мальчишка и исчез. А Чжунмен откинулся на спину, забыв, как дышать. Он действительно приехал ночью на гонки. Ни карта, ни слова о Нао не удивили охранников и Мена пропустили на гонки. Дорогие машины, море полуголых девушек, доступных так же, как и любые напитки, люди всех национальностей и море огня. Зрелище поистине завораживало. Мен осматривался, надеясь увидеть хоть кого-то, с кем можно пообщаться, и вдалеке заметил юношу, смахивающего на корейца. Он подъехал к нему и вышел из автомобиля. Какие-то девушки подходили, но Чжунмену это было неинтересно. - Привет, - кашлянул он. Юноша и впрямь оказался корейцем, звали его как-то замысловато, а потому Мен не запомнил. Парень явно был рад перейти на родной язык, а потому они с Сухо разговорились, обсуждая историю этих гонок, основных «героев». Алкоголь лился рекой, девушки мелькали тут и там, а с ними и смазливые мальчики, коими Мен увлекался больше. А потом он увидел его. Его полет. Его новый знакомый что-то восторженно шептал, а толпа расступалась перед Ним. Юноша, был обтянут в кожу, его лицо скрывал шлем, а за такой байк, как у него, любой мальчишка продал бы душу. Он уверенно ехал к старту. И это определенно был Нао. Грация, сила, сексуальность в каждом движении. Кто-то из явных новичков хотел с ним посоревноваться, но его быстро остановили. Ибо с этим королем не мог спорить никто. Он был настоящим ангелом, у него словно были крылья. Он не боялся преодолевать даже самые сложные преграды, держаться в воздухе за руль лишь руками, ставя байк на заднее колесо и с легкостью балансируя, стоя на нем и победно поднимая руки над головой, не боялся рисковать собой каждый миг своего существования. И он покорял этим всех, подчинял своим бесстрашием и силой, повергал всех на колени. Самый молодой, самый известный гонщик Китая, а то и всей Азии, его на этом «празднике жизни» хотели все. О нем грезил каждый, кто хоть раз о нем слышал. Даже Чонин. А теперь Чжунмен видел его. Встречался с ним. Наслаждался им. И открыл ему душу. И, пожалуй, Нао стал для него тем, кем не был даже его Король. Его личным солнцем, пламенем, спасением... Его личным божеством. Наши дни. - Эй, брат, что с тобой? - Мен отмахнулся от лишь раздражающего его приятеля и, словно завороженный, сделал несколько шагов вслед за ушедшим Ханем. Его походка была уверенной, грациозной, гордой. Так же, как и два года назад. И это подкашивало колени и заставляло сердце разбивать в крошку ребра. - Я просто только что увидел божество... Свое божество... И теперь для Чжунмена все должно было измениться.