Вспомнит

      – Поймите же, он не виноват! Это была случайность… - на её глазах слёзы, а в голосе звенят нотки истерики. – Отпустите его, прошу! Это был несчастный случай, клянусь вам!..       Медсёстры оглядываются в лёгком испуге.       – Юная леди, пожалуйста, успокойтесь, - произносит немного растерянно полицейский, пришедший в больницу для опроса пострадавшей. Наверняка не ожидал такой бурной реакции.       А Син только и может, что сдерживаться. Сдерживаться, чтобы не заулыбаться. И чувствует, как что-то тёплое разливается в груди. Да, это несвоевременно и странно, но сейчас он… Может быть, даже счастлив.       – Эй, тихо. Ты же ранена. Лежи, – кладёт руки ей на плечи. И всё-таки посылает ей лёгкую улыбку, взглядом пытаясь сказать, что всё будет хорошо. Она смотрит на него с тревогой, но, в то же время, в глазах плещется нежность, и Син проклинает себя за то, что не может вернуть ей обратно всю её доброту.       – Син… - еле слышно произносит она. Сколько тепла в этом звуке…       – Син?.. – зовёт робко, неуверенно. Опомнившись, Син поднимает голову от собственной чашки и встречается с ней взглядом. Понимает, что, кажется, слишком глубоко ушёл в свои мысли. В воспонимания.       Он невольно снова и снова возвращается к тому моменту, когда, в слезах, она так усердно оправдывала его перед полицией. Это было… приятно. Даже её слёзы, которые он терпеть не мог, в тот момент были приятны. Нет, конечно, ему не хотелось, чтобы она плакала. Но, в то же время, от осознания того, что эти слёзы лились для него и за него, становилось щекотно. И тепло.       А вот она не помнит. Она не помнит ничего. Ни единого дня из многих лет, что они провели вместе. Ни единой секунды из всей жизни.       Она сейчас похожа на куклу. Лицо почти лишено эмоций. Да и в бирюзовых глазах, теперь больше похожих на стекляшки, уже нет нежности. Только страх, а за ним – пустота. В её памяти пустота. В её сердце пустота.       «Ты в порядке, Син?», – всегда спрашивала она, немного наклонив голову и заглядывая ему в лицо, когда что-то было не так. Волновалась, но слегка улыбалась, пытаясь подбодрить. Так было и в день, когда арестовали его отца. Так было и когда она, проснувшись на больничной койке после той ужасной трагедии, увидела его, сидящего рядом на стуле. Но сейчас… сейчас нет и этого.       – Я, наверно, пойду. До завтра, - относит пустую чашку на кухню и торопливо уходит. Слышит, как она, попрощавшись, закрывает за ним дверь.       Конечно, он делает вид, что всё в порядке, но… на самом деле, это больно. Больно осознавать, что нет не то, что любви – нет даже тех уютных отношений, что строились с детских лет. Пусть даже от последних он и отказался сам ещё три месяца назад, признаваясь в своих чувствах.       Они доверяли друг другу во всём. Они понимали друг друга с полуслова и полужеста. Они знали друг о друге всё. А теперь? Кто перед ним? И кто перед ней?       Впрочем, не ему жаловаться. В конце концов, это произошло из-за него. Если бы он смотрел по сторонам, если бы был осторожнее, если бы… Она бы сейчас не произносила его имя так неуверенно, в опасении чего-то. В её голосе до сих пор звучало бы тепло, когда она произносила один-единственный слог. Слог, который действительно обретал смысл только в её устах. «Син…».       Син чувствует, как пустота пытается поглотить и его, но не сдаётся. Она вспомнит. Обязательно вспомнит. Он обещал.