Праздник

Мы уже полчаса ждали Могрейна, сидя за большим овальным столом в офицерской комнате. Все развлекались, как могли - кто-то спал, кто-то пришивал аккуратными стежками палец, напротив меня Раздор и леди Смертный Шепот играли в крестики-нолики, начертя решетку на куске человеческой кожи. Я вырезал свое имя на столешнице, и это было нелегкое дело, потому что нож был тупой, а столешница саронитовая. Поэтому получилась только буква "т" - зато какая "т"! - Что это за раскоряка? - спросил сидевший рядом Орбаз, навалившись мне на плечо. - Сам ты раскоряка, - ответил я, и толкнул его локтем, и хотел добавить еще что-нибудь обидное, но тут распахнулась дверь и появился Могрейн. Он вошел так стремительно, что пара незанятых стульев опрокинулась, словно от ураганного ветра. Раздор взвизгнул, кто-то глухо заворчал, а Могрейн шагнул к столу и швырнул на него бумаги так, что они разлетелись веером. - У нас бунт, - неожиданно тихо сказал он. Как все сразу оживились! Бунт - это хорошо, это значит, что можно будет подавлять его, никуда не отлучаясь из дому. Всю неделю шел снег, дороги, конечно, никто не чистил, и ездить по ним было пыткой. Даже для меня, а я ведь люблю пытки и мучения. - Кто на этот раз? - спросил Разувий. - Очередная баньши с шилом в... - Поганища, - сказал Могрейн, не слушая. - Растоптали дюжину вурдалаков и разорвали дежурных горгулий. На все вопросы отвечают обиженным ревом. - Уничтожить! - воскликнул Орбаз. Этому только бы уничтожать. - Накануне наступления? Ты идиот, - сказал Кольтира. Этому бы только выпендриться. - Еще предложения? - Не предложение, но уточнение, - сказала баньши Сиокси. - Шевелите своими тухлыми мозгами активнее, ребятки. Повелитель прибудет через три дня, и к этому времени наша маленькая проблема должна быть решена. Надеюсь, все понимают, почему? Мерзоцид хихикнул и взмахнул карандашом, будто скальпелем. - Именно, - сказал командир Могрейн. Все тут же стали изображать раздумье, только Орбаз сидел с глупой ухмылкой и почесывался. Я честно попытался придумать способ усмирить поганищ, не причиняя им вреда. Можно, например, заковать их в лед... да, но для этого надо к ним подойти, а пока будешь творить заклинание, они набегут и растопчут! Не годится. А если с воздуха? Можно привязать тех, кто полегче, к горгульям... И тут поднялся Кольтира и сказал своим писклявым эльфийским голосом: - Я считаю, что к поганищам следует отправить парламентера. - Вот как? Разумно, - помолчав, сказал Могрейн. - Лучше потерять одного, пытаясь решить дело мирно, чем лишиться множества боевых единиц в попытке подавить восстание силой... Может, ты желаешь, чтобы я доверил эту ответственную миссию тебе? Кольтира улыбнулся. Я встретился с ним взглядом и чуть не отшатнулся: глаза его горели пламенем мстительного торжества, как два синих факела! - Нет, командир Могрейн, - сказал Кольтира. - У нас есть другая кандидатура. Я вцепился в столешницу. Нет. Он не посмеет. Он не посмеет, я же его раскатаю. Даже месть имеет свои границы. Нет. Но было уже поздно. - Ах да, точно, - сказал Могрейн, потерев лоб. - У нас же есть Тассариан. *** Так повелось с самого начала моей службы. Кому-то из новичков давали под командование жалкий отряд вурдалаков, кто-то сам потом становился вурдалаком, кто-то шел на повышение, кого-то подсиживали, кто-то тух в штабе, кто-то ударялся в наставничество... Я командовал поганищами. Куча лет прошла с того момента, как капитан Фальрик втолкнул меня, ошалелого, с незатянувшимся шрамом, в толпу мясных големов, и сказал: - Принимай власть, - а они толпились вокруг, гудели, ворчали и причмокивали, потому что шрам вкусно пах кровью, а сам я еще недавно был совсем живым. В первом же бою они чуть не затоптали пехоту, и Фальрик потом орал на меня так, что даже с дальних застав пришли посмотреть, в чем дело. Во втором бою я решил проявить тактическую хитрость и ударить с фланга, но мы попали под обстрел проклятых эльфийских лучников, а потом во время отступления заблудились в тумане, и я в первый и последний раз слышал, как смеется командир Могрейн, наблюдая, как я пытаюсь собрать своих бойцов в кучу. Но в третий раз поганища решили исход битвы, и сам повелитель сказал: - Очень хорошо, Тассариан. С тех пор все стали думать, что у меня замечательно получается командовать безмозглыми тварями. Но это была неправда. Дело в том, что командовать поганищами нельзя. Вообще. Поганищ можно только упрашивать, угрожать им или обещать разные веселые вещи. Субординация и дисциплина - слишком длинные слова, которые не помещаются в их маленьких головах. Они слушаются только повелителя - но не так, как слушаются солдаты командира, а как дети отца. Они хитрые, капризные и жестокие, как дети - дети, способные неосторожным движением расплющить тебя или оторвать голову, чтобы сыграть ею в "горячую картошку"… Дай только повод; а уж он-то у них всегда найдется. Понятно, что слава укротителя поганищ меня вовсе даже не радовала, скорее даже наоборот; и вот настал день, когда она (да, и еще один злопамятный эльф, будь проклята его гнилая душонка) привела меня к гибели. *** У Раздора нашелся чистый носовой платок, а Могрейн, пошарив в ящике стола, вытащил линейку длиной с добрый меч. Платок привязали к линейке и вручили мне этот флаг парламентера. - Не забывай махать им, - напутствовал меня Разувий. - Может, от удивления они убьют тебя не сразу. Кто-то засмеялся, но мне уже было все равно. Я толкнул дверь и вышел наружу, не удостоив Разувия ни ответом, ни взглядом. Пусть, пусть веселятся; пусть сейчас меня разорвут на куски, а им зато придется держать ответ перед самим повелителем, и неизвестно, чья судьба незавиднее! Снегу навалило по колено. Он блестел в зеленоватом свете фонарей, всё падая и падая с тёмного неба. Было тепло и тихо, ни малейшего ветерка; мой белый флаг висел безжизненно, как снятая кожа. Я высунул язык и дождался, пока на него упадёт снежинка. У нее был вкус пепла. Впрочем, последние лет пять у всего был вкус пепла. Поганища столпились за казармой, огромные, бледно светящиеся в темноте. За сто шагов я уже слышал, как они сердито гомонят и звякают крюками. Мне стало страшно. Вообще-то мы, рыцари смерти, не ведаем страха, но я в тот момент был рыцарем смерти, идущим на встречу с разъяренным стадом чудищ, каждое из которых как два быка. Тут бы любой изведал и страх, и ужас, и все такое. Поэтому я поднял флаг повыше и бешено замахал им над головой, надеясь, что эти болваны верно истолкуют знак мира и доброй воли. В отсутствие Лоскутика - его отправили в Наксрамас для пришивания новой экспериментальной головы, - заводилой у поганищ был Лузран. Я часто его ругал, но по большей части мы с ним ладили, потому что он был поганище хоть и ленивое, но сообразительное. Как только я подошел, самые тупые сразу бросились ко мне, намереваясь растоптать, но тут послышался рев Лузрана: - Не убивать! - и звуки смачных оплеух, которые он раздавал, продираясь сквозь толпу. Никогда еще я не был так рад видеть его, честное слово. Лузран остановился в двух шагах и склонил голову набок, разглядывая меня с каким-то даже высокомерием. - Так-так, - сказал он. - Прислали Тасса, трусливые людишки. - Лучше Тассу не сердить нас! - крикнул кто-то. - А то пойдет домой без ног! - Лучше делать, как мы скажем! - Дать нам, что мы хочем! - Но вы не говорите, из-за чего подняли бунт! - обратился я к Лузрану, когда вопли стихли. - Только бушуете и убиваете горгулий. Это не дело. Вы солдаты в армии, а ведете себя, как маленькие дети. Разве повелитель похвалит вас за такое? Но Лузрана этим было не пронять. - Пусть повелитель знает, что мы обижены! - заревел он. - Пусть знает, что людишки не ценят поганищ! - Да с чего вы взяли, что вас не ценят! - заорал я на него, теряя терпение. - Ценят вас и уважают, безмозглые вы туши! - Не ценят, - гнул свое Лузран. Остальные подтвердили его слова зловещим гудением. - Хорошо, ладно, - покладисто сказал я. – Не ценят, не уважают. Притесняют, обижают. Так как же нам исправить это? Что сделать, чтобы вы простили нас? Вместо ответа Лузран нагнулся и зачерпнул пригоршню подтаявшего снега. Я думал, что он сунет мне его за шиворот, чтобы насладиться своим превосходством над людишками; но Лузран просто спросил: - Что Тасс видит? - Снег. - Когда бывает снег? - Зимой. - Что еще бывает зимой? Я задумался. Зимой бывает много вещей, но ни в одной из них я не видел причины поганищам сходить с ума. - Зимой бывает Зимний Покров, - подсказал Лузран, глядя на меня, как на слабоумного. - Веселый праздник для людишек, и для поганищ тоже. Но никто, никто, Тасс, не спросил, хотим ли мы отметить его. Все думают - мы безмозглые туши. Не надо дрожать. Пойди и скажи им: поганища хотят праздника. Настоящего праздника. Сделайте его нам. - С угощениями! - С огнями! - С подарками! - С ёлкой! Лузран слушал выкрики, кивая и улыбаясь; а потом наклонился и сказал тихонько: - Или мы устроим себе праздник сами. *** - Перво-наперво, - сказал Разувий, - следует найти того, кто растрепал им про Зимний Покров, снять живьем шкуру, выпотрошить, а язык отрезать и бросить на дно выгребной ямы. Это было принято единогласно. - До окончания праздника осталось два дня, - хмуро сказал командир Могрейн. - Есть добровольцы в организационную команду? Так я и думал. Значит, Тассариан и... Я еще не успел прийти в себя после беседы с Лузраном, поэтому махнул рукой на этот новый подарок судьбы; а вот другие затаили дыхание. Раздор напротив меня скрестил пальцы. - ...пожалуй, Кольтира, раз он сегодня уже проявил инициативу. - Командир Могрейн! - завопили мы в один голос с Кольтирой. Не может же он так поступить! Ладно, я подозревал, что подготовку к дурацкому празднику они свалят на меня под тем предлогом, что я будто бы хорошо управляюсь с бесноватыми тварями; но давать в помощники эльфа-белоручку, это... это не знаю даже, как назвать. Это изощрённая запредельная жестокость. Я посмотрел на Кольтиру - вид у него был унылый и злой. Я знал, что он брезгует поганищами; наверное, еще и боится их. То-то будет ему веселье! Но я даже не испытывал злорадства, только желание избавиться от эдакой обузы. Пусть Могрейн даст мне Орбаза или кого-нибудь из простых нормальных ребят без эльфийских завихрений, мы тогда в два счета все устроим. Никто же не хочет, в самом деле, чтобы поганища сдержали свое обещание? А это обязательно случится, если мы будем работать вместе. Я высказал свои мысли высокому собранию, а Кольтира кивал и поддакивал, дернувшись только на фразе про завихрения. - Я не имею организаторской жилки, - начал открещиваться Орбаз, пнув меня под столом. - Я думаю, Кольтира справится, хоть и эльф. Тем более, что эльф! У них талант ко всяким церемониям, ритуалам и прочей чепухе. - Я не справлюсь! Но тут командир Могрейн поглядел на нас - сначала на него, потом на меня, - особым пронизывающим взглядом и припечатал: - Приказ обжалованию не подлежит, хоть изойдите на нытье. Ступайте и выполняйте его. Можете использовать свободных вурдалаков для грязной работы. Идите, идите! Потом они перешли к обсуждению грядущего сражения, а мы поплелись прочь. - Знаешь, Тассариан, - сказал Кольтира, не глядя на меня, - я буду очень признателен, если ты все общение с поганищами возьмешь на себя. Раз уж ты имеешь на них влияние. А я... ну, я могу нарядить елку. Или развесить гирлянды. Или... кстати, а где мы возьмем елку, гирлянды и прочее? И где мы возьмем дедушку Зиму, наконец? - Вот и подумай над этим, - ответил я ему со злостью. - Но лучше бы подумал, прежде чем распускать свой поганый язык! Повернулся и побрел к повстанцам. Конечно, глупо было обижаться на Кольтиру. Я знал, что он ненавидит меня. Для того было много причин, не считая того, что это именно я его прикончил; взять хотя бы прошлый раз, когда мы получали на складе обмотки для гулей, и я забрал последние, а Кольтире не хватило. Или тот случай, когда я в столовой нечаянно облил кровью его новый плащ... Это все нормально и понятно; я даже не обиделся, если бы он отомстил мне, как обычный рыцарь смерти - насыпал червей-трупоедов в доспехи или утыкал спину Сумрака освященными иголками. Я бы слова не сказал. Но сидеть и слушать, как он отправляет меня на верную погибель, было как-то скверно, потому что я почему-то думал, что он не такой. Не как Орбаз и остальные. Лучше. Но, с другой стороны, никто тут не нанимался оправдывать мои ожидания, и вдвойне глупо было бы ждать этого от существа, которое я собственноручно порешил. Поэтому я решил, что впредь буду терпимей к Кольтире. В конце концов, через два дня нас, скорее всего, ожидает мучительная смерть от разъяренных монстров – пусть потешится напоследок, если так ему будет легче. *** Там и сям на плацу лежали огромные туши, припорошенные снежком. Дурной знак! Оставшись без дела, поганища быстро впадают в апатию, а потом начинают все крушить, поэтому важно их чем-нибудь занять; только чем вот? Вряд ли они захотят провести учения или походить строем. По очертаниям я кое-как определил лежбище Лузрана и пнул его в бок. Лузран стряхнул с себя снег и уставился на меня одним глазом. - Тасс пришел преклонить колени? - Повелитель сказал, что будет праздник для поганищ, верных солдат Плети. Но где тут солдаты Плети? Только какие-то жалкие бунтовщики. Для них праздника не предусмотрено. - Мы не вернемся в казармы, пока не будет праздника для всех поганищ. Я мысленно сосчитал до десяти. - Ладно. Тогда займитесь делом. Это ваш праздник, так помогите нам. - Как? Я переступил с ноги на ногу. Из-за страха перед восставшими болванами плац, конечно, никто не чистил, и теперь у меня были полны сапоги снега... Точно! Пусть наведут тут порядок. - Подготовьте место для столов с угощениями. Сгребайте снег в кучу и постройте из него крепость, что ли. И ледяную гору. Налепите снеговиков. У вас праздник, так веселитесь! Лузран пошлепал губами. - Гору, - сказал он. Я оставил его обдумывать эту идею, а сам пошел искать Кольтиру. Наверняка он бездельничал последние пятнадцать минут, а мне очень хотелось на кого-нибудь наорать. Разумеется, я помнил о своем обещании быть терпимей, но это совсем не значило, что глупый эльф будет бить баклуши, пока я впахиваю за двоих, правильно? Но Кольтира удивил меня. Даже, пожалуй, испугал. - Вот список того, что нам необходимо подготовить, самый минимум, так сказать, - сказал он, тыча мне под нос исписанный листок. - Кровью помечено то, что нужно начать делать прямо сейчас. Сажей - то, выполнение чего можно поручить вурдалакам. Это копия для тебя. Изучи внимательно. Есть какие-то пожелания? - Э-э-э, - сказал я. - Отлично. Начнем с вот этого, "праздничная еда". В Луносвете мы готовили изысканные блюда, они не годятся для поганищ. Что насчет крестьян, Тассариан? Чем угощалась чернь? - Мама готовила окорок и печеньки, - нечаянно сказал я, прежде чем соврать, что ничего не помню. Я помнил, я все помнил: как мы с сестрой караулили дедушку Зиму, как ездили с отцом за елкой, как получил однажды кусок угля вместо подарка... И помнил стук, с которым отрубленная голова упала и покатилась по полу. Я никогда ничего не забывал. И не забуду, наверное. Я плохой рыцарь смерти. - Эй, прекрати стоять и жалеть себя, - сказал Кольтира. - Ты слишком сентиментален для солдата Плети. - С чего ты взял, болван, - ответил я ему дрогнувшим голосом. - Это... это просто воспоминания об ужасных годах, когда я не служил повелителю, причиняют мне страдания, вот и все. Кольтира хмыкнул. - Значит, окорок и печенье, - пробормотал он, делая в списке пометку. - Где же нам взять такой огромный окорок, чтобы накормить всех поганищ, а? *** Профессор Мерзоцид смотрел на нас и смеялся, смеялся, смеялся без остановки. - Сшить... суперпоганище... чтобы... угостить... остальных! - икал он, обхватив руками свои костяные бока. - Ох! Сейчас... подождите минутку... Мы терпеливо ждали, пока пройдет этот нелепый припадок веселья. Я лично не видел ничего смешного в том, чтобы сшить некое подобие праздничного окорока из непригодных к работе остатков. Ему же не надо будет ходить и выполнять боевые задачи! Всего-то тихо и мирно запечься до вкусной корочки, полежать на столе, чтобы все полюбовались, а потом быть съеденным. С этим даже гуль бы справился. - Ладно, к делу, - у Мерзоцида в горле еще клокотал глупый хохот, но лицо уже стало серьезное и деловое. - Почему именно окорок? - Потому что это праздничная еда простолюдинов! - надменно сказал Кольтира. - Вряд ли хоть в одном из этих увальней есть кусок представителя знати. Мерзоцид задумчиво поскреб подбородок. - Не знаю, не знаю! Моя жена всегда к Зимнему Покрову готовила гуся. Покупала на ферме самого жирного, мы потом его неделю ели. Ох, и вкусен же был! Она добавляла какие-то травы, не помню, как они... - Да чтоб тебя, профессор, - не выдержал я. - Просто сделай, о чем попросили, и может быть, твою лабораторию не разнесут по кусочку! Хоть с травами, хоть с дерьмом - но в праздничную ночь тут будет две сотни веселых и сытых поганищ, или же две сотни злых и голодных. Решать тебе! - Ладно, ладно, - отмахнулся Мерзоцид. - Ступайте. - Ты ведь сделаешь то, что тебе велено? - уточнил Кольтира. - Безо всяких сюрпризов? Да? - Да, да, да, - рассеянно пробормотал Мерзоцид, выталкивая нас за порог. - Идите, идите. Он захлопнул дверь, прищемив мне край плаща. Мы с Кольтирой переглянулись. - В любом случае, у нас будет печенье, - неуверенно сказал Кольтира. - В празднике главное ведь не угощение, а атмосфера, правда? Я не стал отвечать. Это было бы слишком жестоко. *** Тем временем, вокруг кипела работа: вурдалаки красили колючую проволоку в зеленый цвет, чтобы превратить ее в омелу – непременный атрибут Зимнего Покрова; поганища под руководством Лузрана ковырялись в снегу, скатывая огромные шары и громоздя их друг на друга; тлеющие скелеты принимали живописные позы и даже плясали, взявшись за руки, для того, чтобы наш праздник блистал и искрился… Мое мертвое сердце радовалось при виде этой прекрасной картины всеобщего единения в труде, и даже какое-то подобие умиротворения проникло в мою черную душу! Но едва мы повернули к столовой, как увидели несущегося во весь опор гибкого ловца. - Хрпл! Хрпл! Пффр хрпл! - крикнул он, заприметя нас, и взмахнул рукой, призывая поспешить. Как оказалось, произошло непредвиденное: в огромный чан, где гигантские ножи перемешивали тесто для печенья, свалился чей-то скелет-прислужник! Рогатый шлем то показывался на поверхности, то опускался в глубину. Сердце у меня упало. - Пффр хрпл гхыф пфф, - сказал ловец, горестно заламывая руки. - Хрпл пфф! - Как это – нет больше муки?! Что же это будут за печенья такие! Даже невзыскательные поганища возмутятся, когда на зуб попадется мосел или обломок меча... Возмутятся - и забьют остатки угощения виновникам в глотки. В лучшем случае, только в глотки. Кольтира наблюдал за круговоротом костей, как завороженный. Безмозглый эльф, нашел время любоваться! Я толкнул его, но Кольтира продолжал стоять истуканом. Я толкнул сильнее, втайне надеясь, что он потеряет равновесие и присоединится к тому неудачнику в чане. - Прекрати, идиот! – рявкнул Кольтира. – Ты сбиваешь меня с мысли! - Мысли? - Ну да; вообще-то, в отличие от тебя, у меня в голове мозг, а не солома. Я способен мыслить. И, кажется, я нашел способ спасти твою гнилую крестьянскую шкуру. Я не стал напоминать, что его гнилая высокородная шкура тоже под угрозой – не было времени для сословных распрей; я просто сделал заинтересованное лицо и приготовился выслушать какую-нибудь бредовую идею. - У нас будет печенье. У нас будет печенье с предсказаниями! Надо только найти побольше всякого хлама и накидать в тесто. Видит повелитель – я очень терпеливый труп; я не стал кричать, истерически хохотать, закрывать лицо руками или биться головой о стену столовой. Я сказал только: - Отлично придумано, Кольтира. - Конечно, - небрежно ответил он, отворачиваясь; но я видел, как просияла от похвалы его высокомерная рожа. Под покровом тьмы мы, как два преступника, вооружившись ломиком и парой мешков, ползком подбирались к складу. Ползком – потому что горгулья, сторожившая его, была из новеньких и еще не знала, что если старшие по званию желают ограбить вверенный ей склад, то лучше спрятать голову под крыло и не отсвечивать. - Быстрее! Тише! – то и дело шипел на меня Кольтира. – Хватит лязгать! Шевели задницей! Сам он тоже лязгал доспехами и полз, как полураздавленный трупный червь; но я решил, что буду выше глупых упреков. Что с него взять, в конце концов? Понадобился всего один удар, сильный и точный – и сломанный замок бесшумно упал в снег. - Так-то, - сказал Кольтира, отбрасывая лом. – Вперед, деревенщина! Грабь награбленное! Мы двинулись вдоль полок, на которых теснились сундуки и сундучища, короба и коробища. Здорово было небрежно хватать из них по горсти и кидать в мешок – будто по ярмарке идешь и покупаешь, что захочется. Вот статуя с обломанными руками, вот гнутая корона, вот блестяшки, вот старинные часы, вот гномский бинокль, вот медальон с эльфийкой… Глаза разбегаются! Но я не давал им сильно-то разбегаться, а занимался делом, украдкой наблюдая еще и за Кольтирой. Кто знает, как на эльфов, пусть и мертвых, действует золото? Вдруг у него крышу снесет от драгоценностей? - Ух ты! – воскликнул вдруг он. – Погляди-ка, что я нашел! То были ящики – множество подгнивших ящиков, в которых рядами стояли пыльные кувшины. Я вытащил один и прочитал вслух: - «Даларанское крепленое. Особое, изысканное». Кольтира присвистнул. - Из личных запасов Могрейна, - сказал он благоговейно. – Смеем ли мы использовать это вино для увеселения поганищ? Я задумался. Вроде бы командир Могрейн говорил, что мы можем привлекать себе в помощь все свободные силы, но вот является вино свободной силой? Кажется, оно ресурс. Или ресурс – это как сила, только более узко? Я почувствовал, что мозги закипают, поэтому перестал размышлять на эту тему и твердо сказал: - Смеем. Наверное, он просто забыл о нем, иначе сам бы предложил выставить на стол. - Превосходно, - ответил Кольтира. Он вытащил свой список и аккуратно зачеркнул в нем строку «праздничная атмосфера». – Что ж, дело за малым! Осталось лишь нарядить и украсить дерево. Пара пустяков. Я кивнул, соглашаясь. Подумаешь, задача! С эти даже гуль бы справился. Наверняка. *** - Ты знаешь, - сказал Кольтира пару часов спустя, - мы вряд ли найдем елку, если будем продолжать ехать по дороге. Надо свернуть в лес. - Ты знаешь, если мы свернем в лес, то утопнем в снегу. - В таком случае, каков же твой план? Я ничего не стал ему отвечать, просто посмотрел надменно и отвернулся. Мой план! Я надеялся, что рано или поздно какой-нибудь фермер поедет нам навстречу с уже срубленной елкой. Мы убьем его и заберем дерево. Загвоздка была в том, что стараниями Плети живых в округе не осталось. ...Хотя нет. Остались. - Алый орден же! Кольтира вздрогнул и уставился на меня. - Мы украдем елку у Алого ордена. Наверняка они отмечают Зимний покров. - Они же паладины, - резонно возразил Кольтира. - Они проводят дни в сражениях и молитвах. Праздники не для них! - Пфф, ерунда. Паладины любят праздники. - Наверняка они хорошо охраняют свое дерево, - продолжал нагнетать Кольтира. - Наверняка оно уже украшено шарами, мишурой и имбирными пряниками. - Мы можем погибнуть или попасть в плен! - Тогда нас не растопчут поганища и не удавит Могрейн. Кольтира вздохнул, явно колеблясь. Наверное, пытался из трех зол выбрать менее болезненное и унизительное, трусливый эльф. - Замечательно, - буркнул он, наконец. - Едем в Дольный Очаг. Мы остановились на вершине пологого холма, с которого на крепость открывался превосходный вид. Она вся была как на ладони; можно было разглядеть огоньки в окнах и бродивших туда-сюда часовых, покачивающиеся тела на виселице и нахохлившихся ворон на колокольне. Но самое главное - там была елка. И она была огромна. Высокая, в четыре человеческих роста, она, казалось, вонзалась в небеса; и да, она уже была наряжена и украшена всякой всячиной. И шары, и пряники, и мишура, и серебряный дождь, и импортные эльфийские огоньки - чего там только не было, на этой елке! Нашей елке. Мы с Кольтирой замерли, любуясь ею. - Это какое-то особое елочное волшебство, - прошептал Кольтира. - Это паладинская магия. Я снял с седла моток веревки из великаньих жил - самой прочной и надежной веревки. Из нее делают канаты для кораблей Плети, поводья для ледяных драконов и всякие такие вещи, так что одно дерево она точно выдержит. Мы просто привяжем елку покрепче и на конях приволочем ее домой. Все просто. Жаль, конечно, что ветви пообломаются в дороге, ну да что поделаешь! Иногда приходится жертвовать малым ради великого. - Готов? – шепотом спросил я Кольтиру. Он кивнул, стиснув поводья дрожащими руками. И тогда мы ринулись с холма вниз. Ветер свистел в ушах, бил в лицо; Сумрак, умаявшись в стойле, скакал, как никогда, время от времени рыча от переполнявшего его счастья. Он мчался, как молния, дохлая черная молния! Мне хотелось заорать что-нибудь, «Смерть живым!» или там «Слава Артасу!», но я сдерживался, помня о том, что залогом успеха нашей миссии является в первую очередь бесшумность. Я кинул Кольтире его конец веревки. Сейчас, прямо на полном ходу, мы, так сказать, опояшем ствол чуть ниже веток и рванем обратно. Ель, как бы хорошо ее ни закрепили глупые паладины, рухнет и покатится за нами, словно зеленые сани; сучья на ее смолистом стволе не дадут веревке соскользнуть. Я представил наше триумфальное возвращение: радость и восторг поганищ, унылую морду Орбаза, когда он поймет, какой славы лишился, побоявшись пойти на риск, скупую похвалу Могрейна, - и даже зажмурился от предвкушения. - Ты что там, уснул, идиот? – рявкнул Кольтира. – Поехали! Сумрак рванул с места, как демон; некоторое время ничего не происходило, потому что от жадности я взял ужасно длинную веревку; а потом… А потом безжалостная сила вырвала меня из седла и подбросила в воздух. Дальше все происходило будто в замедленном времени. Вот Сумрак преспокойно бежит дальше – и плевать он хотел на то, что его хозяин взмыл в небеса; вот перекошенная рожа летящего мне навстречу Кольтиры, он орет что-то на своем эльфийском наречии и, кажется, очень зол; вот елка, которая как стояла, так и стоит, и даже не накренилась… Я тщетно пытался собрать воедино все эти загадочные фрагменты, но в этот момент закованная в саронит туша врезалась в меня с чудовищным грохотом, и все сразу встало на свои места. Проклятое дерево. *** Я некоторое время просто лежал на снегу и глядел в черное небо. Оно подмигивало мне звездами. Звезды были необычные - большие, яркие, оранжевые; думать было больно, но я, превозмогая боль, все же сообразил, что это сигнальные огни Алого ордена. И это значит… - Кольтира! Уходим сейчас же! Нет ответа. Я кое-как поднялся на ноги. Здорово болела рука: веревка так стянула ее, что даже доспехи погнулись. Неподалеку валялось что-то, испускающее зеленое свечение – то был Кольтирин меч. Где же его владелец? Наверное, он бросил меня тут на растерзание фанатикам и уехал. Ага, и меч тоже бросил. - Кольти-и-и-ра! – крикнул я, плюнув на бесшумность. – Где ты есть? Вылезай, сейчас Алые прибегут! Молчание было мне ответом; но когда я уже потерял всякую надежду, откуда-то сверху раздался слабый и сиплый голос: - Тасс… Я поднял голову. Да, это был Кольтира; и вид его был ужасен. Ему не повезло. При нашем столкновении меня отбросило в сугроб, а его – прямо в чертову елку. Теперь он висел там, среди ветвей, среди пряников и мишуры; одна нога загнута под неестественным углом, одна рука вывернута; а веревка змеилась по ветвям, запутавшись и перепутавшись везде, где только можно! - Уезжай, - сказал Кольтира, махнув здоровой рукой. Я даже не стал отвечать на такую глупость. Сумрак наблюдал за мной, склонив набок костяную башку. Придурковатого Кольтириного коня нигде не было видно. - Он всегда убегает, - сказал Кольтира, будто прочитав мои мысли. – Он боится шума и грохота… он очень чувствительный. Уходи и ты, Тассариан. Я прошу тебя… Мне надоела его бессмысленная трепотня. - Прекрати, идиот, – сказал я. – Ты меня сбиваешь с мысли. Я пытаюсь спасти твою гнилую шкуру, а ты мешаешь. Чем болтать, лучше бы попытался вылезти! Кольтира, словно делая мне величайшее одолжение, стал кое-как развязывать узлы. Тем временем, все больше и больше огней загоралось в крепости; слышен был лязг мечей и звон доспехов – паладины поспешно готовились к битве. Вот-вот они выбегут наружу! Я могу уйти. Я могу вернуться к своим. Я могу даже - из чувства товарищества - предварительно еще раз прикончить Кольтиру, чтобы Алый орден не глумился над ним, прежде чем запытать до смерти. Мне вовсе не обязательно погибать вместе с этим… Я взглянул наверх, стараясь разглядеть лицо Кольтиры. Он смотрел на меня уныло и безнадежно; я подумал сначала, что он боится скорых мучений. А потом до меня дошло. Он боится, что я уйду и оставлю его тут одного. Я посмотрел на Сумрака. Тот коротко всхрапнул, намекая на то, что пора бы уже вернуться домой и пообедать. Я посмотрел на ель. Она была прекрасна, даже несмотря на уродующую ее фигуру калечного эльфа. Я опять посмотрел на Кольтиру. - Что? – спросил он, скорчив кислую рожу. - Запутывайся обратно. - Что?! С трудом я закрепил освободившийся конец веревки на сбруе Сумрака, а потом поднял Кольтирин меч над головой и зажмурился. Крайние меры на то и крайние, чтобы использовать их на самом краю бездны отчаяния, так ведь? - Помоги, повелитель! Мы в беде, ужасной беде! Не дай рыцарям твоим сгинуть так бесславно и глупо! – воззвал я. И зов был услышан. Чудовищная сила наполнила меч, и во все стороны полетели синие искры! От неожиданности я выронил его; но, как оказалось, меч будто бы обрел подобие жизни. Два мощных удара – и ель заметно наклонилась; тут же меч прекратил искриться и сиять и свалился в снег. – Забавно, - помолчав, сказал Кольтира. – То есть, ты вот так поныл: «Повелитель, повелитель, мы в полной заднице!» - и он просто взял и помог? – Конечно. Я всегда так делаю, если вижу, что не справляюсь сам. – А обязательно было делать это моим мечом, ублюдок? – Это же твое спасение, - ответил я, обидевшись. Что за неблагодарность! Ради Кольтиры я отвлек повелителя от важных дел, и он наверняка попеняет мне на это при нашей следующей встрече; а тот думает только о своем дурацком мече. Между тем Алые наступали; их кровожадная толпа неслась на нас во весь опор, издавая воинственные кличи. – Вон они! – крикнул кто-то. – У праздничного древа! Больше медлить было нельзя. Осталось секунд пять, не больше, и я должен был использовать их разумно. Секунда – на то, чтобы подпрыгнуть и покрепче вцепиться в нижнюю ветку; секунда – на то, чтобы отпихнуть сапогом самого резвого фанатика; секунда, чтобы услышать проклятия Кольтиры, сообразившего, что сейчас произойдет… И секунда, чтобы крикнуть: – Сумрак! Кушать! *** У меня еще оставалась неиспользованная секунда. Я потратил ее на то, чтобы обернуться и посмотреть, как разочарованно орут паладины, разевая красные пасти и потрясая молотами. Те из них, кому повезло, конечно. Те же, кто не были такими везучими и в момент падения дерева стояли слишком близко, волочились теперь за нашими зелеными санями, запутавшись в собственных кишках. – Вот поэтому я и велел тебе убираться! – вопил Кольтира, подпрыгивая на каждом ухабе. – Ты даже спасение превратил в пытку! Несколько раз я пытался остановить Сумрака, но тот, услышав заветное слово, мчался домой, как безумный. Заснеженные деревья, растущие вдоль дороги, слились в одну черно-белую полосу. Я прикрыл глаза, даже боясь представить, что останется от елки, когда мы доберемся до цели. В любом случае, мне уже было все равно. Сумрак влетел в ворота, сбив пару вурдалаков и одного рыцаря, и, не останавливаясь ни на секунду, ломанулся к кормушке. Слушая, как аппетитно он хрустит костями, я почти задремал, и только пинки Кольтиры, требующего, чтобы я отволок его в лазарет, не дали мне провалиться в забытье. Ель сохранилась на удивление хорошо; конечно, с одного боку она изрядно полысела, конечно, часть ее убранства была утеряна – но что с того! Это была елка, самая настоящая елка, и поганища, как малые дети, выстроились в очередь, чтобы коснуться ее иголок своими корявыми ручищами. И да, Орбаз стоял с таким видом, будто ему совершенно наплевать, но всем было очевидно, что он ужасно завидует; и да, командир Могрейн лично пришел поглядеть, что мы добыли. - Удовлетворительный результат, - сказал он негромко. – Не только не погибли бесславно и глупо, но и приволокли этот огрызок. И сами приволоклись. Молодцы. - Будешь так лыбиться – рожа треснет, - прошипел Орбаз. – Не загордись! Я проигнорировал его. - Кольтира Ткач Смерти нуждается в лечении, - продолжал между тем Могрейн. – Требуется ли тебе другой помощник? Возможно, ваша безалаберность достигла новых высот, и какие-то важные дела еще не сделаны? - Все в порядке, командир, - ответил я, стараясь, чтобы это прозвучало не слишком самодовольно. – Остались незначительные мелочи, с которыми я и один разберусь. - Не хочет делиться славой, - бубнил Орбаз за моей спиной. – Скаредный засранец… - Что ж, - пронзив меня взором, сказал Могрейн. – Разбирайся. Он ушел, забрав с собой Орбаза, а я долго смотрел им вслед, вспоминая, все ли готово. Потом вытащил скомканный листок, который дал мне Кольтира; он совсем размок от снега, чернила расплылись, да еще и почерк у Кольтиры был ужасный – мелкий и с завитушками. Я перечитал список, мысленно ставя галочки на выполненных пунктах. Вроде все. Точно все. Можно спокойно идти спать, не думая и не беспокоясь ни о чем. Хорошо-то как! …Утром я влетел в палату к Кольтире, вопя от избытка чувств. Чувства эти были не самые хорошие. - Тупой эльф! Почему в твоем тупом списке не было пункта про дедушку Зиму?! Кольтира, видимо, недавно проснулся и теперь уныло ел больничную кашу, зачерпывая по чуть-чуть огромной железной ложкой. - Я думал, ты и так помнишь, - вяло ответил он, сделав неопределенный жест перевязанной рукой. – Ты, случайно, не принес мне угощения? Так полагается, когда приходишь навестить больного. - Ты такой же больной, как и живой, - буркнул я, швыряя в него связку бананов. – И что мне теперь делать? Где взять белобородого старика в красной шапке, а, умник? - Съешь банан, они стимулируют мозговую деятельность, - посоветовал Кольтира и зевнул. – Знаешь, мне сейчас совсем не хочется забивать голову этими никчемными вопросами… Она и так раскалывается. Придумай что-нибудь, ты же сообразительный крестьянин… - Так, значит! – сказал я. - Да, да, - пробормотал Кольтира уже в полусне. – Именно так. Я уже понял, что с этой стороны не дождусь помощи. Опять я остался один, опять все были против меня: и проклятые поганища, и свирепый Могрейн, и остальные рыцари смерти, живущие по правилу «добей лежачего», и даже этот ушастый мерзавец, к которому я было начал испытывать нечто, похожее на дружеские чувства… Я вышел из лазарета и некоторое время постоял с закрытыми глазами, упиваясь жалостью к себе. Никто не поможет тебе, Тасс; в трудную минуту ты можешь рассчитывать лишь на себя. Потом я пошел к Орбазу, и тот, лучась злорадством, отказал мне. Раздор, не успел я и рта раскрыть, замахал на меня руками и отпрыгнул назад, истерически выкрикивая: - Нет! Даже и не проси! Нет-нет-нет! Реакция остальных на мою просьбу была примерно такая же. Более того, я другой и не ожидал. Остался один-единственный выход; и, хоть сердце у меня дрожало при одной мысли об этом, именно к нему-то я и решил прибегнуть. *** Праздник начался. Вся территория была опутана омелой; поганища с удовольствием целовали каждого, кто имел неосторожность хоть на секунду оказаться под ней, поэтому ходить приходилось с оглядкой. Командный состав передвигался короткими перебежками, а кое-кто и вовсе трусливо отсиживался в комнате для собраний. Праздничный настрой тлеющих скелетов достиг своего апогея; они водили хороводы, потрясая конечностями, скакали и вертелись на месте. Каждое поганище считало своим долгом украсить крюк хоть одним скелетом; некоторые цепляли на себя целые гирлянды безмозглых костяков и ходили гордые и довольные. Огромные столы из снега ломились от еды и выпивки. Могрейн подозрительно косился на свои запасы даларанского крепленого, выставленные для угощения, но пока молчал. Наверное, скажет позже. Печенье заполняло огромные блюда, расставленные там и сям; в ярком свете факелов блестели торчащие из него самоцветы и куски оружия. Я заметил лезвие двуручного топора в одной особо крупной печеньке и подумал, что мы, возможно, немного перестарались. Посреди плаца высилась ель. На самую верхушку какой-то выдумщик прикрепил тауренскую голову. Вокруг ели стояли чудовищные фигуры – те самые, которые вчера с энтузиазмом возводили поганища; они изображали повелителя, Могрейна и прочих командиров. Я содрогнулся, заметив, что один из снежных уродов подозрительно похож на меня. Профессор Мерзоцид с отеческой улыбкой наблюдал за этой суетой, предусмотрительно заняв место подальше от витков омелы. - Вот кто умеет веселиться! Не то, что вы, элита Плети, - укоризненно сказал он, когда я подошел ближе. – Ходите с постными рожами! Я всегда говорил: за поганищами – будущее! Еще бы меня… - Что с окороком, профессор? – прервал я его излияния. – Он готов? Он поджарист? Мерзоцид сделал удивленное лицо. - Какой окорок? - О котором мы говорили вчера! – заорал я, подавляя желание расчленить его на месте. - Но мы не говорили об окороке. Ты сказал сделать гуся. - Я ни слова не сказал про гуся! - Как бы то ни было, я сделал гуся. Впредь будь внимательнее, Тассариан! Подобные ошибки могут дорого тебе стоить в будущем. Однако, в отличие от тебя, я не допускаю ошибок. Гусь готов и будет предъявлен пирующим, когда настанет срок. Не беспокойся. Моих душевных сил хватило только на то, чтобы молча кивнуть. Могрейн, демонстративно не обращая внимания на омелу и прожигая взглядом каждого, кто пытался его облобызать, поднялся на специальное возвышение. Он ударил в миниатюрный гонг; поганища развернулись к возвышению и приготовились внимать командиру. Тишину нарушало лишь поскрипывание крюков. - Славные дети Плети! – начал Могрейн. – Я слышал, вы испытали обиду. Славные дети Плети согласно загудели. - Мне, как и нашему великому повелителю, жаль, что это произошло, - продолжал Могрейн. – Хорошо, что печальное недоразумение было исправлено, и вы можете наслаждаться почестями, которые принадлежат вам по праву. Ешьте, пейте, веселитесь и помните: этот праздник – ваш. Вы заслужили его своей отвагой, преданностью делу Плети и… и настойчивостью, да. Так пусть же начнется пир! Тут же, не успел Могрейн сойти с помоста, к нему подскочил Мерзоцид и заорал во всю глотку: - Выпускайте гуся! Загремели невидимые барабаны; баньши завыли праздничную песнь. Поганища ломанулись к столам, хохоча и подталкивая друг друга. Кувшины с даларанским крепленым опустошались мгновенно; скрипели на зубах бриллианты и кинжалы. Горгульи ловко пикировали, выхватывая особо аппетитные куски… Внезапно земля содрогнулась. Некоторые, не удержавшись на ногах, попадали в снег, другие тревожно зозирались, и даже Могрейн привстал за своим столом для почетных гостей. Привели гуся! Он был огромен, ростом с елку или даже выше. Это было самое гигантское чудовище из всех, кого я когда-нибудь видел. Вздох восхищения прокатился по рядам поганищ. Прислужники Мерзоцида отпустили цепи, удерживающие монстра. Сам профессор снова залез на помост. - Ешьте, дети мои! Ешьте плоть этой славной птицы, рвите ее зубами, кромсайте крюками! И помните: дядюшка Мерзоцид любит вас! И началась потеха. Для своих размеров гусь был довольно проворен; но поганища задавили его количеством. Они отрывали кусок за куском, глотали, не жуя, и тянулись за следующим. Через несколько минут остался только дымящийся остов, кишевший вурдалаками и прочей мелочью. Поганища же, объевшись, валялись вокруг, сыто рыгая и поглаживая животы. Их рыла выражали абсолютное счастье, и я поймал себя на мысли, что все мои злоключения и хлопоты были не напрасны. Кто-то еще настойчиво пробирался к помосту. Это был Орбаз, упившийся почти до отключки. Я встретился с ним взглядом и понял: он явно что-то задумал! - Эй, поганища! – крикнул Орбаз, покачиваясь. – Вы сыты? - Да! – грянуло в ответ из двух сотен глоток. - Вы пьяны? - Да! - Вам весело? - Да-а-а! - А сейчас будет еще веселее! – завопил Орбаз, иссупленно хохоча. – Потому что сам Дедушка Зима пришел сегодня к вам, чтобы поздравить с праздником! Ну-ка, давайте позовем его! Все вместе, хором! - Де-ду-шка Зи-ма! - Не слышит! - ДЕ-ДУ-ШКА ЗИ-МА!!! А я ведь так надеялся, что этот миг не настанет. *** Я накинул красный халат. Нахлобучил шапку. Взял в руки посох, закинул мешок на плечо. Вдохнул и выдохнул. И вышел к ним. - Хо-хо-хо, поганища! Хорошо ли вы вели себя в этом году? Слушались ли вы повелителя и командиров, а? Поганища стояли смущенные и безмолвные… - Не поднимали ли бунтов? Не устраивали восстаний? Молчание… - Эй, Дедушка Зима, - сказал Орбаз, недовольный тем, что его коварный план провалился. – Тебе не кажется, что ты слишком уж похож на некоего Тассариана, а? - Кажется, - жестко ответил я и для убедительности стукнул посохом. – Между прочим, Тассариан – мой дальний родственник. Если бы вы знали, как он уговаривал меня, как просил! Пожалуйста, умолял он, не оставляй моих драгоценных поганищ без подарков! Они принесли столько побед Плети, они такие хорошие, они такие трудолюбивые… По рядам поганищ пробежал ропот. - Но я сказал – нет! Смутьяны не заслуживают подарков! Может быть, вы получите их в следующем году, если исправитесь; но в этом году нате вот это! И я изо всех сил швырнул мешок, целясь в Лузрана. Тот схватил его, разорвал – и отпрянул. Губы у него задрожали, глаза наполнились слезами, а из мешка сыпался и сыпался уголь. У Орбаза отвисла челюсть. В наступившей тишине командир Могрейн поднялся и три раза хлопнул в ладоши. - Спасибо, Дедушка Зима, - сказал он. – Я думаю, многие сегодня извлекут полезный урок на будущее. Правильно я говорю, Лузран? - Да, командир Могрейн, - ответил Лузран, яростно сопя. – Но год не закончился. Еще несколько часов мы можем быть плохими и непослушными поганищами. И знаете, что мы сделаем? Мы растопчем этого злобного Дедушку Зиму! Айда, ребята! Сделаем из него лепешку! Остальным не надо было повторять дважды. Теснясь и толкаясь, они бросились ко мне; Орбаз бесновался на своей трибуне, подначивая и без того обозленных болванов… Неужели вот так все и кончится? Да, вот так все и кончится. Замечательная смерть, что ни говори. Я закрыл глаза. Осталось только порадоваться, что Кольтира оказался трусливым ленивцем и предпочел отсидеться в лазарете, не то сейчас бы… - Эй, Дедушка Зима! Где ты шляешься? Мы с оленем тебя уже заждались! Я открыл один глаз. Какое-то чучело вторглось между мной и бешеным стадом, ненавязчиво оттесняя поганищ. На первый взгляд, оно напоминало всадника; только ноздри коня почему-то были вымазана красным, а на голову ему напялили рогатый врайкульский шлем. Существо, восседавшее на коне, было закутано в зеленый больничный халат, а лицо его скрывала тыквовинская маска гнома. Я еле удержался от истерического хохота. - Дедушке некогда становиться лепешкой, - весомо сказал командир Могрейн. – Сам повелитель ожидает его, чтобы получить свой подарок. Поспеши, маленькая помощница! Возвращайтесь через год! - Я надеюсь, что через год вернусь к послушным поганищам, - буркнул я, вцепляясь в маленькую помощницу. Та крикнула: - Пошел! – прямо в ухо коню, и тот помчался прочь огромными скачками. Последнее, что я услышал, был разочарованный голос Лузрана: - А я думал, что олень Дедушки Зимы умеет летать… *** - Я так и знал, что ты не справишься без меня, - самодовольно сказал Кольтира. - Я почти справился. - С тем, чтобы умереть смешной и нелепой смертью? Возможно. Я вздохнул. Он был омерзительно прав. - Теперь мы свели счеты. Благодарю за спасение и все такое. Можешь опять ненавидеть меня и дальше, ладно уж! Кольтира вскочил и принялся расхаживать взад-вперед, кидая на меня презрительные взгляды. - Ты болван, - сказал он, наконец. – Из тебя бы получилось прекрасное поганище. Знаешь, перед тем, как отправиться тебя спасать, я выпил полкувшина даларанского крепленого – но я все равно боялся. Они убили моего брата, ты помнишь? Я боюсь их, я ненавижу их; но сегодня я стоял перед двумя сотнями этих тварей. Скажи, Тассариан, дрожал ли мой голос? - Вроде нет, - осторожно ответил я, пытаясь понять, к чему он клонит. - Как думаешь, почему утром я остался в лазарете? Чтобы иметь возможность появиться внезапно и спасти тебя. Как думаешь, почему полчаса назад, перед сонмом чудовищ, я держался прямо и храбро? Потому что я спасал тебя. Ну-ка, найди ключевое слово! - Храбро? – сказал я наугад. Кольтира провел ладонью по лицу. - Ладно, попробуем еще раз. Помнишь, там, возле ели, я велел тебе уходить? - Ты предлагаешь мне угадать твою мотивацию? - Да! Я задумался. Гиблое дело угадывать, почему кто-то поступает так, а не иначе. - Ох, повелитель, - сказал Кольтира. Он выглядел утомленным. – Я знал, что это будет непросто, но не настолько же! Ладно. Хорошо. То, что я собираюсь сделать, возможно, погубит меня – или даже нас обоих. Но я все равно сделаю это, потому что я кое-что понял о тебе и о себе за два этих весьма насыщенных дня… Поэтому… - Поэтому ты сейчас вытащишь из кармана кусок прово… омелы и швырнешь в меня, да? - Да, мать твою, да! Так я и поступлю! И действительно, так он и поступил. Что я там говорил про вкус пепла? Забудьте.