Соловушка.

- Ты знаешь, как поют соловьи? Сами эти птицы ужасно неказисты, однако как только они начинают петь, то душа так и трепещет, - выпустив изо рта тонкую струйку дыма, я приближаюсь к своей новой игрушке. Да, неказист, неприметен - очередной отвергнутый другими человечишка. Но сейчас он станет прекрасным певцом, который заставит мою душу трепетать от восторга, а мое сердце наконец-то участит свой бег, и я оживу. - Сейчас и ты станешь прекрасным, - сладко шепчу пареньку я. Выпустив ему в лицо сигаретный дым, я ласково улыбаюсь жертве, после чего выжигаю ему глаз остатками своей сигареты. О, как он поет! Какой великолепный голос! Да, это просто талант, который был нещадно скрыт под этим толстым панцирем из сдержанности и замкнутости. Мои глаза светятся от счастья, почти дыхание перехватило, а мои бледные щеки окрасил румянец. Бросаю окурок в урну и хлопаю певцу в ладоши. Его крик боли был таким пронзительным, насыщенным и высоким, что мне было сложно сдержаться, чтобы потом не подарить исполнителю аплодисменты. Но потом столь любимая мною трель боли и страдания переходит в противное и жалкое нытье и просьбы о помощи. Как мерзко! Что ты там лепечешь?! Моему разочарованию нет предела, а я не люблю огорчаться. В моей руке теперь сверкает скальпель, а в другой зажат языкодержатель. О, как сладко видеть гримасу испуга на лице этого наглого мальчишки, что посмел испортить представление. Если бы я не так сильно привязала его к стулу, то он бы даже мог красиво дергаться, а возможно даже попытался бы вырваться, но судьба к нему сегодня неблагосклонна. Сегодня он станет Маэстро! Его сольное исполнение должно быть закончено, и оно будет прекрасным, ведь как учитель, я просто обязана дать раскрыться полностью моему прекрасному дарованию. Снова закуриваю, отмечаю также, что сигареты заканчиваются, но ради моих прекрасных учеников, мне ничего не жалко! Да, жертвовать ради них всем, отдаваться своему искусству полностью - вот что значит быть учителем! Итак, пора мне снова услышать голос моего прекрасного соловушки. Пока откладываю сигарету, аккуратно кладя её на край пепельницы. - Ну же, милый, - ласково обращаюсь к неказистому соловью я, - открой свой ротик, чтобы я могла вырвать твой гадкий язычок. Он сопротивляется и не желает открыть рот, но ничего. Я крайне терпелива и запаслива, так что прищепкой я зажимаю упрямцу нос, а потом считаю до пяти - рот открывается, а этого мне только и надо. Всего пара мгновений, и вот язычок в холодных "объятиях" языкодержателя. Чтобы моя жертва не слишком истекала кровью - рядом на хирургическом столике лежит специальная кровоостанавливающая мазь, но в крайнем случае можно прижечь. Огонь вообще очищает, а как он заставляет красиво петь...Если использовать пламя разумно, то я смогу слушать моего соловушку часами. Ах, как это прекрасно! Раскаленный докрасна скальпель скоро отсечет это мягенький кусочек розовой плоти. Одним точным движением я отсекаю мягкий кусочек розовой плоти. Моя жертва плачет кровавыми слезами, а я не могу удержаться и слизываю эти кровавые дорожки своим языком. Полностью вырвать язык у меня не получится, но я могу его покромсать попозже, чтобы потом успеть приготовить его на огне. Человеческий язык очень мягкий, мясистый и очень нежный. Нежный, прямо как суфле. Отрезанный кусочек я кладу на тарелку - он не испортится так скоро. А теперь в дело идет кровоостанавливающая мазь, которая начинает сворачивать прекрасную красную субстанцию, что исторгает мой подопечный с прекрасным криком. Легкая улыбка трогает мои губы, а дыхание учащается. О нет, соловушка побледнел - сейчас сознание потеряет, а этого мне никак не надобно, так что я сразу же подношу к его носу ватку, смоченную нашатырным спиртом. Поскольку я подношу ватку очень близко к носу, то вдыхаемый спирт прожигает носовую полость моего ученика, отчего тот истошно вопит. Теперь, он не может внятно говорить, так что в основном я слышу прекрасные трели. Пока я занималась языком моего подопечного, сигареты чуть не превратилась в бесполезный окурок Сделав затяжку, я выпустила дым наружу красивыми кольцами, после чего выжгла другой глаз своей жертвы, наслаждаясь его арией боли. Нашатырь не даст ему потерять сознание, а небольшое количество седативных не дает растрачивать ему энергию зря. Вколотый морфий чуть гасит болевые ощущения, зато как насыщенно и тонко он отражает послевкусье...Восприятие становится куда лучше, острее, а полученные ощущения несутся по нервным волокнам со скоростью света. Именно поэтому у моего подопечного от полученной виагры внушительный стояк. Однако, этот коли меня порядком уже достал, а я люблю весьма высокий вокал. Я опускаюсь на колени перед моим подопечным, а потом с помощью скальпеля удаляю ему яички. Я не могу описать всеми доступными мне словами, как скальпель входит в податливую плоть, разрезает волокна эпителия, сосуды и мышцы. Мои руки залиты кровью, а вход снова идет мазь. На самом деле реки крови весьма впечатляющи только до того момента, как потом все приходится убирать. Мне не улыбается провести весь свой экстаз за мытьем полов. Чтож, скальпелем этот член мне не отрезать, так что я вооружаюсь небольшим серпом. - Ну что, соловушка, - обращаюсь к парню я, уже занеся скальпель, - спой мне еще раз! Давай же, огласи эту небольшую сцену своим прекрасным пением! - и вот отрезанный член на полу, а соловушка кричит от боли так, что у меня закладывает уши. О, как это прекрасно! Мои трусики намокли, а по спине пробежали мурашки. Меня накрывает оргазм, и я не могу сдержать стонов удовольствия. Серп выпадает из моих окровавленных рук, с которых я слизываю кровь. Я размазываю её по лицу, пачкаю ей свою одежду, потом и лицо своей жертвы. Когда мне стало не интересно продолжать, то скальпель помог мне закончить веселье. С помощью моего острого друга я сделала два разреза от ключиц до грудины, после чего от этой отправной точки я провела кровавую линию вниз до паха мальчишки. Его сердце уже не бьется, впрочем это не столь важно для меня. С помощью пилы я разрезаю его ребра, чтобы добраться до сердца. Как только оно попадает ко мне в руки, то я кладу его в заранее поставленный мной небольшой холодильник. Вскоре в мою небольшую морозильную камеру отправляется печень, некоторые части мозга и язычок. Теперь мое дело можно считать завершенным. - Какой ты был милый мальчик. Так порадовал меня своим пением, милый соловушка, - хвалю еще теплый труп я. И все же, крови слишком много. Тело приходится делить на части, а я вся в крови мальчишки. Даже специальный наряд меня не спасает. Как только части тела разложены по черным пакетам, я начинаю прибираться. На все у меня уходит час. Зато потом, когда я еду на своем видавшем виды Опеле на последнее место выступления моего соловушки, то взглянув на меня, даже не подумаешь, что я совершила поистине благое дело. Но мне, тихому мастеру, совершенно не люба публичность. Я очень люблю свою работу. Я очень ответственна, так что остановив машину в другом квартале, я неспешно направляюсь к месту назначения. Я кладу коробку с подарком прямо под почтовым ящиком необходимого мне дома, а после чего тихо удаляюсь, никем не замеченная. Все дело происходит ночью, ведь с утра так приятно получать сюрпризы, не так ли? После того как все дела были закончены, меня встречает уютная постель, а потом спокойный и крепкий сон. Завтра мое творение увидят множество людей, ну а я, непризнанный гений, буду смотреть на свой шедевр из-за серых спин обычных граждан. Завтра все они увидят моего соловушку. Я ведь не забыла оставить тот самый неказистых внешний облик, а вот касетку с прекрасной трелью будет любо-дорого послушать вновь.