Имперские раритеты

Доверие - это слишком большая роскошь в Империи. Такая штука, которую нельзя купить или украсть, дефицитный товар, редкость, которую никто не знает, где найти. Джеймс Т. Кирк много где побывал, много кого убил и много чего повидал. Но доверия он так нигде и не нашел. Джим спал с ножом под подушкой, как в юности, когда еще не был доступен фазер. На нож был поставлен условный рефлекс. Смешно сказать, как-то он здорово порезал по дурости оставшуюся на ночь девушку. После этого случая соваться по ночам перестали все, даже со срочными делами. Спок спал с фазером. Впрочем, он полагал, что вулканцу не нужно много сна, а также старался располагать медитации и сон в особом порядке, чтобы оставаться непредсказуемым. О джимов нож он как-то неудачно порезался, но вместо того, чтобы засмеять его, Кирк слизал капли зеленой крови с пальцев, а потом была очень бурная ночь. Споков фазер в процессе оказался где-то на полу в одежде, а ножом Джим чертил странные узоры на груди вулканца. Оба прекрасно понимали, что шансы убить друг друга у них почти равны. Ни один не делал попыток. Но сам шанс возбуждал слишком сильно. Каждый из них был уверен в другом на девяносто девять процентов, но каждый все равно спал с оружием. То ли из принципа, то ли из-за одного процента. Доверие - слишком большая роскошь в Империи. Если ее кто-то и видел, то никому не сказал. Так, слово в словаре. Вымерший зверь, не прошедший естественного отбора. Капитан и первый офицер никогда бы и не подумали, что эта странная штука, позволяющая им спать рядом и не убивать друг друга, именно так и называется. *** Если кому-то в Империи нужен кусок счастья, он понимает это так, что нужно выгрызть его у кого-нибудь из горла. Со счастьем связаны мифы и легенды, но в итоге оно сводится к очень материальным вещам. Леонард Маккой протер трикодер, торчащий из его левой глазницы, дезинфектором. Жутковато, но ему нравилось, экономило время, да и девочки клеились. Экзотично. - Паш, счастье - это как? Чехов обернулся, встряхнув кудряшками. Такое ангельское существо было попросту не создано для Империи, - когда-то думал Боунс. Невинные глаза семнадцатилетнего подростка, смешной акцент. Паше уже черт знает сколько лет семнадцать, для всех он озвучивал именно эту цифру, а к официальным данным никого не подпускали. Чехов был кубышкой Академии, гением на поводке. Чехов прошел все практические тесты, - а среди них были и убийства - одним из лучших. Боунс больше не обманывался невинным видом. - Для кого как, - вздохнул Чехов. - Для тебя - виски со льдом, для меня - новая задачка. - Ты забыл добавить секс. Чехов улыбнулся. Снова щенячьи глазки семнадцатилетнего подростка. Будто не он отхватил медаль за отстрел мятежников на Тарсусе-5. - Секс - это не счастье, дорогой мой Лен, это потребность. - Смотря с кем, - фыркнул Маккой, пытаясь свести все в шутку. Сентиментальность он позволял себе только с Чеховым и иногда - с Кирком. Да, он почему-то был чертовски сентиментален. Паша мягко подошел к нему и погладил по щеке. Он любил играть в понимающего. - Ты ничего мне не хочешь сказать? - спросил он сладко-сладко. Он всегда так делал, когда Леонард забывался. Это означало, что пора тормозить и переводить все в привычную плоскость материального, иначе в Паше проснется жестокая скотина, коей тот и является, и с удовольствием пройдется по нежным чувствам Маккоя. «Я еще с ума не сошел», - мрачно подумал Боунс. - А должен? Чехов хмыкнул, отходя. Пронесло. Если кому-то в Империи нужен кусок счастья, он понимает это так, что нужно выгрызть его у кого-нибудь из горла. Леонарду Маккою повезло - выгрызать ему ничего не пришлось. Это Паша Чехов выгрызет горло у того, кто сочтет Боунса своим куском счастья. *** Верность - очень относительная вещь в мире, где все продается и покупается. Этот товар кое-кто повидал, но стоимость от этого только возросла. Просто она все еще обозреваема и реальна, так что ее можно уплатить. В Империи женщины - заведомо второсортный материал, на корабле женщины - предмет присвоения и престижа. Женщина априори должна кому-то принадлежать, как правило, временно, но должна. Нийоте Ухуре претило принадлежать кому-то, кроме себя, и от того ее ценность как приза только возрастала. Нийота всю жизнь ложилась только под тех, кто был ей нужен по личным мотивам, профессионально она реализовывалась сама. А умела реализовываться она хорошо: разряд по стрельбе, пояс по восточному единоборству и ловкое обращение со стилетом прекрасно дополняли ее профессиональные качества. На Энтерпрайз никого было не удивить громкими мужскими беседами о постельных подвигах и о «своих» женщинах. Ухура привыкла слышать о себе все что угодно и отвечать не менее колко, унижая зарвавшихся членоносцев. Удивило ее то, что невесть как забредший на палубу отдыха главный инженер Скотт счел, что должен ее защитить. Естественно, воцарившееся молчание почти сразу прервал шум первосортной драки, прервавшийся через минуту - изрядную часть тела инженеру заменяла механика, быстрая и эффективная по части атаки. Самых резвых оттащили в медотсек под свист оставшихся. Скотт, не глядя на Нийоту, мрачно развернулся и вернулся в недра любимого корабля. - Приз достается победителю, - бросила она, когда наконец-то отыскала его где-то на инженерной палубе, эффектно перемещавшегося с помощью механических щупалец-подъемников. Скотти поднял на нее непонимающие глаза и нахмурился. - Я не считаю вас призом, лейтенант. Вы вольны сами выбирать, с кем быть, - буркнул он, залившись румянцем. Ухура вдруг легко рассмеялась. В прогнившей Империи остался как минимум один настоящий мужчина. Он вряд ли мог объяснить тонкую разницу между «она моя» и «я верен ей»… Но зато он ее чувствовал. - Считайте, что я выбрала, лейтенант-коммандер Скотт. Верность - очень относительная вещь в мире, где все продается и покупается. Впервые тогда увидев искреннюю улыбку Скотти, Нийота поняла, что свою цену она каким-то образом уже заплатила.