Навеки твоя

- Хината. Сама. – Голос, холодный, как взгляд; и в небе – лунный полумесяц. Ночь – мир теней... - Нии-сан. – Хината опускает взгляд. На щеках появляется предательский румянец; но ночь нежна. Она осветлит яркие краски. «Что же мне делать?» It feels like keeping and holding a star in the sky born to be born again with you the days of thunder cry their goodbye and for the first time I know what to do I just keep on being one with you Волосы Хинаты жестче, чем можно было предположить. И при этом очень гладкие – скользят между пальцами. - Где Вы были, Хината-сама? В такое время? - Не надо, нии-сан, - она выглядит неимоверно усталой. – Не сегодня. Дернуть за прядь – Хината морщится. Молчит. Не отстраняется. Ждет, пока он уйдет. Покорная, тихая. Как всегда. - Через два дня Ваша первая миссия, Хината-сама. Вам не следует гулять так поздно... особенно в одиночестве. Яд последних слов не нужен, неуместен; Недзи почти наверняка знает, что Хината была одна. Тренировалась. Выкладывалась по полной – как обычно. Она не может иначе. - Я... – вскинутый взгляд; в лунном свете ее лицо сияет, будто снег. Хочется проверить, так ли оно холодно, как кажется на первый взгляд, провести пальцами по щеке, прикоснуться к губам. Недзи заставляет себя убрать руку, уже зная, что позже пожалеет о своем решении... как обычно. Он не может иначе. - Я хотела... попросить... – Хината говорит так, словно каждое слово дается ей с невероятным трудом. Ее лицо, по-прежнему обращенное к Недзи, похоже на хрупкий, матово-белый кристалл, светящийся изнутри ровным, немеркнущим светом. Говорят, что свет, пойманный в кристалл, никогда не вырвется наружу; зато он способен озарить весь мир своим сиянием. – Нии-сан, не мог бы ты завтра... помочь мне с тренировками? Как раньше... Пожалуйста. Хината нервничает. Ей тяжело – Недзи чувствует это. «Как раньше...» Он закрывает глаза, уже зная, что не сможет отказать. forever yours, forever yours I'm here to stay cause in your arms, in your arms I feel so save Не боялась. Открывалась – теперь не потому, что не могла защититься. Потому что доверяла. Мог убить ее единственным ударом – и терзался тем, что рискнул допустить саму мысль об этом. А она избегала смотреть ему в глаза. Не потому, что лгала – из-за смущения; а потом улыбалась – еле уловимо, очень тепло. Без слов говорила: ты свободен. Ты всегда был свободен... Она права; только ее взгляд, который так тяжело поймать, ее тихая улыбка, ее молчаливое участие – это тоже клетка. Клетка, которую невозможно открыть, потому что от нее не существует ключа; не в этой жизни. Отношения, как вкус киви: вначале ненавязчивая прохладная сладость, тающая во рту, потом – невыносимая кислота, которая жестоко щиплет язык. Наверное, киви бывают другими, но – не здесь, не сейчас; в иной жизни, быть может... И незачем спрашивать, почему людям никогда не снится солнце, ответ очевиден и так – потому что иначе они бы ослепли; нет смысла даже мечтать о таком сне. А на вопрос: «Ты так много делаешь для меня, нии-сан, а я... Как я могу отблагодарить тебя?» не может быть иного ответа, кроме: «Мне от Вас ничего не нужно, Хината-сама». Но однажды она не поверит, что – ничего, а возможно, подставится на тренировке по чистой случайности, и на долю секунды он перестанет чувствовать собственное сердце – неужели удар был слишком сильным? Потом она откроет глаза и улыбнется так, как никогда не улыбалась прежде; тогда, не вполне понимая, что делает, он поцелует ее в сухие, потресканные губы, и у этого поцелуя, первого и для нее, и для него, будет вкус крови. А после он попросит у нее: «Верни мне... меня». Этот день станет последним днем их общих тренировок. loving and fighting the mirror I need dearest I'm down on the ground waiting to see where to the storm leads it's my blood that bleeds from your wounds dearest you're all that I need - Вы неправильно высвобождаете чакру, Хината-сама. Одно раздраженное замечание следует за другим; Хината как была, так и осталась слабее него. С годами разница между ними лишь возросла; его приняли в АНБУ три года назад, а ее – только сейчас, и то потому, что за нее поручился сам Узумаки Наруто. - Вот здесь, видите? – голос не дрожит, и руки – тоже; бой есть бой, даже если это тренировка. Обучение боевому искусству не несет в себе ни тени чувственности; все движения в единоборствах подчеркнуто асексуальны. Никакого подтекста, идеально выверенный самоконтроль; некстати вспоминаются слова Тен-Тен: «Ты что, всегда только о миссиях думаешь? Разве не заметил, как на тебя смотрит эта... Яманака Ино? Утешил бы ее и сам развеялся, все так поступают! Иначе невозможно, как ты не поймешь, нельзя всё держать в себе! Война еще не закончена, миссии одна другой сложнее, каждый раз кто-то погибает, если не отвлекаться время от времени, то и с ума сойти недолго! А ты... Ты ни с кем не встречаешься, не играешь в азартные игры, я ни разу не видела тебя возле борделей или опиумокурилен. Ты даже «Ича-Ича» не читаешь, это ненормально!» Вообще-то, несмотря на то, что Недзи стремился к совершенству, он не был святым и назвать себя чистым и непорочным никак не мог, но Тен-Тен не верила. Тогда он только спросил: «Все так поступают... ты тоже?» Тен-Тен сразу смешалась и замолчала; откуда ей было знать, что существует наркотик сильнее опиума, азартная игра, в которую невозможно выиграть... и та, кто в сотни раз красивее Яманака Ино; и что все это – части единого целого, непостижимого, отзывающегося на имя Хьюга Хината. - Нападайте, Хината-сама, - в который за сегодня раз предлагает Недзи. Он знает, что победит. Он знает, что проиграет... Хината пойдет на миссию. Будет рисковать собственной жизнью – чтобы что-то доказать. Может, себе. А возможно, кому-нибудь другому. Хотя какой смысл ей что-то доказывать Наруто – он признал ее еще тогда, когда готова была умереть ради него... Четыре года тому назад. Недзи прекрасно знал, что связывало Наруто и Хинату – война. Растянувшееся на годы сражение объединило их вернее жарких объятий и страстных поцелуев. Наруто вел войну, то бросаясь на передовую, в самое пекло, то заседая в кабинете Хокаге с союзниками и лучшими стратегами Конохи; а Хината шла за ним след в след, каждый раз отправляясь на более опасное задание. Недзи предпочитал не знать о ее заданиях, ее самосовершенствовании, ее отношениях с Наруто; собственные миссии не позволяли отвлекаться на посторонние мысли, и Недзи был этому рад. - Вы не ушиблись, Хината-сама? – тусклый, безэмоциональный голос; протянутая рука. «Я не могу жить войной, Хината. Ни азарта, как у некоторых, ни ожесточения, ни упоения чужой кровью и собственными ранами; даже страха – и того нет. Меня ничего не привлекает в войне; должно быть, это твое влияние. Должно быть, потому я всегда возвращался с миссий». Недзи сражается, как живет. Хината сражается, как летит. Чертит странный узор руками-крыльями; творит волшбу. «Танцуй со мной, Хината. Отдай мне себя – только сейчас. Только на один танец». Во время краткой передышки между бесконечными спаррингами Хината замечает: - А ведь ты... не умеешь улыбаться, нии-сан. Не по-настоящему. Сама она улыбается, когда говорит это; не упрек и не обвинение, и Недзи вдруг думает, что ее лицо похоже на зеркало. Общаясь с людьми, Хината отражает их собственный свет... Поэтому, когда она улыбается, невозможно не улыбнуться в ответ. Неважно, по-настоящему или нет. forever yours, forever yours I'm here to stay cause in your arms, in your arms I feel so save - Хината... сама? – в голосе – прорвавшееся удивление. Поздний визит; луна заглядывает в окна, образованные отодвинутыми перегородками – седзи. Но ей – можно. - Нии-сан, - взгляд Хинаты был опущен, щеки пылали, но при этом девушка зябко ежилась – должно быть, ей было холодно. Недзи подумал, что это неудивительно; легкая ночная рубашка – не самая подходящая одежда для разгуливания по комнатам с вечно отодвинутыми, а то и вовсе убранными седзи... Таким, как его комната. - Что Вы здесь делаете, Хината-сама? Завтра... - ...на миссию, я знаю, - Хината говорила очень тихо, и Недзи внезапно понял – она близка к отчаянию. Он не знал, почему; он хотел обнять ее, согреть, уберечь от всего, что может причинить боль... Он не был вправе сделать это. - Я хотела... Просто хотела... сказать, - речь Хинаты становилась все более сбивчивой. Недзи догадывался: она готовилась к этому разговору, продумывала наперед каждое слово, но сейчас забыла, о чем должна говорить. - Вам следует выспаться перед миссией, - Недзи встал с постели, достал из шкафа первую попавшуюся одежду, которой оказалось праздничное кимоно, и набросил его Хинате на плечи. – Поговорим, когда Вы вернетесь. Хината сжала в пальцах шелковистую ткань кимоно; кажется, это прикосновение придало ей сил. А может, просто натолкнуло на нужную мысль. - Я… боюсь, - сказала Хината. – Не миссии… а того, что не смогу измениться. Что так и останусь… не нужна тебе. Недзи моргнул. Слова Хинаты определенно не желали укладываться у него в голове. - Мне?.. Что Вы… Хината не отвечала. Смотрела в пол, и тогда Недзи спросил, почему-то чувствуя, что задыхается: - А как же… Наруто? - Я всегда любила Наруто-куна, - не поднимая глаз от татами, отозвалась Хината. – Я всегда его ждала. Я создала себе идеал… придумала его, как это всегда делают… ну… девушки, и я любила его – идеал, не человека. Я любила… того Наруто-куна, который принадлежал только мне. И это ничуть не помешало нам стать хорошими друзьями. Он понял, он всегда понимает, за это я и любила его… Думала, что люблю. Я не замечала… того, что ты всегда был рядом. Какое-то время я думала: ты меня ненавидишь, и мне было больно от этого, так больно, но я все равно не понимала… А когда поняла, уже оказалось поздно. Хината говорила все быстрее, будто боясь не успеть; на мгновение замолчала. Должно быть, каждое слово казалось ей сейчас неухватистым камнем; вымученная речь – и смысл, способный подарить крылья. - Наруто-кун всегда будет моим другом, - продолжила Хината, - но люблю я не его. Вскинула на Недзи свой невозможный взгляд. Сказала: - Я люблю тебя, Недзи-нии-сан. Медленно, с достоинством повернулась к раздвижной двери фусума. Не стала приседать, чтобы отодвинуть ее; потянулась к фусума руками, намереваясь уйти. Недзи не понял, как это произошло, просто подумал, что не может отпустить Хинату – не так, не сейчас – и обнял ее, хрупкую, тонкую, бесконечно родную; сжал ее запястья своими пальцами, будто заключая в оковы. А потом Хината обернулась и сама протянула к нему руки, и на ее лице были слезы – мокрые, холодные, – и Недзи понял, что пропал. and when I kiss you your lips are the only food I need your fingertips open spaces that make me complete dearest you're all that I need Просыпаться не хотелось. Остановить мгновение, задержать его, запереть, как свет в кристалле; хотя это тоже было бы ограничением свободы… Ночь – странное время; будто отдельный мир, живущий по своим законам. В этом мире блуждают тени, и пересекаются крест-накрест – паутина; а он говорил: - Если это сон, то я хотел бы спать вечно, - и ей становилось муторно от этих слов – странное, нехорошее предчувствие, почему ты так всерьез, Недзи, никогда не улыбаешься, я слышала – о тебе говорят как о «посредственном гении», но это ведь неправда… Все из-за твоей серьезности, нужно проще, и я могу показать – как, ты только будь рядом… Пожалуйста, будь рядом. Ты мне так нужен. Так… Он говорил: - Вы прекрасны, Хината-сама, - а она смущалась, и краснела, а он все не верил. Говорил что-то про то, что свет – сладок, и приятно для глаз видеть солнце, и что ни один воин не позволит себе такого перед битвой, а она немо возражала – но мне это надо, посмотри, мне же некуда будет возвращаться, и битва может начаться всегда, в любой момент, и ведь люди не ждут ее – люди любят друг друга… Иначе не выжить. А потом он сказал: - Моя. – Она еще подумала: «Твоя фраза явно не завершена, Недзи; кто я для тебя – госпожа, сестра, любимая, жена?», а он добавил: - Судьба. И стало так. forever Но ночь – сладостная, вожделенная – была позади. Наступило утро. Хмурое. Нежеланное. Уставшее от собственной неумолимости. Выглянув на улицу, Хината заметила маленькую рыжеватую птичку. Птичка выглядела вполне довольной жизнью; Хината бросила мимолетный взгляд на спящего Недзи, подумала, что никогда еще он не казался ей таким умиротворенным – и пошла собираться. Первая ночь, проведенная с любимым. Первая миссия в качестве АНБУ. Впервые на лице – маска. И в первый раз на сердце так неспокойно. Возможно, все чувствуют себя похоже, когда у них появляется что-нибудь… свое? То, что больше всего боишься потерять? Нет. Хината почему-то думала, что дело не в этом. Тогда в чем?.. loving - fighting holding - losing giving - taking Хината бежала. С дерева на дерево, с ветки на ветку. В зеленых кронах, среди листьев – успеть. В Коноху. Скрыться. Уйти от погони. Тихо. Бесшумно. Незаметно. «Я думала, теперь, когда мне есть куда возвращаться, я точно вернусь». Успеть. Не ради себя. Ради Конохи. Эта информация очень, очень важна, она может преломить ход войны… Совсем не то сравнительно простое задание, которое предстояло выполнить. Другое. Кто же знал, что этот человек, которого они, АНБУ, выследили, шпионит на таких людей?! «Предательство. Они нападут на нас… скоро. Если я успею в Коноху… Мы сумеем предупредить нападение. Мы повяжем их раньше, чем они успеют глазом моргнуть. И тогда… Может, тогда это наконец-то закончится». Хината бежала – и слышала шелест листьев за своей спиной. Не ветер – погоня. А она еще и ранена. Надо было сразу уходить с информацией – нет, осталась, попыталась помочь товарищам… И напрасно. Им это не помогло. Не плакать. Не останавливаться. Бежать. Она сильная. И ей есть куда возвращаться. Она успеет. Сможет. Какая-то ветка больно хлестнула по правому плечу; Хината сдержала крик, только зашипев сквозь зубы. Плечо было перевязано бинтом из походной аптечки, но плохо, впопыхах; рана. Бьякуган отчетливо видел преследователей, но пока они были слишком далеко; когда подойдут чуть ближе, преимущество окажется на их стороне. Хината знала, что не сможет сражаться на дальней дистанции. Если у них в запасе есть что-то повнушительнее взрывающихся кунаи… А у них наверняка есть, ее товарищей смело разрушительной техникой дальнего боя… «Я ведь даже не успела попрощаться с ним. Я думала, что вернусь – и тогда… Информация. Нужно передать в Коноху. Любой ценой». Хината покачала головой. Она не была уверена, что у нее получится… Но не попробовать не могла. Нужно сообщить не так уж много. Можно написать кровью… На собственном наруче. А передать посредством специального сгустка чакры в виде птицы. Только на это уйдет драгоценное время – ее точно догонят. А потом понадобится продержаться хотя бы полчаса. Этого времени хватит. Послание попадет в Коноху. Все узнают. И будут жить. Недзи – тоже. Вот только… «Не зря говорят, что у синоби не должно быть личной жизни. Синоби в первую очередь – оружие. А оружие, которое предпочитает собственную жизнь всеобщему благу…» Хината кивнула в такт своим мыслям. Она была молода. Она хотела жить. Она знала – ее догонят раньше, чем она успеет добраться до Конохи. «И тогда все умрут. И те, кого я знаю, с кем связана узами дружбы. И тот, кого я люблю. Все, кто придает моей жизни смысл. Я должна защитить их. Предупредить. А потом… я очень постараюсь выжить». wanting forever you «Тысяча семьсот. Тысяча семьсот один». Она считала не врагов – время. Врагов было трое, но как минимум двое – уровня дзенина. «Тысяча семьсот двенадцать». Время тянулось и тянулось, мучительно медленно. Самые долгие тысяча восемьсот секунд в ее жизни. Последние тысяча восемьсот. Хината больше не питала иллюзий относительно того, что сумеет выжить. Она была ранена трижды – то, первое, ранение в руку, еще два – в бок и бедро. Раны казались неглубокими, но Хината потеряла много крови. Начинала кружиться голова. Уходить от вражеских атак становилось все труднее. К счастью, они не заметили, что она успела отправить послание. «Тысяча семьсот пятьдесят… Все, теперь точно не перехватят… Тысяча семьсот пятьдесят один… Вот только я, кажется… Тысяча семьсот пятьдесят два… Уже… Тысяча семьсот пятьдесят три… Не смогу вернуться. Тысяча семьсот пятьдесят четыре… Жаль, но, наверное… Тысяча семьсот пятьдесят пять… Это моя судьба». Хината присела на ветку, привалившись спиной к древесному стволу; облизнула пересохшие губы. Маску она потеряла еще тысячу секунд назад; так хотелось пить… Хотя бы сейчас. «Если бы ты был здесь, Недзи-нии-сан, ты бы дал мне напиться… Тысяча семьсот шестьдесят четыре… Ты всегда делал что-нибудь, когда я просила, даже если это тебя раздражало… Тысяча семьсот шестьдесят пять… Нет, мне даже не надо было просить. Ты понимал, не знаю как, но понимал, как же я… Тысяча семьсот шестьдесят шесть… Люблю тебя». Мысли путались, казались мутными, неясными, будто в тумане, и одновременно как никогда ясными и быстрыми. Хината прикрыла глаза. Она знала – выбранная ею позиция неудобна для противников. Да и свои самые сильные техники они уже использовали, при этом изрядно ее ослабив. Им придется подойти ближе. И тогда… Как минимум одного из них она с собой заберет. Ну, очень постарается. «Тысяча семьсот девяносто девять… Это конец. Тысяча восемьсот». Хината подняла веки и не раздумывая совершила выпад катаной. Как она и предвидела, первый противник подошел к ослабленной, по его мнению, девушке, на опасно близкое расстояние. Его рана была смертельна. Хината поняла это с первого взгляда, и ее немедленно замутило – кровь, смерть, как же отвратительно, как же я устала убивать, я сама будто умираю всякий раз, когда… Едва уловимый приближающийся свист подсказал Хинате, что у врагов в запасе остались техники дальнего боя, а увернуться она не успевает. - Недзи, - сказала Хината и зажмурилась, ожидая удара и боли. Удара не было. Боли – тоже. Вместо этого послышались крики. Потом наступила тишина. Хината открыла глаза – и поняла, что плачет. Недзи лежал внизу, на небольшой поляне; он был в том забытьи, которое есть преддверие смерти, а зеленую траву пятнала яркая кровь. Хината не помнила, как спустилась с дерева, как бросилась к нему, что кричала и кричала ли что-то. Ей не было дела до врагов, судя по всему, уже мертвых; ей ни до чего не было дела. Все думала: а ведь это из-за меня, он защитил меня, принял удар, который предназначался мне, он говорил, что согласен спать вечно, если это сон, и теперь… «И как только нашел – выследить не мог, другие АНБУ проверяли, секретная миссия, и сообщение еще не успело дойти до Конохи, а я жива, зачем? Без тебя нет смысла, без тебя не так, совсем не так, и ничего не будет, как раньше, мир потерял краски, я не могу тебя перевязать, кровь не останавливается, я должна позвать на помощь, но не могу тебя оставить, твоя кровь на моих руках, на моей одежде и снаряжении АНБУ; она смешивается с моей собственной кровью, и я перестаю различать; а ведь и правда, это моя кровь течет из твоих ран… И наоборот. Если так вышло, если из-за меня… Я ведь не прощу себя, слышишь? Не прощу». Она растерянно огляделась по сторонам. На поляне пахло жженой костью и выпотрошенными внутренностями; как на бойне, отрешенно подумала Хината. Вспомнив что-то, потянулась рукой к сумке на бедре; запасные кунаи… Остался всего один. Как по заказу. Она уже разломилась ровно – напополам; теперь только один выход. А потом – кости, повиликою витые, и их похоронят рядом; «Я всегда говорила, что ты слишком серьезен, Недзи-нии-сан, а сама подвела тебя. Я не смогла… не справилась. Ты бы не согласился с тем, что я сейчас собираюсь сделать, но я не знаю, что еще могу сделать, я чувствую, будто начинаю сходить с ума, а зачем Конохе сумасшедшая АНБУ? Я просто… просто закрою глаза. Кунаи будто созданы для того, чтобы вонзать их вот так, под горло; там – след от твоего поцелуя, нии-сан, это тоже судьба, мы никогда не расстанемся, даже сейчас, и тебе не придется ждать меня… там». Руки сжимают кунаи, направленный острием в горло; по щекам бегут непрошеные слезы. Всего один точный удар. Всего один… loving - fighting holding - losing giving - taking - Стой, - голос – хриплый, едва слышный, и улыбка в обрамлении потеков крови. Дрогнувшая рука, выпавшее оружие. Глаза – в глаза. «Ты прекрасна, Хината. Я всегда буду защищать тебя...»