Психиатрическая больница №8

- Вы же не всегда такой были? – Амальда положила диктофон на ветхий старый стол. Скрипучие ножки подкосились - мебель явно готовилась развалиться. - Почему же? Я всегда была именно такой, – Мари улыбнулась почти нежно. Тонкий белый халат из хлопка облегал её исхудалое тело. Кожа была бледной, а руки наоборот загрубевшими, словно от долгой тяжелой работы. Ломкие рыжие волосы водопадом ниспадали на плечи. Голубые глаза, такие чистые раньше, выцвели и приобрели белесый оттенок. В них больше не было жизни - оставалась лишь пустота. Зрачки непоседливо бегали из стороны в сторону, осматривая белые облупившиеся стены. Психиатрическая больница №8. Простое название, которое совсем несложно запомнить. Деревья вокруг больницы стояли голыми и облетевшими круглый год, словно сама природа сторонилась этого места. Птицы никогда не пели над крышей, живность не выдерживала, очутившись в стенах. Тут пахло смертью. В больнице часто умирал персонал. Поэтому каждый месяц Мари навещала новая сестра. Амальда знала уже о восьми главврачах. И все они умерли при непонятных обстоятельствах. - Вы же не были сумасшедшей, - Амальда вздохнула и попыталась расслабиться. Но под тяжелым взглядом Мари больше хотелось съежиться в клубочек. - Я не сумасшедшая. С чего вы так решили? – девушка посмотрела в окно, - вы ведь в курсе, что здесь умирают люди. - Да, я знаю, – журналистка едва удержалась, чтобы не вздрогнуть. – Но ради информации готова рискнуть. - Все вы такие. Не только журналисты. Все люди вообще, - Мари медленно встала и прошла к окну с намертво прикрепленной решеткой, - но самое страшное, - она обернулась и посмотрела на Амальду диковатым взглядом, - вы не понимаете, чем рискуете. Журналистка нервно кашлянула. - А чем рисковали вы? Мари усмехнулась. - Я же тоже человек, верно, - девушка медленно опустилась на кровать перед Амальдой. – Ладно, так что вы хотите узнать? - Я хочу, чтобы вы рассказали мне про вашу жизнь. Про ваш поступок, который загнал вас сюда, - девушка включила диктофон и выжидающе взглянула на Мари. - Вы считаете мой поступок неправильным? Амальда опустила глаза. - Что ж, - усмехнулась больная, - у каждого своя истина. С чего бы начать? Журналистка поспешила включить диктофон. Нахмурилась, собираясь с мыслями. - Даже не знаю. А с чего бы вы сами хотели? Мари подняла голову, рассматривая трещины, бегущие по потолку. - Я думаю, стоит начать с того, как надо мной начали издеваться. Амальда невольно напряглась и приготовилась внимательно слушать. - Тогда весна наступила рано, и бабочки проснулись раньше, чем им полагается. Я шла по дороге в своих любимых резиновых сапогах. Как сейчас помню, мои волосы были густыми, не такими как сейчас... Они развивались по ветру, и я вся была похожа на солнышко. Никогда не угасающее солнышко... Но все случилось неожиданно. Мари перевела дыхание. - Просто я позволила им слишком много. Гораздо больше, чем они того заслужили. Да и разве они заслуживали? В один день я потеряла свою шапочку и шарфик. Сейчас я понимаю, что это нелепо, обсуждать такое, но именно с этого все и началось. Я оставила их на скамейке, а когда подошла к дому, вспомнила и вернулась. Забавно, не правда ли? Но тогда мне было не до смеха. Они пришли первыми... Девчонка, маленькая белокурая Белотрисса, крутила в руках мою шапочку и смеялась. Я подошла и вежливо попросила отдать её мне. Но она лишь подняла руку с шапкой вверх и начала громко смеяться с вызовом «А ты достань!». Это был лишь предлог. Девочка Изабелла тоже смеялась и подшучивала, а я лишь молча глотала слезы. Если бы они сделали лишь это, поверьте, сейчас я бы, посмеиваясь, пила дома чай. Но нет. Смешки и издевки продолжались, с каждым днем, месяцем, годом все хуже и хуже. Я помню, как Белотрисса разорвала мое платье у всех на глазах, у всего класса, а на следующий год отрезала мне волосы. Мол, уродовать надо медленно. Я приходила домой, как ни в чем не бывало, хоть отец и спрашивал у меня про неровные волосы и разодранные платья. Я всегда отговаривалась, мол, упала или сходила в парикмахерскую. Наивные отговорки, им нельзя верить. Но отец верил. Это был самый лучший, самый добрый человек в моей никчемной и черной жизни. Когда мне исполнилось пятнадцать, отец умер. У него оказался неоперабельный рак мозга... Врачи разводили руками. Мы не боги, говорили они. Оставалось только смотреть, как самый близкий человек умирает у тебя на глазах. Я осталась одна. Ко мне приходила троюродная сестра брата, давала деньги, убиралась, готовила. Жуткая женщина, на самом деле. Она говорила, что делает это лишь в память о своем покойном родственнике, и я тут не под каким углом не вписалась. Тем временем издевки продолжались… - Вы убили двадцать восемь человек. Почти три десятка, - тихо произнесла Амальда. - Скажите, вы сожалеете об этом? - Я уже говорила, - Мари с вызовом посмотрела на журналистку, - что для каждого своя истина. Их жалеть я не намерена, как не жалею и о своем поступке. Просто... так получилось… - Да, я читала, несчастный случай. Возгорание. - Вы же прекрасно понимаете, что случай, в отличие от несчастья, тут не при чем. Амальда нервно сглотнула и непослушными руками вытащила из кармана сигарету. - Я закурю? Мари равнодушно пожала плечами. - У нас запрещено курить. Больной может воспользоваться сигаретой. А как, это уже простор для фантазии. Вы боитесь меня. Это прекрасно видно по дрожащим рукам. Не пытайтесь от меня что-то скрыть - я людей вижу насквозь. Журналистка положила сигарету обратно. - Вам надо лишь успокоиться. Неужели сигареты успокаивают? - Отчасти. - Я пробовала курить. Это самая настоящая гадость, - Мари улыбнулась. Сейчас она не выглядела убийцей. Обычной двадцатипятилетней женщиной. Слишком беззаботной для пациентки восьмой психиатрической больницы. - Как произошел тот несчастный случай? - Амальда достала из сумки блокнот и быстрыми движениями начала прописывать что-то. - Все случилось на выпускном. Наш класс был маленьким, всего шестнадцать человек - девять мальчиков и семь девочек. Остальные жертвы оказались взрослыми: персонал ресторана, где мы веселились, классная руководительница и почтенная пара из родительского комитета. Огонь обхватил здание, тела. Все кричали, звали на помощь... Было страшно и одновременно весело. А знаете, что послужило очагом пожара? Мари улыбнулась и, наклонившись через стол, посмотрела в глаза Амальды. Теперь ее улыбка походила на оскал хищника. - Сигарета. Обычная сигарета. Журналистка в испуге уставилась на больную. Её тело охватил озноб, блокнот чуть не выпал из ослабевших рук. - Поэтому, - Мари встала и прошла к злосчастному окну, - здесь запрещено курить. Девушка судорожно кивнула. - Знаете, что я поняла в этой жизни? – Мари повернула голову к дрожащей Амальде, в ее голосе звучала горечь. – Нельзя обижать слабых. Они не прощают. Эту фразу должен знать каждый человек. Я не оправдываю себя, но и не считаю свой поступок аморальным. Двадцать восемь человек полыхнули живыми факелами. Все вокруг превратилось в живой крематорий. Треск сгораемых платьев и волос... Ресторана не стало, и всех моих обидчиков постигла та же участь. Дело в том, что когда слабые начинают мстить, то задевают тех, кто им ничего не сделал. Он просто был там же, где и все злодеи. Просто случайная пешка. Мари неопределенно пожала плечами, не отворачиваясь от окна. На улице начинался дождь. - Я могу продолжать свой монолог очень долго, но вы же понимаете, что из этого ничего не выйдет. Вы хотели узнать, как я убивала. Намеренно брошенная сигарета на ковер и пролитое виски сделали свое дело. А я просто стояла и смотрела, как горят люди. Слышала их крики. Суд так ничего и не доказал, и меня признали невменяемой. Здесь я уже восемь лет. Восемь лет, восьмая больница, двадцать восемь погибших. Странная закономерность, не находите? Но хуже то, что я вся медленно гнию, словно старое дерево. Мари повернулась, и журналистка заметила слезу, скатившуюся по щеке. - Все это стало для меня адом. Но знаете, что? Я не хотела бы отправиться в прошлое и исправить то, что натворила. Пускай, все остается как есть. Скрипнула входная дверь. - Часы посещения окончены. Прошу покинуть палату. Журналистка посмотрела на медсестру и кивнула. Захватив диктофон и упавший блокнот, девушка выскочила из палаты, бегом направляясь подальше от этого места. *** На следующий день Амальду Гранделье нашли мертвой у себя в квартире. Даже после тщательного расследования причины смерти так и не удалось установить. Протокол патологоанатомов отличался краткостью - естественная остановка сердца. В вещах журналистки нашли тот самый диктофон с признанием. Дело пациентки возобновили после долгого перерыва, и оно отличалось небывалой по современным меркам оперативностью. 26 августа Мари признали виновной и приговорили к смертной казни, а уже утром 27 августа приговор был приведен в исполнение. Убийца двадцати восьми человек не увидела рассвет двадцать восьмого числа. А еще через месяц был издан указ снести Психиатрическую больницу №8. Теперь на месте развалин начинает пробиваться молодая трава.