Полосатая

Я стояла перед зеркалом, высунув язык от усердия, и расчесывала волосы. Вверх-вниз, вверх-вниз – эти монотонные движения знакомы мне, да и не только, с самого детства. С того самого момента, когда мама первый раз взяла в руки щетку и нежно распутывала колтуны, а я сидела и стойко молчала, пытаясь не заплакать от боли. Сейчас волосы уже были гладкие, и я не носилась по дворам где попало, махаясь на желание с мальчишками. Осталась оторвой, но вся моя энергия перешла на язык и активную деятельность. Я случайно отодвинулась в сторону и попала прямо в квадрат солнечного света, что падал из окна в квартиру золотистым столбом. Волосы вспыхнули насыщенно-красными прядями, и я застыла, любуюсь кровавыми переливами. И не только ими. Мой родной цвет внезапно превратился в солнечно-рыжий, а мелированные концы – в ослепительно-белые. Так странно было видеть подобное. Я всегда считала себя обычной и типичной шоколадноволосой, каких на улицах полным-полно. Вот входила в автобус – и видела точно такую же коричневую, с глубокими карими глазами и светлой кожей. Будто в зеркало смотришься. И надоело. Просто… насытилась. По самое горло. Слушать даже не стала отказы мамы, пошла вот и сделала. И теперь мне казалось, будто я – особенная, такая невероятная и удивительная, непривычная. Глаза еще не привыкли видеть подобное разнообразие, поэтому я на миг, наверное, ослепла и впала в некое подобие транса. Все испортила, как всегда, мама. Дернула меня за вишневую прядку, потянула на себя, заставляя склонить голову, и посмотрела прямо в глаза. - Чего это ты на себя любуешься, засранка? – улыбнулась тепло, но с ехидцей. – Как мать ослушалась, так сразу – красавица писаная-переписаная? Необычная и особенная, а? Я поморщилась, потому что тянула она не слабо. Кожа головы уже ныть начала. - Мам, отпусти, - жалобно протянула я, смотря на нее щенячьими глазками. Они у меня от природы такие, располагающие, а если еще добавить пару штрихов усилий… Даже мама не устояла – разжала пальцы и дала мне спокойно, со вздохом, выпрямиться. Потом внимательно начала разглядывать крашеные прядки, задумчиво закусив губу. - Ты чего это? – я отодвинулась, представляя себе все самое плохое, что она только может сотворить. – Думаешь, как бы меня обрить покреативнее? - Нет. Я удивилась. Нет, правда, удивилась. Я думала, что она начнет читать мне нотации, велит идти обратно в салон и перекрашиваться в родной цвет, или еще чего… А тут – такое. - А что тогда? - Ты теперь полосатая, Ксюха. Вся полосатая. Снаружи и изнутри. - А, - я понимающе улыбнулась. – Я ведь теперь как трехцветная кошка, мам. Не такая, и не такая, и не такая. Трехгранная снаружи, а вот внутри… я не знаю, сколько там граней. Как у бриллианта, наверное. - Кошка она, бриллиант, - фыркнула мама, направляясь на кухню. Я осталась стоять у зеркала и слушала ее внимательно, серьезно. Потому что знала – вот сейчас решается вопрос ее отношения к моим изменениям. Ко всем. - Трехцветный, полосатый, вредный, наглый, громкоголосый бриллиант. Иди уже ешь. Я рассмеялась, положила расческу на тумбочку и проследовала за едой. - Эй, полосатая, иди-ка сюда, у меня для тебя работа есть! Полина недоуменно переводила взгляд с меня на маму и обратно, явно не понимая, почему ко мне так обратились. - Мам, почему Ксюша полосатая? - Потому что… я ей сейчас задницу выпорю, вот что. Сестра улыбнулась весело и умчалась делать уроки. А я укоризненным взглядом посмотрела на виновницу. Он был проигнорирован. Я вздохнула. - Полосатому бриллианту не пристало пороть задницу, вот что я тебе скажу!