Глава 1
— Спок, стоп! Хватит! — отчаянно выкрикнула Ухура. — Нам без него не удастся спасти Кирка. В первую секунду показалось, что Спок не сможет совладать со своим гневом. В его глазах не было ничего, кроме чистой ярости и стремления убивать. Так когда-то выглядели его предки, не скрывающие силы своих эмоций и непреодолимой жажды крови. Когда до него дошёл смысл её слов, он быстро взял себя в руки. — Объясни. — Доктор Маккой думает, что с помощью крови Хана сможет вытащить его. Но он использовал все взятые им образцы для экспериментов, и нам нужно получить новые. От мысли, что придётся позволить распростёртому под ним чудовищу дышать одним с ним воздухом, Спок испытал почти физическую боль. Всё, что случилось за последние сорок восемь часов, было делом рук этого отвратительного человека — и это не должно было остаться безнаказанным. Но если сейчас наложить на него заслуженную кару, то это положило бы конец надежде вернуть капитана к жизни, а Спок никогда бы не пошёл по этому пути. Джим нарушил Первую директиву, потому что был другом Спока, и в то время Спок не понимал, почему тот пошёл на такие жертвы, но теперь всецело познал весь их смысл, выйдя из скорлупы вулканца. Он бы пожертвовал для спасения Джима чем угодно — не только древними инстинктами воина, кипевшими в его крови. — Кирк, — прохрипел придавленный тяжёлым телом Спока Хан, — он пострадал? Спок с неудовольствием отметил, что сдавил грудь противника недостаточно сильно, лишь придушив его, но не лишив способности говорить. — Мой капитан мёртв, Хан. И, кажется, последней возможностью вернуть его нам стал ты. Поэтому, и только поэтому, я сохраняю тебе жизнь. Однажды ты спросил меня, как я смогу свернуть кому-либо шею, если не способен заставить себя пойти против правил, но видишь ли, нам приказали свершить над тобой правосудие. Если для этого потребуется сломать несколько костей, полагаю, ты не удивишься, если я сделаю это без малейших колебаний. Если ты хочешь остаться в живых, то тебе придётся пойти с нами и позволить взять столько твоей крови, сколько понадобится для переливания моему капитану. Воздуха в лёгких Хана едва хватило, чтобы объявить о своей капитуляции, и прозвучало это вполне искренне. Споку ничего не оставалось, кроме как поверить ему. Он уже знал, как могут повернуться события, когда этот человек сдаётся в плен. Как бы там ни было, он встал и помог подняться Хану. — Как изменилось состояние капитана за истёкшее время? Разумеется, что-то пришлось предпринять, чтобы спасти функции мозга. Как только Кирк перестал дышать, Спок приказал телепортировать его в лазарет в тщетной надежде, что его, возможно, удастся воскресить. После транспортировки доктор Маккой констатировал смерть. Сколько прошло времени с того момента до зарождения безрассудного плана в голове доктора? Что, если прошло больше шести минут? В любом случае, Спок не собирался упускать этот шанс. Возможно, переливания крови окажется достаточно, чтобы свести к минимуму повреждения в центральной нервной системе Джима. Нийота бросила на Хана осторожный взгляд и затем рассказала, что предпринял доктор Маккой. Их пленник никак не выдал своих чувств, тщательно скрыв свои мысли о предмете обсуждения. Но Спок не особо взволновался: товарищ Хана по-прежнему оставался погружённым в бессознательное состояние. Всё под контролем. — Полагаю, через несколько минут за нами прибудет шаттл, — доложила Нийота. — Транспортер серьёзно повреждён, нет входящего сигнала, и нас не могут телепортировать на борт. Спок подумал, что не стоило обсуждать такие вещи в присутствии Хана, но не стал делать замечания. Как только Хан сдаст необходимый объём крови, он сразу будет отправлен в карцер, и даже категорический приказ Джима не смог бы заставит Спока изменить это решение. Он полагал такую возможность маловероятной.Глава 2
Когда прибыл шаттл, Спок вежливо отклонил попытки мичмана Мэтью сменить его на посту. Он лично препроводил Хана в хвостовую часть шаттла и сам проследил за тем, чтобы его надёжно привязали к сидению. И даже если движения его рук были резче, чем это было необходимо для выполняемых действий, никто из офицеров не выдвинул против этого возражений. Возвращение на «Энтерпрайз» прошло в напряжённом молчании. Спок не спускал глаз с Хана, пристально за ним наблюдая и ни на секунду не позволяя себе отвлечься. Он безоговорочно доверял профессионализму офицеров охраны, но Хану уже удавалось обмануть и переиграть не только Джима, но и самого Спока, причём не один раз. Больше такого не должно было произойти. Хан невозмутимо переносил эту слежку, хотя порой его глаза были совсем не так холодны. Он казался задумчивым, и Спока это напрягало ещё больше. Ничего хорошего породить этот суперинтеллект не мог. Спок оставался настороже вплоть до того момента, пока не завершилась процедура по переливанию крови, после которой Хана отправили в заключение. И в дальнейшем он не терял бдительности. Хотя Спок сам продумал меры безопасности, он не считал, что Хана больше не надо опасаться. Надо было помнить, что на «Энтерпрайз» были те, кого этот человек любил больше всего в жизни, и чтобы защитить их, он не пощадит ни корабль, ни жизни офицеров Звёздного флота. Когда они пристыковались к «Энтерпрайз», Спок отвязал Хана от его кресла и проговорил вполголоса: — Здесь присутствуют шесть хорошо подготовленных офицеров Звёздного флота, а на борту их ещё значительно больше. Оказывать сопротивление будет в высшей степени неразумно. Губы Хана дрогнули, и он втянул воздух. Предвосхитив любые его действия, Спок приказал: — Молчи. До сих пор я позволял тебе оставаться в сознании. Однако это не значит, что в случае необходимости я не смогу изменить положение дел. Принимая эти условия, Хан сохранил молчание. Без дальнейших церемоний конвой направился в медотсек. Четверо офицеров охраны окружили Спока с Ханом и шли вслед за Нийотой. В коридорах корабля им встречалось множество людей, но те сразу освобождали дорогу, так что группа шла беспрепятственно. Спок решил, что Сулу предупредил экипаж, и решил объявить рулевому благодарность с занесением в личное дело, когда с наиболее срочными делами будет покончено. Он уже доказал, что способен эффективно исполнять обязанности капитана. Он справлялся с командованием корабля более уверенно, чем мичман Чехов, но Спок понимал, что вины навигатора в этом нет. Существовала огромная разница между номинальным замещением капитана в штатном режиме и принятием на себя ответственности, когда экипаж оказывается в режиме красной тревоги, а системы корабля отказывают одна за другой. В медотсеке их встретила Кэрол Маркус. Офицеры охраны заняли пост у двери, и Нийота осталась с ними, чтобы не мешать. Маркус подвела их к биокровати, около которой стоял озабоченный доктор Маккой, совершенно измотанный, но готовый биться до последнего, пока можно хоть что-то сделать. Оборудование для забора крови было уже подготовлено, и Спок подвёл к нему пленника. — Где вас носило? — возмутился доктор. — Были на экскурсии по городу? Могли бы ещё прогуляться по обзорной палубе. Продолжая наблюдать за Ханом, Спок ответил очень сухим тоном, суше, чем воздух пустыни на его родной планете. — Если вы предпочитаете сами заниматься возвращением сбежавших из-под надзора носителей чудо-генов, только скажите, доктор. Я с удовольствием сделаю пометку в вашем личном деле. Любой другой на его месте насторожился бы, встретив испепеляющий взгляд доктора Маккоя, но Спок счёл, что иного и быть не может, особенно при условии, когда Джим Кирк в опасности. Когда Маккою приходилось лечить своего лучшего друга, по беспощадности он сравнивался с ле’матьей и вдвое превосходил её по свирепости. Доктор пробормотал себе под нос что-то нелестное о Споке и затем велел Хану сесть, что тот беспрекословно исполнил. Спок ждал, сцепив руки за спиной. Когда доктор взял необходимый объём крови, он посмотрел на Хана. — Послушайте, вы убили много невинных людей, и у меня нет сомнений, что вы без колебаний расправились бы с каждым, кто встанет у вас на пути. Но я полагаю, что должен сказать спасибо за взятую у вас кровь, необходимую, чтобы вернуть Джима к жизни. Внимательно взглянув на него, Хан заметил: — Это хорошо, что вы так заботитесь о своём капитане. Маккой с тяжёлым вздохом закатил глаза. — Ну да, кто-то же должен, если этот идиот не может сам о себе позаботиться. Приходится мне. Спок вмешался, чтобы не допустить новых высказываний. Доктор всегда открыто выражал свои чувства, особенно в отношении тех, кого любит. Споку не хотелось, чтобы он сказал что-либо неподобающее о Джиме при Хане; сама мысль, что негодяй узнает о капитане нечто личное, заставила его испытать дискомфорт. — Если вы здесь закончили, доктор, то мы вас покинем. — Хмм? — Маккой быстро повернулся к Споку. — О да, я всё. Выметайтесь отсюда. Нечего толпиться в моём лазарете, — пробурчал он с привычной грубостью. Спок поднял бровь и не снизошёл до ответа доктору, обратившись вместо этого к Хану, который не спускал с него глаз, прекрасно понимая, какие причины заставляют вулканца ускорить их уход. — Следуй за мной. Хан подчинился.Глава 3
Когда Спок довёл Хана до камеры, которой в обозримом будущем предстояло стать его домом, ему устроили обыск. Хан не возражал. Не издав ни звука, он позволил Мэтьюзу и Роллингу извлечь фазер из складок его плаща, вытянуть длинный узкий клинок из-за голенища правого сапога. Под конец Хан сам сдал складной нож, так хитро спрятанный в каблуке левого сапога, что офицеры службы охраны не смогли бы найти его без содействия со стороны обыскиваемого. Эта подозрительная сговорчивость насторожила Спока, и он подошёл к безопасникам, чтобы отдать им распоряжения. — Вы двое останьтесь здесь до конца смены, затем я пришлю других часовых заменить вас. Я хочу, чтобы эта камера непрерывно охранялась. — Мне вызвать на связь коммандера Джотто, сэр, чтобы он установил порядок дежурства? — Нет, мичман Ро. Мы с ним обсудим этот предмет приватно, — ответил Спок. Кроме того, у него были и другие вопросы, требующие решения с главой отдела безопасности. Обыск был завершён, и Хан наблюдал, как Спок вводит код, изолирующий пленника от остального корабля, для надёжности не сохранив его нигде, кроме собственной памяти. Вбив последнюю цифру, Спок холодно посмотрел на него. — Если я обнаружу, что ты каким-либо образом пытаешься воздействовать или навредить членам экипажа, будь уверен, что тебе не понравятся последствия. Жутко было видеть, что Хана эта речь позабавила. — Да бросьте, Спок. Было бы бесполезно оказывать сопротивление сейчас. Если бы я намеревался это сделать, то выбрал бы момент, когда за нами прибыл шаттл. Вместо этого я добровольно отправился с вами, и знаете почему? — его губы медленно растянулись в улыбке, вокруг глаз собрались мимические морщины. Спок точно знал, что услышит дальше. — Потому что я именно там, где хотел оказаться. Спока удержала лишь невидимая стена силового поля, чтобы не наброситься на Хана и не завершить начатое с появлением Ухуры на летающей платформе. Откуда-то этот негодяй точно знал, как вызвать его на эмоции и заставить потерять рассудок. До сих пор только одному человеку удалось сделать нечто подобное — и он лежал в анабиозе в медицинском изоляторе «Энтерпрайз»; Спок понимал, что те действия капитана были необходимы и оправданы. Спок простил его задолго до состоявшихся объяснений, но Джим сказал, что до сих пор испытывает чувство вины, и поклялся, что заставил Спока выйти из себя, прибегнув к этому как к последнему средству, чтобы спасти множество жизней. У Спока не было сомнений, что мотивы Хана далеки от альтруизма. Злость кипела внутри вулканца, и он понимал, что ему вскоре понадобится провести сеанс медитации, чтобы восстановить столь необходимый ему контроль, но сначала надо было покончить с неотложными делами. Лёгкая прохладная рука легла на его вцепившуюся в бедро руку, и та невольно разжалась. Спок нащупал ласковые пальцы и переплёл их со своими, сделав глубокий вдох и ухватившись за маленькую ладошку, как за спасительный якорь. Этого контакта, дозволенного только самым близким людям, оказалось достаточно, чтобы волны ярости, разрывающие его изнутри, улеглись, и он смог вполне овладеть собой. Уходя, он чувствовал, что Хан пристально следит за каждым его шагом.***
Как только они покинули карцер, Спок сжал руку, которую держал в своей, и произнёс с теплотой: — Благодарю тебя, Нийота. Она вернула пожатие и ответила, наклонив голову: — Не за что. Чем он заслужил внимание этой женщины? Её сила и неизменная поддержка не переставали удивлять его, и он знал, что во всей Вселенной не смог бы найти другую такую же. Вдруг он вспомнил их разговор в шаттле при высадке на Кронос. Он понимал, что в их отношениях не всё было гладко, но её слова о том, что ему безразличны её чувства, были настолько далеки от истины, насколько это было возможно. Внимательно посмотрев на неё, он заметил признаки утомления, которые она скрывала под маской профессионализма. Он был рад ненадолго отвлечься от текущих дел, хотя это было эгоистично. — Возможно, — начал он издалека, — тебе следовало бы отправиться на отдых. Наши смены начнутся только через семь целых три десятых часа. — А ты чем собираешься заняться? — спросила она, и в её тоне проскользнула тщательно скрываемая неуверенность. Глядя прямо перед собой, Спок ответил: — Мне необходимо переговорить с коммандером Джотто, затем я намеревался присоединиться к коммандеру Скотту в инженерном… — Нет. — Нет? — Нет. Побеседуй с Джотто, если должен, но затем ты пойдёшь в нашу каюту и отправишься в нашу кровать спать около меня, а после, когда мы проснёмся, можем сделать кое-что ещё, если захочешь, — она произнесла это так уверенно, будто давала Споку понять однозначностью формулировок, что она не примет другого варианта развития событий. Спок моргнул. Он подумал, что ремонт в инженерном отсеке будет успешно произведён силами уже занятых этим специалистов, а лейтенант Сулу блестяще справляется с командованием мостиком. Возможно, это действительно может подождать. — Я верно понял, что больше не должен спать на кушетке? Выражение лица Нийоты смягчилось, уголки её губ тронула улыбка. — Верно. Они вместе вошли в турболифт и проехали до жилого этажа, на котором Ухура вышла. Спок отправился в комнату для совещаний, по дороге вызвав по интеркому коммандера Джотто. Когда Спок прибыл к месту назначения, начальник службы безопасности уже ждал его у двери. Они вошли в комнату, и Спок попытался избавиться от чувства, что им здесь нечего делать в отсутствии Джима. Не имело значения, что старший помощник имел право пользоваться капитанскими привилегиями, пока капитан не был способен исполнять свои обязанности, но после всего того времени, что Спок провёл под его командованием, это казалось совершенно недопустимым. Как бы там ни было, он решил, что когда в следующий раз ему понадобится провести закрытое совещание с членами экипажа, он созовёт его в своей лаборатории. Возможно, это покажется не вполне профессионально, но лучше он в будущем поступится статусом, чем полной работоспособностью, и не будет отвлекаться от решения насущных проблем. Он уселся на своё обычное место, а не во главе стола, и сразу перешёл к изложению текущего положения вещей относительно заключённого. Коммандер Джотто внимательно его выслушал и затем изложил свою схему несения караула в карцере. Ещё он предложил расставить дополнительные посты в ангаре, где хранились криокапсулы с экипажем Хана, на тот случай, если обычных мер безопасности окажется недостаточно, и сверхчеловек сумеет отыскать путь к тем, кого назвал своей семьёй. Спок одобрил все предложения. — Мистер Спок, — заговорил Джотто, когда они покончили с делами и собирались разойтись каждый по своим делам, — сэр, всё же почему он вернулся? Спок замолчал на несколько секунд, услышав вопрос, который беспокоил его самого всё время, с тех пор как он поговорил с Ханом в карцере. В конечном счёте, он дал единственный ответ, который у него был: — Понятия не имею.Глава 4
В течение следующих трёх дней экипаж был занят текущим ремонтом, который можно было произвести вне условий специализированного дока. Спок был полностью загружен, одновременно выполняя обязанности капитана и дополнительного инженера, а если у него выпадала свободная минута, он справлялся о здоровье друга. Когда доктор Маккой впервые вызвал его по интеркому, чтобы сообщить новости о состоянии Джима, он сказал, что жизненно важные функции восстановлены. В тот момент Спок сидел в капитанском кресле на мостике, и у него не было ни времени, ни возможности на проявление эмоций. Работающая у пульта связи Ухура обернулась и поймала его взгляд, и в её глазах читалось огромное облегчение. Он тогда подумал, что рано радоваться, так как они пока не выяснили, какие долговременные последствия повлечёт за собой смерть капитана и будет ли его восстановление полным, но хотя бы они могли на что-то надеяться. Доктор регулярно связывался со Споком, сообщая о малейшем изменении в состоянии Джима, и Спок взял за правило заходить до и после дежурства на мостике в палату, куда был помещён больной. Один раз Ухура пошла вместе с ним, но ей так тяжело было увидеть капитана безмолвным и неподвижным, что она решила отложить посещения до тех пор, пока он не очнётся. Спок некоторое время проводил со своим другом наедине и рассказывал ему обо всём, что приходило в голову, зная, что такое общение помогало некоторым пациентам выйти из комы. Когда он впервые так поступил, доктор Маккой как раз вошёл проверить кое-какие показатели. И хотя он не извинился, но отложил свои дела до того момента, когда Спок отправился выполнять свои обязанности. Спок догадался, что доктор придавал этому не меньшее значение, чем он сам. Они относились друг к другу с уважением, и хотя никогда не признались бы в подобном, но проявляли взаимную заботу. Никто их них не спешил поделиться своими проблемами, им хватало общей заботы о Джиме. После каждой смены караула Спок получал доклад относительно Хана. За исключением того, что несколько менее опытных офицеров охраны лишились присутствия духа, этот человек в целом переносил заключение без попытки поднять бунт. Спок не доверял этому спокойствию. Не раз он обдумывал возможность посетить карцер, чтобы лучше разобраться в мотивах пленника, но затем вспоминал, как разговор с Ханом сделал Джима его соучастником, и откладывал своё намерение. Хотя было маловероятно, что Спок способен подпасть под чьё-то влияние, как бы хитёр тот не был, он всё же предпочёл не рисковать. Вот почему он узнал слишком поздно, что Хану удалось выудить у мичмана Рейнольдса местоположение криогенных капсул. Мичман сам доложил ему об этом, когда сдал пост, так при этом побледнев, что его кожа стала зеленоватой, как у вулканца, а не как у нормального тренированного, не жалующегося на здоровье астронавта, так он был раздавлен. Рассудив, что Рейнольдс своими терзаниями сам себя достаточно наказал, Спок сказал ему: — Постарайтесь успокоиться, мичман. Хан — непревзойдённый мастер манипуляции. На вас не будет наложено взыскание за этот промах. Мичман Рейнольдс с облегчением перевёл дух, и немного расслабился, хотя продолжал стоять по стойке смирно: — Благодарю вас, сэр. — С учётом сказанного, — продолжил Спок, склонив голову, — было бы разумно, чтобы коммандер Джотто назначил на ваш пост по охране Хана заместителя. Для вас найдётся много другой, не менее важной работы. Казалось, Рейнольдс приободрился ещё больше. — Благодарю вас, сэр. — Можете идти, мичман, — проговорил Спок, ничего более не добавив и понадеявшись, что Рейнольдс сам поймёт, что к нему отнеслись снисходительно. Как только за мичманом закрылась дверь, Спок откинулся на спинку кресла, сложил вместе ладони и прижал кончики указательных пальцев к губам. Он смотрел прямо перед собой невидящим взглядом, обдумывая выросшую перед ним новую проблему. Что он мог сделать, чтобы предотвратить распространение влияния Хана на членов экипажа? Он почувствовал, как пальцы холодят его рот, и встрепенулся.***
Собранный им прибор был небольшим и простым, но при этом эффективным. Он ожидал, что Хан сразу начнёт протестовать, едва догадается о его назначении, но он позволил Споку закрепить его без сопротивления и расспросов. Едкая насмешка в его глазах была единственной заметной реакцией. В этом взгляде читалось: «Ты понимаешь? Ты сам понимаешь, как велико моё влияние на тебя? Как я упиваюсь тем, что заставил тебя пасть так низко? Возможно, ты отнял у меня голос, но более важно то, что взамен я отнял у тебя честь, твои пресловутые моральные принципы. Спок постарался остаться совершенно бесстрастным, отвернулся от Хана и активировал силовое поле, закрывающее вход в камеру. Тем же вечеров он просидел в палате Джима на час дольше обычного, но до конца успокоиться ему так и не удалось. Следующие несколько дней прошли в бесконечных обменах сообщениями со штабом Звездного флота. Адмиралтейство требовало немедленного их возвращения, но Спок не хотел возвращаться на базу до тех пор, пока окончательно не убедится в том, что капитан полностью восстановится. Он сообщил, что в настоящее время корабль плохо подчиняется штурвалу, и потребуется некоторое время, прежде чем они смогут зайти в док без риска нанести ущерб. Он говорил правду, хотя истинная причина задержки крылась в другом. Спок был уверен, что Джим полностью поддержал бы его решение. Он рассказал ему о своих уловках на следующее утро, и Джим улыбнулся во сне.***
Когда наконец Джим открыл глаза, Спок был рядом. Он не вслушивался в шутливое препирательство капитана с доктором Маккоем, довольный тем, что Джим пришёл в себя. Прошло так много времени с тех пор, как он видел полные жизни глаза друга и слышал его смех. Разумеется, сначала его голос был совсем слабым, но от этого не менее желанным. Наконец доктор Маккой вышел из комнаты, и они остались наедине. Они молча смотрели друг на друга, оба растроганные самим фактом, что подобное оказалось возможным, и Спок припомнил те слова, сказанные ему в ангаре своей старшей копией, которые определили его место в жизни. Возможно, он не повторил судьбу своего двойника из другой вселенной, но он был рядом с Джимом, как они оба полагали, в последние минуты его жизни, и поэтому их дружба в будущем действительно свяжет их обоих — так сильно, как даже старый Спок представить себе не мог. Он подошёл и взял руку Джима в свои. — С возвращением. На секунду Споку показалось, что Джим переведёт всё в шутку, возможно, спросит легкомысленной с усмешкой: «Скучал по мне?» Но он лишь немного приподнял уголки губ и проговорил: — Я рад, что вернулся.Глава 5
Когда Джим очнулся, он чувствовал себя… разнообразно. Было такое ощущение, будто он пробудился от очень странного сна. Память не сохранила отдельные детали, но было в нём что-то такое, чего не должно было быть. Он не лгал Боунзу, когда сказал, что не чувствует в себе желания убивать большего, чем обычно, однако в его восприятии мира что-то неуловимо изменилось. Его ум всегда работал быстро, легко переключаясь с одной задачи на другую, бросая решение на полпути и вынужденно импровизируя, когда надо было выдавать готовый ответ. Теперь его ум обострился, мысли стали более определёнными и чётко сформулированными. Если бы ему пришлось кому-нибудь объяснять эту перемену, он бы мог сравнить себя с бабочкой, которая вдруг проснулась и обнаружила, что у неё теперь стальные крылья. Суть бабочки осталась прежней, но теперь она имеет возможность из нежного прекрасного создания, которым была всегда, превратиться во что-то совсем другое. Во что-то очень опасное. У него промелькнула мысль, что мёртвые должны оставаться мёртвыми, но затем он увидел стоящего у изножья кровати Спока и смог лишь подумать, каково было бы ему, если бы они поменялись местами. Если бы обстоятельства сложились так, что Споку пришлось бы покинуть этот мир, Джим был уверен, что перевернул бы само мироздание, но изменил бы их судьбу. Когда Боунз перевёл взгляд на трикодер, Джим ответил на его ворчание со всем доброжелательством, на которое только оказался способен на фоне произошедших с ним перемен, которые он приписывал весьма необычному методу его воскрешения. После первой вспышки радости при виде Боунза, он всё же вздохнул с облегчением, когда тот перестал суетиться вокруг него и вышел из комнаты чуть более нервными шагами, чем обычно. Оторвав взгляд от закрывшейся за доктором двери, Джим встретился глазами с неподвижно ожидающим посетителем. Возможно, большинство людей не уловило бы произошедшей с вулканцем перемены, но он заметил следы переутомления и другие признаки стресса на лице друга, пробивающиеся из-под огромной радости, что хотя бы часть тревог осталась позади. Он прогнал мелькнувшее чувство вины, которое не мог не испытать при мысли, что его смерть и медленное возвращение к жизни оказали на Спока такое пагубное влияние, и позволил себе насладиться теплом, охватившим его при мысли, что у него есть кто-то, с такой силой пекущийся о его благополучии. При мысли о том, сколь многого он достиг с тех пор, как поднялся на борт шаттла в Риверсайде, у Джима сдавило горло, и, понимая, что он мог утратить всё это, вопреки усилиям его экипажа — его семьи — и особенно Спока, он не удержался и вздрогнул. Семья всегда была особенно важной темой для Джима, таковой и осталась. Его мать старалась, как могла, когда они с Сэмом были малышами, но она словно смотрела сквозь них, думая о чём-то далёком. Её взгляд всегда был отрешённым, особенно когда её глаза останавливались на нём, потому что Сэм, хотя был очень умным мальчиком, но умел не выделяться, влиться в компанию, он знал, как подстроиться под других. А малыш Джимми Кирк был очень необычным, ярким, как и его отец; и как бы ему не хотелось свалить всю вину на провинциальную ограниченность жителей Риверсайда за то, что он чувствовал себя отбросом общества, но он прекрасно знал, что сам в этом виноват точно так же, как и виноват в смерти Джорджа, и когда что-то шло не так, он винил себя в этом; пусть никто не говорил этого вслух, но все думали именно так. Он знал, что думали. Он знал — и считал, что они правы. Он был почти уверен, что Вайнона Кирк умерла вместе с Джорджем. Наконец они с Сэмом стали достаточно взрослыми, чтобы Вайнона смогла преодолеть чувство вины и улететь к звёздам, сначала оставляя их у первых попавшихся родственников, кто только согласится приглядеть за ними, а затем в один из отпусков приведя домой мужчину, которого они время от времени встречали в городе, но с которым не были знакомы. Так началась следующая глава их жизни — жизнь с Фрэнком. Сэм терпел, сколько мог, ради Джима, но дела между ним и Фрэнком не заладились с самого начала. В конце концов, даже его младший брат больше не мог удержать его дома, и Сэм покинул Джима, как Джордж, как Вайнона. Поэтому Джим полагал, что мироздание простит его за особо серьёзное отношение к семейным вопросам. К тому времени, как он стал взрослым, он смирился с тем, что до конца своих дней будет одиноким, переходя от одного случайного партнёра — или сразу двух, потому что он не был разборчивым — к другому, чтобы заполнить пустоту, пожирающую его изнутри. Поэтому, знакомясь с девушками в баре, он заранее предполагал, что они лишь звенья в длинной веренице красоток, и с тех пор жизнь его проходила в окружении чужаков. Он цеплял всех без разбора, одну за другой, а может — это его цепляли; он много раз вспоминал своих недавних знакомых, чтобы не сказать — бывших, и думал, для кого из них он значил достаточно, чтобы сделать отношения более близкими, и поначалу он не мог понять, что с ним не так, потому что никто рядом с ним не задерживался. Никто не мог выдержать Джима Кирка. Когда он встретил старого Спока на Дельта Веге и прошёл через слияние разумов, это стало для него большим откровением. Вспоминая об этом теперь, Джим хорошо понимал, что Спок не смог предотвратить эмоциональный перенос из-за охватившей его скорби. Он недавно испытал мелдинг ещё раз, и ощущения были практически теми же самыми. Каковы бы ни были причины, ошеломляющее чувство доверия и нерушимой привязанности, которое он увидел при том, первом слиянии, осталось самым лучшим и самым худшим из всего, что Джиму довелось испытать, потому что исчезнувшее после разрыва контакта великолепие оставило зияющую пустоту, чувство невосполнимой утраты, так что он начал задыхаться и едва не рухнул на колени. Джиму было несколько неловко вспоминать о том, что первоначально его попытки подружиться со Споком из его реальности были обязаны не только их органичным взаимодействием в борьбе против Нерона, но и горячей, невероятной любовью старого Спока к своему Джиму Кирку. Затем их совместная служба и командование «Энтерпрайз» дали им возможность узнать друг друга лучше, когда они раз за разом подвергали себя риску ради взаимного спасения и возвращения на корабль. Каждый из них готов был пойти на всё, чтобы защитить товарища и сохранить жизни членам экипажа. Они установили своеобразный рекорд по почти полному отсутствию жертв при авариях, потому что, надо было это признать, предпочитали подвергать опасности собственные жизни. Когда его сняли с командования звездолётом, он почувствовал себя так, словно потерял свою семью — свою родную семью, но после узнал, что вернётся к ним — ко всем, кроме Спока. Это было ударом для него, но тогда он подумал, что, возможно, всё к лучшему, потому что иногда братьям нужно немного отдохнуть друг от друга. Эта разлука была не такой, как с Сэмом, потому что Спок оставил его не по своей воле, а получил приказ о переводе. Итак, дела шли неважно, но могло быть и хуже, а затем их вызвали в штаб — и вот тогда действительно начался ад. Пайк погиб, и Джим понял, что потерял уверенность в себе, в том, что всегда сможет найти выход, потерял ориентиры. В том числе поэтому он обратился к адмиралу Маркусу с просьбой назначить Спока его старшим помощником. В глубине души он хорошо понимал, как ему необходим Спок, чтобы напоминать о том, как действовать правильно. Когда Скотти подал рапорт об отставке, Джим почти не удивился. Он был рад возвращению Скотта. Правда, пришлось вырубить его, чтобы затем привязать к креслу. Хотя он сумел выжить, всё же ему претила мысль, что последним воспоминанием Скотти о капитане мог стать их спор перед отправкой на задание. А сейчас он лежал здесь, и рядом был Спок, и он подумал, что это того стоило, потому что Спок приблизился и взял его руку в свои. Когда он сказал «с возвращением», Джим услышал «я скучал по тебе», и «я хочу быть с тобой», и ещё «никогда так больше не поступай со мной», и ещё множество вещей, которые сам Спок никогда бы не произнёс вслух. И Джим улыбнулся, сжав руку друга в ответ. — Спасибо, Спок. Я рад, что вернулся.Глава 6
Само собой разумеется, что после сцены воссоединения Джим и Спок перешли к обсуждению текущего состояния корабля, готовности экипажа и полученных от командования приказов. Спок отпустил руку друга и, сцепив свои руки за спиной, приступил к подробному докладу по всем позициям. Джим слушал отчёт Спока, не упуская ни одной детали, проявляя полное внимание, как всегда при получении информации об «Энтерпрайз» и своём экипаже. Когда они дошли до разбора споров с адмиралтейством, Джим рассмеялся, высоко оценив изворотливость Спока, и сказал: — Я всегда знал, что ты можешь быть очень коварным, если захочешь. Но не волнуйся, тебе больше не придётся иметь дело с адмиралами — предоставь их мне. — Капитан, вам нужно время на восстановление. Имея в виду ваше текущее состояние здоровья, логично было бы мне продолжить выполнять обязанности капитана корабля. — Спок, — решительно прервал его Джим с улыбкой на лице, чтобы смягчить тон своих слов, — теперь я этим займусь. Я понял, что ты до сих пор прекрасно справлялся, но если кому-то из нас необходимо иметь дело с этими замшелыми ископаемыми… — Спок поднял бровь, и Джим осёкся, впрочем, не давая себя труда изобразить раскаяние, — почтенными джентльменами, то пусть это буду я. Продолжая колебаться, Спок внимательно посмотрел на Джима, вычисляя вероятность привлечения доктора Маккоя на свою сторону, чтобы ограничить нагрузки на капитана. В прошлом у Джима неоднократно происходили стычки со старшими офицерами. И Спок полагал, что Джим скорее будет уклоняться от общения с любым представителем Штаба Звёздного флота, раз уж это не адмирал Пайк, чем искать его. Было любопытно, кто займёт должность, освободившуюся после смерти Кристофера Пайка. Казалось, Джим прочёл его мысли, потому что он проговорил: — Послушай, мне даже двигаться не надо, чтобы заняться этим делом. Просто принеси мне капитанскую форму и ПАДД, чтобы я мог выйти на связь, не вставая с этой кровати. Не следовало с этим соглашаться. Он был не настолько загружен обязанностями капитана, чтобы препоручать кому-либо общение с адмиралтейством, и он полагал, что до сих пор вполне удовлетворительно справлялся с этим. Однако Спок подумал, что Джим вполне способен совершить какой-либо неразумный поступок по своему усмотрению, если сейчас ему не уступить. В конце концов, он кивнул и ответил: — Так точно, капитан. — Хорошо. Итак, ты ходил вокруг да около последние полчаса, а теперь выскажись прямо. — Джим? — Мы оба присутствовали при том, как Боунз брал кровь Хана на анализ. Ему бы не хватило этого объёма, чтобы вернуть меня к жизни. И что же произошло? Желая избежать обвинения в утаивании фактов, имелись бы для этого основания или нет, Спок доложил: — Хан был задержан и водворён на «Энтерпрайз», его сразу препроводили в лазарет, чтобы доктор Маккой мог взять необходимое количество крови. Затем пленника отвели в карцер и поместили в камеру. — Нет, — медленно проговорил Джим, — ты недоговариваешь, может, просто расскажешь мне всё с самого начала? — он поднял взгляд. — Спок, что происходит? — спросил он напрямую. Не видя иного выхода, Спок сдался. Он подробно описал все события, связанные с погоней за Ханом, был вынужден признать, что потерял контроль над собой и никак не мог прекратить избивать Хана уже после того, как одержал над ним верх, рассказал о том, как нанёс Хану ментальный удар. Он признался, что, несомненно, убил бы Хана, если бы его не остановило появление Нийоты. — Я лишь хотел свершить правосудие, — поведал Спок, — и не думаю, что впоследствии пожалел бы, что отнял его жизнь. — Пожалел бы, — отозвался Джим. В тоне его голоса и в выражении лица не было осуждения или укоризны. — Может, не сразу, но после — непременно. Спок не был в этом настолько уверен. Не делясь своими сомнениями с Джимом, он продолжил доклад о заключении Хана под стражу. — Как же так? — прервал его Джим. — Без обид, Спок, но если бы он пожелал, то убил бы или вырубил вас обоих и сбежал задолго до прибытия шаттла. Спок коротко кивнул, соглашаясь: — Я тоже так подумал, и я пришёл к выводу, что он сам захотел подняться на борт корабля, чтобы выяснить всю правду касаемо судьбы своего экипажа. Услышав это, Джим нахмурился. — Ты уверен в этом? — У вас есть основания для сомнений? — спросил Спок и вдруг запнулся. — Слияние разумов. Вы полагаете, что мелдинг с ним мог привести к утечке информации? Хотя он знал, что его ни в чём не упрекают, но всё же почувствовал себя едва не соучастником, поскольку не смог закрыть свои мысли от врага во время телепатического контакта. Вулканцы гордились способностью чётко контролировать свой разум, и для любого из них такой промах был бы тяжёлым ударом. Джим не казался обеспокоенным, и во время ответа его ровный тон указывал на то, что он либо не знал о таких тонкостях, либо пренебрегал ими. — Такое уже случалось. Воскресив в памяти оба раза, когда им довелось прибегнуть к контакту разумов, Спок остался более чем уверен, что его контроль тогда был абсолютным. — Возможно, было бы лучше, если бы вы сказали мне прямо, какой из наших контактов имеете в виду? — Тот, который случился на Дельта Веге, разве нет? Или я ошибаюсь? — Во время слияния разумов предполагается некоторый эмоциональный перенос, но незапланированный обмен информацией — нет. Если один из вовлечённых в мелдинг потеряет контроль над процессом, то он может нанести урон разуму второго участника. Получив эту информацию, Джим был скорее удивлён, чем обеспокоен. На память пришли многочисленные гамма-смены, которые они проводили в каюте либо у Спока, либо у Джима, разбирая сложные вопросы, возникающие во время возглавляемых ими миссий «Энтерпрайз». Разум Джима ухватывался за мельчайшие детали и скачком получал результат, к которому Спок, мыслящий совсем иначе, шёл путём выстраивания строгих логических цепочек. — Но ты активно пытался нанести ущерб Хану, верно? Как я понимаю, смысл заключался в том, чтобы направить воздействие таким образом, чтобы одолеть его, не так ли? — заинтересованно спросил Джим. — Пусть так, — проговорил Спок, — но в мои намерения не входило делиться с ним информацией относительно состояния его экипажа. — Хорошо, но Хан сказал, что разум его имеет особенности, верно? Что весь его экипаж — улучшенная порода людей. Может, твоя воля не могла стать для него препятствием. Разве невозможно, чтобы он использовал слияние разумов для достижения собственных целей? Одна мысль о такой возможности повергла Спока в ужас, и он приложил большие усилия, чтобы не позволить страху отразиться на своём лице, пока он излагал свои соображения. — Хотя современные исследования показывают, что люди в целом пси-нулевые существа, но отдельные особи могут проявлять различные экстрасенсорные способности. Махнув рукой, Джим заявил: — Ну, с этим понятно. Не имеет значения, произошла утечка при мелдинге или нет, — быстро проговорил он, подтвердив этим, что прекрасно осведомлён о причинах первоначальной реакции вулканца на поднятый вопрос о возможной нецелесообразности телепатической связи, установленной Споком при попытке задержать или вырубить Хана. — Этот парень с самого начала был умнее всех нас вместе взятых, всегда рассчитывая игру на двадцать ходов вперёд, а если это было затруднительно, то он находил способы свести к нулю всё наше преимущество. — Если последнее заявление сделано с целью оказать поддержку, то я должен сообщить вам, что это не нужно. Джим фыркнул. Некоторое время они молчали. Спок заметил, что его друг зевнул, и глаза его стали сонными. — Возможно, нам лучше продолжить этот разговор позднее. Только Джим попытался ответить, как на него снова напала зевота. Он моргнул тяжёлыми веками. — Вероятно, ты прав. — Я полагаю, доктор Маккой пожелает ограничить ваше общение с другими членами экипажа до тех пор, пока не убедится, что вы в достаточной степени восстановили здоровье, но есть несколько человек, которые, несомненно, захотят увидеть своими глазами, что вы вышли из бессознательного состояния. В свете этого нужно иметь в виду, что мы не сможем обсуждать некоторые деликатные темы при свидетелях. — Всё в порядке, Спок, — заверил его Джим утомлённым голосом. — Уверен, мы со всем разберёмся, — глаза его полностью закрылись ещё до того, как Спок успел дать ответ. — Свет на десять процентов, — сказал он негромко, прежде чем развернуться и выйти из комнаты. Направляясь к выходу из лазарета, он заметил, что в кабинете доктора Маккоя сквозь жалюзи пробивается свет, хотя гамма-смена началась уже 2,6 часа назад. Шагая по коридорам, Спок обдумывал несколько отчётов, написание которых отложил, поскольку до сих пор должен был уделять время более насущным вопросам. Однако он понимал, что слишком для этого утомлён; он добрался до их общей с Нийотой каюты, ввёл код допуска и вошёл внутрь, стараясь не шуметь. В их апартаментах свет горел на уровне пяти процентов, и когда он подошёл к спальному месту, то увидел, что Нийота крепко спит на правом боку, уткнувшись лицом в подушку, поджав правую ногу и обняв себя правой рукой и вытянув левые. Он позволил себе полюбоваться ею, почувствовав непонятную нежность от того, что видел её спящей в такой необычной позе. Затем он аккуратно разулся и разделся. Скользнув к ней под покрывало, он шёпотом приказал компьютеру снизить освещение до нуля. Засыпая, он почувствовал, как маленькая ладонь легла на его предплечье, и услышал около уха сонное бормотание.Глава 7
Предположение Спока, что у Джима отбоя не будет от посетителей, оправдалось на следующий день. Сразу после альфа-смены Сулу, Ухура и Чехов попытались проскользнуть мимо Маккоя, который застукал их на месте преступления. Ухватив Сулу и Чехова за воротнички униформ, он начал втолковывать им в недвусмысленных выражениях, что они могут навещать капитана строго по одному. Они оба выслушивали внушение доктора с видом провинившихся щенков, пока сидящий на биокровати Джим не засмеялся и не сказал им: — Простите, парни. Вам придётся подождать. Дверь закрылась, и Джим повернулся к Ухуре. Она выглядела слегка расстроенной, и Джим спросил: — Ухура, у тебя всё в порядке? Она сначала кивнула, а затем покачала головой. Не успел ещё он спросить, что же стряслось, как она шагнула к нему и обняла, настойчиво повторяя: «Никогда больше так не делай», — а затем выдала длинный и разнообразный список ругательств, по меньшей мере, на восьми различных языках, из которых Джим понимал только три. Через пару минут она оторвалась от него и поправила на себе форму, вытерла слёзы и вновь приняла свой обычный самоуверенный и невозмутимый облик, за которым пряталась каждый день, как за эмоциональной бронёй. Джим с опаской смотрел на неё некоторое время, но потом расслабился. Никакие самые невероятные дела, проворачиваемые Кирком и Споком, не могли заставить её настолько потерять самообладание. — Мне жаль, я причинил тебе боль, — тихо проговорил он. — Но ты ведь не жалеешь, что спас корабль, — вздохнула она примирительно. — Корабль? Да, полагаю, мне здорово повезло, что удалось его сохранить. Но как бы я ни любил мою Серебряную Леди, она в сравнение не идёт со всеми теми людьми, которые находятся у неё на борту. Ухура приняла благосклонный вид, но глаза её предостерегающе сверкнули: — Не любезничай со мной, Кирк. — Не буду, — пообещал он. — А теперь расскажи, как обстоят дела с моим экипажем. Она улыбнулась и посвятила следующие пятнадцать минут детальному рассказу о членах команды «Энтерпрайз», о тех подробностях, которые Спок едва ли счёл заслуживающими внимания капитана. Когда её новости подошли к концу, Маккой впустил изнывающего от нетерпения Чехова, а ей велел выйти чуть более вежливым тоном, чем обратился бы к любому другому члену экипажа. Даже он не жаждал вызвать на себя её гнев. Когда Ухура снисходительно подчинилась указанию доктора, Джим сказал: «Увидимся позже», — стараясь, чтобы его слова звучали, как утверждение, а не как вопрос. Ухура остановилась и посмотрела через плечо, кивнув, прежде чем ответить: — Кое-кому необходимо убедиться, что вы вернулись в строй, капитан, — и она удалилась прежде, чем Джим нашёлся, что ответить. Маккоя всё это чрезвычайно позабавило, он открыл рот, чтобы отпустить замечание, но Джим поднял руку и сказал: — Нет. Выйди. Будешь проявлять свой дурной характер на других пациентах. — Ты счастливчик, потому что со вчерашнего дня ты мой единственный пациент. — Не думаю, что «счастливчик» в данном случае подходящее слово. — Не думаешь, что я заслужил немного признательности? В конце концов, я спас тебе жизнь. Джим поднял брови и сказал: — Спок и Ухура спасли мне жизнь. И Хан. Хан тоже спас ему жизнь, по неизвестным причинам. — Да, но я придумал способ. Чехов чувствовал себя неуютно, оказавшись между двух огней. — Может, мне прийти в другое время? — Нет, всё в порядке, малыш. Я уже ухожу. И только доктор собрался выйти, как Джим окликнул его: — Боунз, постой. Спасибо. По взгляду друга, который тот бросил, отвечая: «Не за что», — Джим почувствовал, что тот понял всю глубину его благодарности, и не только за воскрешение, хотя одно это — и Джим это хорошо осознавал — далеко выходило за рамки служебных обязанностей и даже обычной дружбы. Выходя, Маккой был гораздо спокойнее, чем когда зашёл, и Чехов торопливо проговорил: — Как карашо снова увидеть вас, кэптан, — он протянул руку, и только теперь Джим заметил, что его главный навигатор принёс с собой книгу. — Что это? — спросил он, оценив такой знак внимания. Только самые близкие к нему люди знали, как он любит читать. Для него было большим сюрпризом узнать, что Чехов и Сулу разделяют его интерес, хотя Чехов в основном предпочитал классическую научную фантастику, а Сулу — приключения типа «Трёх мушкетёров» и «Острова сокровищ». Чехов принёс ему старое потрёпанное издание «Франкенштейна». — Я подумал, вам здесь скучно, — пояснил Чехов. — Хикару тоже принёс вам книгу. — Какую? «Человек в Железной Маске»? «Приключения Шерлока Холмса»? Чехов ответил с улыбкой: — «20 000 лье под водой». Я думаю, он так пошутил. — Наверное, он никогда не простит меня за то, что на Нибиру я заставил его опустить звездолёт в море посреди ночи, — проговорил Джим с кривой улыбкой. — Не простит, кэптан? — весело отозвался Чехов. — Давно простил, я полагаю. Но не забудет. Джим со вздохом посмотрел на книгу, а затем поднял озабоченный взгляд на Чехова. — Раз уж мы об этом заговорили, я должен попросить у тебя прощения. Извини, что приказал тебе возглавить инженерную. Я тогда толком не соображал, и это было нечестно по отношению к тебе. Ты всегда так превосходно управляешься со всем, за что бы ни взялся, и я не подумал, что даже твои возможности небезграничны. Чехов весь залился румянцем — от кончиков ушей, до чёрного воротничка водолазки. Он наклонил голову и проговорил: — Вам не нужно извиняться. Я был рад оказаться полезным. Хотя, — добавил он унылым тоном, — не думаю, что действительно карашо справился. — Ну, тогда порешим на том, — мягко начал Джим, — что оба хороши, — он увидел на лице Чехова слабую улыбку и сунул «Франкенштейна» в руки навигатора. — Думаю, у нас есть ещё немного времени, прежде чем доктор попросит тебя отсюда. Не почитаешь мне? Тот с радостью согласился, и до возвращения доктора они успели преодолеть первые десять страниц. Встреча с Сулу прошла гораздо более сдержанно, чем посещения Ухуры и Чехова. Он вошёл и сразу направился к Джиму с обещанной книгой, зажатой в левой руке, так что он смог правой обменяться с Джимом рукопожатиями, встряхнув хорошенько руку капитана, прежде чем отпустить. — Рад вашему возвращению, Кирк. Джим улыбнулся. — Уверен? Боунз мне говорил, что ты неплохо себя чувствовал в капитанском кресле, пока не пришлось его освободить. Сулу улыбнулся в ответ и с коротким смешком проговорил: — Ну да, теперь в нём сидит Спок, и он прекрасно справляется; иного и быть не могло — это же Спок. Но, полагаю, все мы уже ждём вашего возвращения. Ещё до того, как он успел ответить, что сначала должен получить разрешение доктора — и не было сомнений, что на это понадобится некоторое время, учитывая тот факт, что недавно ещё он был мёртвым, — этот самый доктор вошёл в комнату с грозным видом. Он быстро направился к биокровати, так что Сулу пришлось отскочить, чтобы не попасть ему под ноги, и сунул под нос Джиму комплект капитанской формы. — Когда я сказал, что ты можешь поговорить с командованием, я имел в виду, что им придётся любезно подождать несколько дней после твоего выхода из комы, прежде чем ты выйдешь на связь. Очевидно, я требовал слишком многого, потому что дежурный офицер связи получила уже пять различных запросов, требующих твоего немедленного ответа. Заполучив одежду, Джим непонимающе уставился на неё. Он подумал, что лучше не говорить Боунзу, что именно этого он и ждал, как только очнулся прошлым вечером. Вместо этого он сказал: — Ну, хорошо. Сулу, благодарю за книгу, продолжим наш разговор позже. Боунз, пожалуйста, дай знать лейтенанту Чжоу, что я приношу извинения за эту нервотрёпку с командованием и сам отвечу через минуту. Оставшись в одиночестве, Джим приподнялся, чтобы снять больничную пижаму, в которой провёл гораздо больше времени, чем ему бы хотелось, натянул чёрную водолазку, с неудовольствием отметив, как свободно она стала на нём болтаться. Вздохнув, он надел золотистую форму капитана и попытался хоть как-то привести в порядок причёску. Ему было интересно, что бы сказал Скотти, увидев его волосы сейчас. В конце концов, он понял, что просто тянет время, сделал глубокий вдох и активировал экран на противоположной стене. Пять минут спустя он был готов швырнуть обе подушки в экран, раз уж старший по званию офицер был слишком далеко, и невозможно было его собственноручно задушить. Он старался, как мог, не выдать голосом и лицом своё недовольство, хотя адмирал Комак обещал, что так или иначе доберётся до него. Иногда Джиму казалось, что этот человек послан на землю в качестве его личного испытания, и чтобы справиться, ему приходилось напоминать себе, какое ничтожное значение это всё имеет для вселенной. — Послушайте, сэр, я понимаю, что средства массовой информации хотят получить ответы на свои вопросы, но я не могу позволить себе поставить под удар мой экипаж ради удовлетворения чьего-либо любопытства. Мы производим ремонт корабля, чтобы попытаться пристыковаться к звёздной базе, но нам нужно ещё по меньшей мере несколько дней, прежде чем это станет возможным. Разумеется, они могли бы зайти в док намного раньше, если бы у Скотти было в распоряжении больше умелых рук, занятых на определённых участках работы. Обязательно надо будет вынести благодарность главе инженерной службы, когда он придёт с документами, аннулирующими его увольнение, которое Джим на самом деле таки не подписал. — Ничего не изменилось с тех пор, как вы разговаривали с моим старшим помощником, сэр. Нам нужно больше времени. — Что ж, свяжитесь с нами, как только появятся новости, Кирк. И больше не пытайтесь выкинуть один из ваших фокусов. Ваше положение весьма шаткое, и на этот раз вас некому поддержать. На секунду Джим остолбенел, не в силах двинуться с места. Скорбь и ярость кипели у него в груди живым огнём. Как он посмел? В течение одной страшной минуты, задержав дыхание, он обдумывал план убийства. Затем он выдавил мрачную улыбку и отрапортовал: — Вас понял, сэр. — Хорошо, Кирк. Конец связи. Экран почернел, как и настроение Джима, и спустя несколько мучительных секунд он начал медленно выбираться из кровати. Не имело значения, что там себе думал Боунз. Если он ещё хотя бы на минуту останется в этих четырёх равнодушных белых стенах, то снесёт их напрочь, сокрушая всё на своём пути. Ему надо было выйти отсюда. Спустив ноги и поймав равновесие, ещё чувствуя слабость и дрожь в мышцах, он стащил с себя золотистую форменку. Он порылся в шкафах, встроенных в стену, заглянул в оба выдвижных ящика под биокроватью и наконец раздобыл пару чёрных брюк подходящей длины, немного широких в талии. Он хмуро уставился на свои голые ступни, но, в конечном счёте, решил не обращать на это внимания. Зато он не нашумит, как если был бы в сапогах, хотя ходить босиком по холодному полу было сомнительным удовольствием. Он выскользнул из комнаты и тихо начал выбираться из лазарета, собрав вместе весь опыт, накопленный за годы укрывательства от Фрэнка и полученный позже на курсах маскировки в Академии, чтобы прокрасться мимо дежурных медиков. Выбравшись в коридор из владений своего лучшего друга, Джим на секунду прислонился к стене и перевёл дух, пытаясь побороть охватившую его слабость. Он умер. Ему не так легко было свыкнуться с этой мыслью. Наконец он настолько пришёл в себя, что смог забраться в ближайшую трубу Джеффри, сожалея, что не может воспользоваться турболифтом без риска наткнуться на кого-либо из экипажа, о чём немедленно узнают Спок или доктор. Он должен был сам справиться с собой. И он начал медленный подъём. Не один раз он хотел отказаться от своей затеи, он держался лишь на одном упрямстве, сопутствующем ему всю его жизнь. Он полз на трясущихся ногах, и пот заливал его лицо. От этой физической нагрузки был один положительный эффект: ярость, которая жгла его после разговора с адмиралом Комаком, утихла. Джим в общем не имел обыкновения испытывать к людям ненависть, но этого человека, честно говоря, он презирал. Когда же тот начал наставать, чтобы «Энтерпрайз» как можно быстрее зашла в космический док, а командный состав явился сначала для подробного рапорта с последующим выступлением на пресс-конференции, он ещё более укрепился в своём чувстве. Когда Джим увидел обозначение нужной ему палубы, он едва не заплакал от облегчения. Боунз никогда об этом не узнает. Убедившись, что на этой палубе никого нет, Джим вылез из трубы Джеффри и направился к своей цели. Неужели коридоры стали длиннее? Именно так ему казалось, когда он шёл вперёд. Коридор поворачивался и поворачивался, Джим уже едва переставлял ноги. Он почти убедил сам себя, что попал не на ту палубу, хотя он знал Серебряную Леди как свои пять пальцев. Он дошёл.***
Когда он подошёл к карцеру, он сразу наткнулся на испуганный взгляд одного из караульных. Оба они торопливо двинулись ему навстречу, он поднял руки, чтобы успокоить офицеров и попросить не приближаться. Они почти тут же остановились, замерев на месте, и переглянулись. Не дав им задать вопрос, Джим сказал: — Успокойтесь, парни. Я всего лишь пришёл поговорить с нашим гостем. По непонятным причинам они снова напряглись, и одни из них — Стивен, как вспомнил Джим, — сделал шаг вперёд. — Капитан, — начал он с сомнением, — вы уверены, что вам здесь следует находиться? — он оглянулся на своего товарища и продолжил. — Мы слышали от медперсонала, что вам нужно время, чтобы встать на ноги, сэр. Если бы кто-нибудь другой был их капитаном, то офицеры скорее всего получили бы выговор за участие в сплетнях, но у него был индивидуальный подход к каждому, кто служил под его началом. Почти 90% экипажа звездолёта «Энтерпрайз» были здесь со времён инцидента с «Нарадой» — тогда все они были студентами-однокурсниками Академии Звёздного флота и их инструкторами, поэтому это был самый молодой экипаж во всём флоте, сплочённый трагедией, очевидцами и участниками которой они стали. Помня это, Джим позволял им некоторые вольности, а они отвечали ему непоколебимой верностью и безупречной службой. Так что вместо наложения взыскания Джим примирительно посмотрел на них и пожал плечами. — Я не пытаюсь вмешаться в вопросы несения караула, — он сложил вместе ладони и продолжил: — Дело в том, что я на самом деле хочу перекинуться парой слов с Ханом, так что если вы оба пойдёте прогуляться или подождёте снаружи, я был бы вам очень признателен. — Существует одна проблема, сэр, — ответил второй караульный, в котором Джим узнал Дэвида Килкарни, с которым учился на одном потоке, начиная со второго курса Академии. — И какая же? Поколебавшись, они подвели его к камере, в которой был заключён Хан, и Джим увидел сам. Рот преступника был закрыт металлической полосой, обхватывавшей всю нижнюю часть лица и, насколько можно было разглядеть, замыкавшейся на затылке. После продолжительного молчания Джим поднял взгляд и посмотрел в льдисто-голубые глаза, которые его пристально изучали, с интересом наблюдая за его реакцией. С трудом сглотнув, Джим приказал: — Снимите это. — Но, сэр… — У вас не будет неприятностей, так как вы выполняете мой приказ, верно? Снимайте. Килкарни пошёл исполнять просьбу Джима, отключил силовой барьер и вошёл в камеру, чтобы отпереть металлический намордник. Хан стоял спокойно, не оказывая сопротивления, и ничего не предпринял, когда офицер охраны вышел из камеры и включил защиту. Джим поблагодарил его и снова попросил остаться с заключённым с глазу на глаз. Стивенс сказал: — Мы будем неподалёку, если вам что-нибудь понадобится, капитан, — и они с Килкарни вышли. В наступившей тишине Джим повернулся к Хану, который смотрел на него выжидающе. Он моргнул и вздрогнул, когда Хан наконец заговорил: — Присядь, пока не упал, Кирк. Как бы ему ни хотелось отрицать очевидность, путешествие из лазарета отняло у него все силы, и он, не выдержав, опустился на пол. Он думал, что ему придётся сидеть, задрав голову, но он был крайне удивлён тем, что Хан тоже сел одним изящным движением. — Итак, что привело тебя ко мне, капитан, особенно в отсутствии старшего помощника? Джим помолчал немного, давая себе шанс передумать. Он им не воспользовался. — Со мной что-то происходит, — начал он. — Что-то новое. Я говорил с одним из адмиралов и едва не вышел из себя. Я вообще недолюбливаю этого человека, но в этот раз я на самом деле хотел его прикончить, — он посмотрел на свои руки и заключил: — Это ненормально. Это не я. — Я полагаю, в своё время ты узнаешь, что это, — ответил Хан. Вздёрнув подбородок, Джим спросил: — Так я прав? Всё дело в перелитой мне крови? Вместо того, чтобы прямо ответить на поставленный вопрос, Хан спросил сам: — Ты знаком с произведением двадцатого века «Парк юрского периода»? — Джим кивнул, и он продолжил. — Как ты помнишь, генетики скрестили ДНК динозавра и лягушки и таким образом получили новое поколение динозавров, которое было способно к воспроизводству, хотя все особи проектировались генными инженерами как самки. — Если говорить об этом предмете, в моей ДНК, должно быть, существует какой-то изъян, у меня множество самых странных аллергических реакций, но кроме этого… — Джим замолчал, перед его глазами пронеслись ужасные несколько минут, предшествовавшие смерти. — Радиация. Хан ждал, опустив голову и давая Джиму время собраться с мыслями. Вот оно что. Больше нельзя было отрицать правду. Причина его смерти и метод воскрешения перестроили его организм на фундаментальном уровне. Ему было любопытно, что он увидит, если теперь поместит образец своей крови под микроскоп. Наконец он спросил: — Как ты с этим живёшь? Как ты справляешься с этой свирепостью? Я знаю, что такое злость, не сомневайся. Я был не в ладах с законом настолько, что носил чип на плече, пока один человек в баре не сказал мне, что я мог бы достичь большего, но и в те времена я не чувствовал ничего подобного. — Мне проще, потому что я не знал иной жизни, — Хан помолчал и повернул голову, прежде чем продолжить. — Теперь ты понял, что при некоторых обстоятельствах контролировать порывы ярости становится гораздо сложнее. Опустив плечи, Джим спросил: — Так ты не можешь мне помочь? — О, капитан, этого я не говорил. Несмотря на то, что, учитывая предысторию, ему следовало отвергнуть все предложения этого человека и помнить, что истинные его мотивы остаются скрытыми, впервые с того момента, когда Джим очнулся и почувствовал неладное, перед ним забрезжил луч надежды.Глава 8
Почти высказанное Ханом предложение помощи успокоило душившую Джима волну паники, которую он тщетно пытался побороть. Облегчение было таким же сильным, как и желание задать миллион вопросов. Джим был обучен с детства, что вместе со знанием приходит сила, и он отчаянно хотел любым способом уничтожить чувство, будто события последних нескольких недель полностью лишили его способности управлять собственной жизнью. Он хотел знать, что сделает Хан, чтобы помочь ему; он хотел знать, почему Хан пожелал оказать помощь; он хотел знать, зачем Хан спас его жизнь, хоть не было никаких сомнений, что он способен без колебаний отнять жизни невинных мужчин и женщин, чтобы добиться своей цели; он хотел какого-нибудь знака, что не совсем выжил из ума, доверившись Хану и проигнорировав факт, что тот мог найти способ бежать с «Энтерпрайз» и покинуть альфа-квадрант в любой день, если бы не пожелал остаться. Он хотел знать многое, но сдерживал себя. Если он получит ответы, но не сумеет ими воспользоваться, то это ничего ему не даст; с него было довольно разбивать лоб об одну и ту же стену больше года — разговоры с Комаком. Он задал только один вопрос: — Когда мы приступим? Хан окинул его оценивающим взглядом. — Не сейчас. За время, что ты здесь сидишь, твои глаза остаются закрытыми всё дольше при каждом моргании. Сейчас, я полагаю, тебе следует в сопровождении одного из твоих людей вернуться в медотсек, чтобы отдохнуть и прийти в себя после небольшой увеселительной прогулки по кораблю. Не имея сил даже огрызнуться, Джим вздохнул и потёр рукой лицо. Пока он сидел на полу, дрожь в ногах унялась. Побочным эффектом того, что тело пыталось отреагировать на внезапную нагрузку, к которой не было готово, стал липкий пот, выступивший на коже, и слабость в каждом мускуле. Мысль попытаться вернуться в лазарет тем же путём, каким он его покинул, была пугающей, и ему пришлось признать, что предложение Хана взять эскорт весьма логично. Нахмурившись, он прогнал эту мысль из своей головы и понял, что Хан говорит совсем как Спок. Он подумал, не в том ли причина их взаимного презрения, что они на самом деле имеют гораздо больше сходства, чем различий. Если бы эти двое когда-нибудь смогли стать напарниками, они были бы непобедимы. Не нужно было других доказательств, что Джим нуждается в немедленном отдыхе. Сравнивать Спока с Ханом? Такое возможно только во сне. Он с трудом заставил себя встать и увидел, что Хан тоже поднялся. Коротко кивнув, он сказал: — Я навещу тебя завтра, если Боунз не запрёт меня и не выкинет ключ. — Боунз? — переспросил Хан, а затем качнул головой и сам дал ответ. — А, ваш судовой хирург. Да, могу предположить, что едва ли он воспримет благосклонно твоё шатание по кораблю, — он окинул Джима взглядом. — Он беспокоится о тебе в гораздо большей степени, чем ему полагается по должности. Брови Джима поползли на лоб, он был смущён и попытался дать объяснение. — Ну да, мы дружим со времён Академии, и в то время Боунз был моим единственным другом. — Ммм… — всё, что на его слова ответил Хан, хотя в его глазах сверкнули искры удовлетворения, прежде чем он смог их погасить. Когда Джим открыл рот, чтобы спросить об этом, Хан проговорил непререкаемым тоном: — Спокойной ночи, Кирк. Одёрнув рубашку, Джим решил не брать это в голову и просто ответил: «Хорошо», — и направился к выходу из карцера. Стивенс и Килкарни ожидали его сразу за дверью. Они встали по стойке смирно, когда он к ним вышел. — Всё в порядке, капитан? — спросил Килкарни, беспокоясь более о состоянии Джима, чем о любом другом вопросе, и, видя это, Джим со всей ясностью вспомнил, почему он так сильно любит свой экипаж. Хотя он не был близким другом каждому, кто служил под его началом, но все они проявляли заботу и верность по отношению к своим коллегам, от капитана до последнего старшины. Он улыбнулся и заверил обоих офицеров службы охраны, что всё идёт как надо. — Если бы один из вас сопроводил меня в лазарет, я был бы действительно благодарен. Оба мужчины были готовы вызваться добровольцами для этого задания, но Стивенс заколебался и спросил: — Но, сэр, как же быть с заключённым? — Не беспокойтесь о Хане, Стивенс. Я убеждён, что никуда он не денется, — у Стивенса всё ещё оставались сомнения; Джим положил руку ему на плечо и слегка сжал. — Поверьте мне — всё будет в порядке. Через мгновение Стивенс кивнул и отозвался: — Да, сэр. — Хорошо, — весело проговорил Джим, на самом деле желая найти укромный уголок, свернуться там и заснуть. Но его ждало место получше укромного уголка, если только он соберётся с силами, чтобы добраться до него. — Ну, тогда мы с Килкарни пошли, — перед уходом сказал он Стивенсу, убрал руку и развернулся в сторону коридора. Когда к нему подошёл Килкарни, Джим бросил взгляд через плечо. — А, Стивенс, кляп больше не нужен, — сказал он. — Вас понял, капитан. Их путь до лазарета для Джима прошёл словно в тумане. Позже он смутно припомнил, как добрался вместе с Дэвидом Килкарни до ближайшего турболифта, привалился спиной к стенке, едва увидел, что офицер вдавил верную кнопку, прикрыл глаза на миг — и они уже приехали. Он подумал, что, кажется, мимо них прошли несколько мичманов и один лейтенант из инженерного отсека, пока они шли по коридорам к месту назначения, а после всего этого он помнил лишь как ввалился в дверь своей отдельной палаты в медотсеке и рухнул на биокровать. Возможно, он успел пообещать своей подушке, что никогда с ней не расстанется, но это могло быть частью сна, в который он провалился, едва закрыв глаза. Когда он вынырнул из дрёмы и открыл глаза, то увидел устремлённый на него гневный взгляд своего старшего помощника. Он прикинул, не покажется ли, что он струсил, если снова немедленно заснёт.Глава 9
На следующий день после того, как Джим пришёл в сознание, в распорядке дня Спока произошли некоторые изменения. Самым заметным следствием возвращения капитана к жизни был подъём боевого духа экипажа. Если бы Спок был склонен выражаться поэтически, он бы, наверное, сказал, что «все на корабле вздохнули свободнее». Он же с удовлетворением отметил, что работоспособность возросла на 7,6%, а признаки душевной подавленности из-за потерь, понесённых экипажем, начали уменьшаться. Альфа-смена не чувствовала такого облегчения с последнего дня, проведённого «Энтерпрайз» на орбите планеты Нибиру, хотя все единодушно считали, что окончательно успокоиться можно будет только тогда, когда Джим снова займёт капитанское кресло на мостике. Хотя Спок предпочёл бы сообщить адмиралтейству новость о возвращении Джима в строй, когда его выздоровление продвинулось бы намного дальше, но экипажу необходимо было сообщить сразу то, ради чего им приходилось принимать упрёки за задержку прибытия на базу. Он отправил официальное письмо адмиралу Барнетту, в котором описал текущее состояние Джима. Хотя Барнетт никогда не выказывал открытого интереса к Джиму, как это делал Кристофер Пайк, он всё же проявлял большую симпатию, чем другие адмиралы, и Спок смотрел на этого человека как на союзника, который сможет помочь защитить Джима от в целом враждебно настроенного командования Звёздного флота. К несчастью, назначение Джима капитаном на флагман Объединённой Федерации планет было сделано без учёта его личных качеств. Не прошло и нескольких месяцев, как адмиралам пришлось усомниться в мудрости этого решения, которое, как они выяснили, не так просто отменить. Джим плохо вписывался в Звёздный флот, но народ любил своего героя, и если бы адмиралтейство попыталось от него избавиться без достаточно веских оснований, то поднялся бы страшный крик. Спок совсем не сожалел о том, как они с Джимом действовали на Нибиру, особенно теперь, когда он понял, почему Джим рисковал всем ради спасения его жизни, хотя он также не мог отрицать, что нарушение Первой Директивы дало в руки их недоброжелателям из Штаба Звёздного флота столь необходимый им материал. Он не представлял, что бы могло произойти с его другом, если бы за него не заступился Пайк, но он точно знал, что это было бы нечто гораздо худшее, чем понижение в должности. Мысли Спока вернулись к их обсуждению схватки с Ханом и его собственного непонимания происходящего. Ему следовало бы догадаться, что Джим потерял уверенность в себе и именно поэтому действовал так, а не иначе, а он ничего не заметил, потому что упрямо продолжал игнорировать человеческие чувства, не позволяя себе руководствоваться ими. Он сглупил. Именно поэтому он так сильно желал видеть друга полностью здоровым и защитить его карьеру как в данный момент, так и в будущем. Через четыре часа после отправки сообщения он получил ответ, подтверждающий приём, а также содержащий запрос дополнительной информации о состоянии здоровья Джима. Барнетт счёл нужным предупредить Спока, что остальные адмиралы, вероятно, придут в ещё большее раздражение теперь, когда Джим очнулся, и Спок попытался отогнать то, что его друг назвал бы дурным предчувствием. Отношение адмиралтейства к Джиму было ему хорошо известно, поэтому было нелогично так сильно реагировать на это сообщение. Пока Спок составлял сообщение, в котором благодарил Барнетта за содействие, он услышал, как мичман Чехов и лейтенант Сулу обсуждают планы навестить капитана после смены. Нийота тоже их слышала и попросилась составить им компанию. — Я всё равно собиралась заглянуть к нему. Чехов и Сулу обменялись взглядами, после чего Сулу с улыбкой сказал Нийоте: — Если вы не возражаете немного подождать, пока мы заглянем в свои каюты, то было бы неплохо. Нийота ответила согласием, после чего все трое вернулись к работе. Остаток альфа-смены прошёл без каких-либо значительных происшествий, и Спок оставил мостик на лейтенант-коммандера Митчелла, который должен был занять место первого помощника, если бы Кристофер Пайк не вмешался и не добился назначения на эту позицию Джима. Споку хотелось бы думать, что его насторожённость по отношению к этому человеку обязана лишь его предвзятости, но он убедился, что тот был недоволен ситуацией, начиная с момента перевода со звездолёта «Репаблик» на «Энтерпрайз» 7,9 месяцев тому назад. Он отставил в сторону свои чувства по отношению к лейтенант-коммандеру, как делал все эти 7,9 месяца, и покинул мостик. Он спустился в инженерное отделение, чтобы ещё раз предложить коммандеру Скотту свои услуги, и главный инженер с удовольствием направил его помочь группе инженеров, работающей над восстановлением работы корабельного транспортера. По пути в транспортерную он получил рапорт от мичмана Стивенса, отправленный им на мостик. Офицер службы охраны сообщил, что альфа-смена прошла без провокаций со стороны Хана, Спок поблагодарил его, принимая доклад, и положил коммуникатор в правый карман форменных брюк. Он отработал всю бета-смену и собрался уже перекусить, когда получил ещё одно сообщение о Хане. Он забыл обо всё остальном, когда узнал, что Джим навестил Стивенса и Килкарни, когда они несли дежурство, и что они позволили себя убедить оставить капитана с Ханом наедине. Устремившись к ближайшему турболифту, он сразу связался с доктором Маккоем. Тот не успел отозваться, как Спок проговорил: — Вы хотя бы представление имеете, доктор, что капитан покидал ваше отделение? — Ну, можете не сомневаться, что я узнал об этом, когда он вернулся. Медсёстры сообщили мне, что он явился с одним из офицеров охраны и выглядел при этом, как ходячий мертвец — да ещё босой в придачу. О чём думал этот идиот, когда отправился бродить по неисправному кораблю без обуви, я понятия не имею. — Пожалуйста, воздержитесь от ваших драматичных декламаций, доктор Маккой, — попросил Спок, входя в турболифт, — поскольку они настолько же излишни, насколько бесполезны. На капитане не было заметно внешних повреждений? — Нет, всё в порядке, но он был совершенно вымотан. Как только мне доложили об этом, я сразу пришёл и устроил ему получасовой осмотр. Он всё это время спал. Спок сдержал вздох облегчения и сказал доктору, что немедленно прибудет в медотсек. — Хорошо. Вам следовало бы пропесочить его. Иногда он действительно к вам прислушивается. Доктор прервал связь до того, как услышал от Спока ответ "меньше, чем вы думаете", который уже знал как "Отче наш". Он остановился на нужном этаже и покинул турболифт, быстрым шагом направившись в лазарет. Доктор Маккой встретил его в дверях и запретил будить Джима, «даже если мальчишка это заслужил. Пусть он проснётся сам, потому что если Джим не знает, что ему нужно, то организм его знает». — Вас понял, — сказал Спок, замедлив шаг и стараясь ступать легче, когда он подошёл к отдельной палате, в которой выздоравливал Джим. Он тихо вошёл, и дверь за его спиной с шуршанием задвинулась. Заложив руки за спину, он подошёл к биокровати и приготовился ждать. Спустя пятьдесят четыре минуты он увидел, как глаза Джима приоткрылись, и понял, что капитан заметил его присутствие. Джим сглотнул и попытался улыбнуться, но Спок не двинулся с места, и улыбка Джима угасла. Спок с трудом мог поверить, что Джиму хватило безрассудства сбежать из лазарета, чтобы пересечь почти весь корабль, а затем вступить в диалог с человеком, из-за которого погиб, и никак себя при это не защитить. Но Споку было хорошо известна склонность Джима пренебрегать собственными здоровьем и безопасностью. Не имея учёной степени по психологии, Спок мог лишь строить догадки о том, в чём кроется причина такого поведения, но он оставался далёк от понимания. Джим приподнялся и сел, и когда он устроился вполне удобно, то осторожно поприветствовал Спока. Прикрыв глаза, Спок представил, как выглядела его мама, когда он был подростком, а она «просила у небес терпения», как она это называла — когда он сам или его отец делались особенно невыносимыми. — Капитан. Джим. По какой причине ты покинул это комнату без сопровождения, находясь в таком состоянии? — он открыл глаза и измерил Джима таким же разочарованным взглядом, который видел у матери только трижды за всё своё детство; и в этот момент не покидающая его боль от её потери стала ещё сильнее. Что бы его мама сказала по поводу выходки Джима? Она бы наверняка знала, как отреагировать. Он увидел, что Джим неловко отвёл взгляд и провёл рукой по растрёпанным волосам. — Просто мне было нужно выйти отсюда ненадолго, понимаешь? Мне жаль, что я заставил тебя волноваться. — Уйти, чтобы не чувствовать себя взаперти — это я могу понять. Но чего я действительно не могу постичь, так это почему ты почувствовал необходимость поговорить с Ханом, в то время как ты знал, что он вполне способен выбраться из камеры в любое время, если бы только пожелал, — Джиму было неуютно под его взглядом, он выглядел виноватым, и Спок решил усилить нажим. — Джим, о чём ты думал? — спросил он прямо. Вздохнув с самым несчастным видом, Джим наконец произнёс: — Послушай, со мной многое случилось в последнее время, и я подумал, что он мог бы мне помочь найти способ в этом разобраться. Спок был ошеломлён настолько, что лишился дара речи на 8,4 секунды, после чего пришёл в себя и задал вопрос: — Ты мог бы принять помощь от человека, который убил ни в чём не повинных женщин и мужчин, некоторые из них, к тому же, были членами твоего экипажа, в то время как множество людей на корабле, включая меня и доктора Маккоя, сделали бы что угодно, чтобы поддержать тебя? — Послушай, — Джим ещё раз вздохнул и поднял ладонь, — я понимаю, как это выглядит, я сожалею об этом, но мне нужен именно он. После переливания крови во мне что-то изменилось. Ты видел внешние признаки того, что радиация сделала с моим телом; представь, что могло произойти на базовом уровне. Спок, я думаю, что я теперь не совсем человек, — это признание повисло в воздухе, и Джим дал время потрясённому Споку осознать сказанное в полной мере. Наконец Джим заговорил снова. — Только он имеет представление о том, с чем мне пришлось столкнуться, и я прошу твоей поддержки в этом вопросе — как капитан и как друг. Пожалуйста. Вероятно, он мог бы воспротивиться, если бы Джим не упомянул связавшую их дружбу, но, очевидно, сегодняшний день был днём воспоминаний, потому что его мысли ещё не отошли от сцены в инженерном отделении, предшествующей смерти Джима. Он не мог ответить отказом и произнёс: «Как скажешь», — но про себя решил, что глаз с Хана не спустит. Нельзя позволить этому человеку навредить Джиму ещё раз.Глава 10
Инъекции, которые Боунз прописал Джиму на следующее утро после его небольшой эскапады, явно были формой наказания, как бы он не заявлял об обратном. Джим был бы более склонен поверить его словам, если бы не та сила, с которой втыкался в его шею гипошприц — точно так же сердито, как наутро после особенно впечатляющих похождений Джима в бытность их в Академии. — Не будь таким ребёнком, — едва извинившись, ворчливо добавил Боунз, услышав, что Джим запротестовал — громко и горячо, как незаслуженно обиженный. — Я столько раз видел, как ты сам себе делаешь гораздо больнее, что и сосчитать не могу. Кроме того, это для твоей же пользы. Витамины группы В — пополнить энергию, витамины С и D — для поддержки иммунной системы. И мне плевать, что думаешь ты или этот остроухий ублюдок: если здесь есть хоть один человек, способный подорвать самый сильный иммунитет, то это ты — а я такого не допущу. — Боунз, тебе не кажется, что ты становишься легка одержимым? — спросил Джим, раздражаясь ещё больше. Он не ожидал, что его лучший друг разозлится и закричит на него: — Нет, Джим, не кажется! Возможно, до тебя так и не дошло, но ты недавно умер, и всё что я мог — это попрощаться с тобой! Да ты знаешь, сколько раз я с ужасом ожидал, что это произойдёт? Две недели назад сбылся мой самый страшный сон, и только счастливый случай и стечение обстоятельств помогли мне воскресить тебя. И теперь я обнаруживаю, что всё это привело к последствиям, которые никто из нас не мог даже вообразить? Джиму впервые в жизни хватило ума держать рот закрытым. — Так что вот что сейчас произойдёт: ты позволишь мне лечить тебя так, как я сочту нужным, и ты будешь слушаться меня и своего старшего помощника, когда мы указываем тебе на то, что ты подвергаешь себя неоправданному риску, и ты не будешь нам пенять за это. А знаешь, почему? Потому что по совершенно непонятным причинам мы оба считаем тебя замечательным парнем, и ты нам обоим настолько нравишься, что мы хотим заботиться о тебе, особенно когда ты сам о себе не заботишься, — он откашлялся. — Вот что, если мне ещё раз придётся вести с тобой подобный разговор, я случайно забуду, что все процедуры уже проведены, и назначу тебе повторный сеанс. Ты понял? Совершенно уничтоженный и втоптанный в грязь, Джим склонил голову и сказал: — Да, Боунс. Я понял. Под тяжёлым изучающим взглядом своего лучшего друга он постарался не ёрзать, как нашаливший мальчишка. Боунз пробормотал что-то пренебрежительное и недоверчивое себе под нос, вроде: «Поверю, когда сам увижу», — но затем сменил тему. — Мы со Споком обсудили вашу договорённость с Ханом и решили, что один из нас должен присутствовать при ваших встречах. — В самом деле? — недовольно отозвался Джим, но затих под предостерегающим взглядом, после которого могло последовать и кое-что похуже. — Как я уже сказал, один из нас будет всё время находиться при тебе, и если нам покажется, что происходит что-то сомнительное или что ты слишком усердствуешь, то мы прервём процесс и поищем другой способ справиться с твоей проблемой. Джим потёр лоб и тяжело вздохнул. — Это всё? Ты закончил? Боунз закатил глаза. — Да, Джим, я закончил. — Отлично, — он посмотрел на нелепой расцветки пижаму. — Теперь я могу переодеться? Джиму в лицо прилетела пара стандартных тренировочных штанов, которую он раньше видел аккуратно сложенной на одной из полок в шкафу своей отдельной палаты. — Выметайся отсюда. Схватив треники, он беспомощно посмотрел на Боунза. — Поздравляю, Кирк. Ты снова сумел разочаровать одного их тех, кто действительно заботится о тебе. Этот день обещал стать незабываемым, Джим уже предвкушал это. *** Если Джим надеялся, что со Споком будет проще, чем с Боунзом, когда он встретился с ними уже за пределами лазарета в самом начале бета-смены, то ему пришлось быстро расстаться со своими иллюзиями. Его первый помощник вёл себя строго в соответствии с должностными обязанностями: был вежлив и предупредителен, но не было заметно ни тени привычного тепла и тонкого юмора. Они втроём спустились в карцер в молчании, преисполненном обиды и злости, и это было бы невыносимо, если бы не прорывающаяся из-под этих чувств искренняя забота. Когда они прибыли в карцер, мичман Ро и лейтенант Мэтьюз поприветствовали командный состав и без слов отвели к камере Хана, чувствуя повисшее напряжение. Джиму не хватало добродушных шуток, которыми он обычно обменивался с Мэтьюзом. Хан тоже заметил разлад между ними — его острые глаза не упустили ничего, и этот факт Джима совершенно не удивил. — Я вижу, доктор Маккой не стал вас запирать для вашего же блага. — Только потому, что он всё равно сообразил бы, как удрать, — проворчал Маккой. — Но поверьте, я так и поступлю, если мне хоть на секунду покажется, что это пойдёт ему на пользу. Явно оценивая Маккоя, Хан повернул к нему голову. Затем он сосредоточил своё внимание на Споке. — А как насчёт вас, мистер Спок? — чинно спросил он, искусно изображая изысканные манеры с налётом театральности. — Вы не собираетесь снова лишить меня языка и сделать всё возможное, лишь бы я держал руки подальше от вашего капитана? — Такая возможность не исключена, — заявил Спок, и если Джиму всю дорогу, пока они шли сюда, казалось, что друг более чем холоден по отношению к нему, то эта холодность не шла ни в какое сравнение со взятым им сейчас ледяным тоном. Сделав глубокий вдох, Джим решил вмешаться, пока всё не зашло слишком далеко. — Хорошо, — начал он бодро, чувствуя, как на нём скрестились взгляды трёх человек, стоило ему вставить слово; он притворился, что ему это безразлично, чему способствовали годы практики и сильная воля, — ну, я здесь не один, кому хочется узнать, чем мы здесь собираемся заняться. Итак, каков план? — У вас есть тренировочный или спортивный зал, который не используется членами экипажа? Поборов мысли, сами собой вспыхнувшие в его мозгу в поисках цели, скрывающейся в этом запросе, Джим кивнул и сказал: — Думаю, у нас найдётся то, о чём ты спрашиваешь. Не скажешь, зачем он тебе понадобился? — Не прямо сейчас, — выдохнул Хан, но это не было прямым отказом, и Джим пока не стал настаивать. Спок и Маккой были настроены не так благосклонно и оба воспользовались случаем выразить своё неудовольствие. — Я дал разрешение Джиму прийти сюда сегодня, но я не я могу позволить ему шататься по всей «Энтерпрайз», когда ещё двух дней не прошло с тех пор, как он пришёл в себя, да ещё сам успел устроить себе приключение, — заявил доктор, скрестив руки на груди и приняв такой же хмурый вид, какой у него был при первом знакомстве с Джимом. — Вопреки моему собственному мнению, я не стал возражать, чтобы капитан явился сюда, как только он объяснил мне причину, стоящую за его решением. Однако я не могу и не собираюсь попустительствовать, давая тебе доступ к остальному кораблю и экипажу. — К счастью, здесь не вы принимаете решения, — заметил Хан. И хотя Джима взбесило, в какое затруднительно положение поставил его Хан, но он не мог не восхититься той ловкостью, с которой тот вывел из себя Спока, зная, что ему грозит, зайди он дальше хотя бы на волосок. Джим сам однажды проделал такое и больше никогда не пожелал бы повторить подобный опыт, и не только потому, что опасался за целость своей шкуры. — Если все мы закончили надувать щёки и выяснять, кто самый крутой альфа-самец в этой комнате, — проговорил Джим, — то, может, вернёмся к предмету нашего обсуждения? Каким образом мы собираемся защитить подвернувшегося под руку, ни о чём не подозревающего рядового от готовой рвануть в любую секунду бомбы, в которую я превратился? — Джим понял, что Хан опять собирается ответить уклончиво. — Если ты действительно собираешься покинуть эту камеру, то прояви немного больше доброй воли и начинай сотрудничать. — Я буду злить вас, капитан Кирк, — бесстрастным голосом проговорил Хан, — а вы попытаетесь не прикончить меня.Глава 11
— Погоди минуту, — Джим не смог сдержаться и недоверчиво рассмеялся. — Таков твой грандиозный план? — он покачал головой, показывая, насколько разочарован. — Спок мог бы справиться с этим. — Ммм, нет, потому что как бы сильно вы не злились, вы никогда не позволите себе нанести вред тому, кого считаете членом семьи, но, помимо этого, остаётся невыясненным вопрос о вмешательстве в вашу физиологию. На данный момент мы знаем слишком мало о том, насколько серьёзные изменения оказала на вас моя кровь. Может, вы стали сильнее, может — нет, но скажите мне, Кирк, вы действительно хотите сделать такое открытие, атакуя одного из самых близких вам людей? Джим не мог понять, какое из овладевших им чувств сильнее: беспокойство или восхищение тем, как точно Хан разобрался в его характере, основываясь на нескольких кратких встречах. Он привык к тому, что его не понимают, и даже был этим доволен, потому что у него было не так много преимуществ, и если дела шли плохо, ему приходилось использовать самые сомнительные из своих талантов, идти на обман, лишь бы уберечь себя и своих близких. И теперь он понятия не имел, что можно противопоставить такой невероятной проницательности. Зачем ему понадобилось такое пристальное изучение, такой глубокий анализ? Надо ли переживать по этому поводу? Он тщательно избегал взглядов Спока и Маккоя, зная, что прочтёт в их глазах. Иногда ему приходится пренебрегать фактами и полагаться на своё чутьё, и в то время как здравый смысл подсказывал ему держаться как можно дальше от Хана и его предложений, Джим не мог избавиться от мысли, что если поступит таким образом, то совершит огромную ошибку. Так что Джим Кирк сделал то, в чём ему не было равных: он пренебрёг опасностью и понадеялся, что не зайдёт слишком далеко и не погубит себя. Он покинул своих верных друзей, которые стояли по бокам от него, и подошёл к панели управления от камеры Хана, проигнорировав раздавшиеся с двух сторон возражения. Когда разделявший их с Ханом барьер исчез, он вошёл внутрь и посмотрел прямо в глаза этому человеку, пытаясь показать ему, что говорит со всей серьёзностью. — Я думаю, мне не нужно говорить, что я с тобой сделаю, если ты только подумаешь о том, чтобы причинить вред хотя бы одному члену моего экипажа. Хан широко улыбнулся, будто на время поднял занавес, скрывающий от всего мира его подлинные мысли и чувства, но ничего не сказал. Большую часть времени люди видели лишь то, что Хан сам хотел показать, но несколько раз Джиму неосознанно удалось заставить его показать своё истинное лицо. Сейчас он был сбит с толку, хотя уверенность в том, что он принял правильное решение, укрепилась. Протянув для приветствия руку, Хан ответил: — Думаю, то же самое, что я сделал бы с тобой, если бы ты причинил вред члену моего экипажа. Джим медленно опустил взгляд на протянутую ему руку. Он по своему опыту знал, какой сильной была эта рука, с какой лёгкостью она спасает и убивает, но до сих пор ему не довелось узнать, какова она в таком обыденном и повседневном деле, как рукопожатие. Он испугался, поняв, что действительно хочет это узнать. Под раздавшиеся за его спиной громкие крики Спока и Боунза он протянул навстречу свою. Трудно было поверить, что, сжав руку Хана в своей, он почувствовал, словно зашёл в надёжную гавань.Глава 12
Все четверо покинули карцер в напряжённом молчании. Маккой и Спок наконец оставили многочисленные попытки убедить Джима в том, что принять план Хана — плохая идея. Они миновали коридор и вошли в турболифт: Хан и Джим без промедления, Маккой и Спок неуверенно, практически не скрывая, что им совершенно не хочется находиться в таком ограниченном пространстве с человеком, действия которого привели к гибели их друзей, и не принимая во внимание тот факт, что другие его действия в конечном счёте позволили вернуть Джиму жизнь. Но всё же все они вошли внутрь, и поездка до указанной Джимом палубы, к счастью, оказалась короткой. Когда двери лифта открылись, Джим пошёл вперёд, указывая дорогу к спортзалу, который экипаж не жаловал своим присутствием, в основном потому, что он располагался довольно далеко от жилых кают офицеров. Другие залы были расположены гораздо удобнее, и он обычно старался побывать в каждом из них, чтобы пообщаться с экипажем в неформальной обстановке, но время от времени ему хотелось побыть наедине с самим собой, и в таком случае он посещал этот спортзал. Задержав Джима у входа в зал, Маккой взял его за плечо и отвёл в сторону. И хотя хуже ничего нельзя было придумать, Джим велел Хану и Споку зайти первыми. Не поубивают же они друг друга, пока он с Боунсом постоит снаружи, ведь так? На всякий случай он попросил друга поторопиться. — Джим, я действительно прошу тебя подумать ещё раз. Это действительно хорошая идея? — спросил Боунз не своим обычным нарочито грубым тоном, но очень серьёзным и полным заботы, так что Джим не мог бы ответить что-то иное, кроме чистой правды. Свою роль сыграл разговор, состоявшийся между ними утром, к которому он мысленно возвращался весь день. Для них обоих, не жалеющих друг для друга подколок и прячущих привязанность за сарказмом, открытый разговор о чувствах, которые они прятали ото всех и каждого — Джим за отчаянным оптимизмом, Боунз за сварливым пессимизмом, — был редкостью и всегда оставлял глубокий след. — Может, и нет, — признал Джим, — но иногда мы должны делать то, чего опасаемся, чтобы предотвратить то, чего на самом деле боимся. Боунс всмотрелся в его лицо, выискивая там что-то, известное ему одному. Затем он медленно кивнул. — Ну, тогда ладно. — Да? — спросил Джим. — Да. Сказав это, его друг развернулся и вошёл в спортзал. Через несколько секунд Джим последовал за ним. Войдя внутрь, он увидел следующую картину: Спок и Хан стояли нос к носу, сверля друг друга взглядами, сжав зубы, их позы кричали о готовности вступить в схватку. Подчёркнуто покашляв, Джим сделал ещё несколько шагов и заметил: — Вы знаете, забавно, но я был уверен, что мы собирались иметь дело с проявлениями моей агрессии, а не вашей. Хан повернулся, чтобы взглянуть на Джима, затем снова посмотрел на Спока, который по-прежнему не сводил с него глаз. Хан поднял бровь, как бы спрашивая, что Спок намерен делать теперь. Напряжение между ними всё росло, и Джим подумал, не придётся ли им с Боунсом силой выводить старшего помощника из комнаты. За секунду до взрыва Спок коротко и резко кивнул, заставил себя отойти и встать у дальней стены. Маккой и Джим обменялись многозначительными взглядами, после чего доктор подошёл к Споку и встал около него, оставив Джима и Хана посреди комнаты в нескольких метрах от двери. Успокоившись и взяв себя в руки, Хан наклонился, чтобы разуться и снять носки, после чего он стянул через голову стандартную звезднофлотскую чёрную форменку, обнажив мощный незагорелый торс с хорошо развитой рельефной мускулатурой. Когда он выжидающе посмотрел на Джима, тот поймал себя на том, что пялится, и поспешил снять обувь. Он остался в старенькой серой футболке, которая сохранилась у него со времён учёбы в Академии. Хан с довольным видом направился к одному из лежащих на полу матов. Джим поспешил присоединиться к нему. — Итак, — начал Джим, — я полагаю, ты собираешься… — Хватит болтать. — Что? — Ты слышал меня, Кирк, — продолжил Хан таким же резким тоном. — К несчастью, у тебя очевидные проблемы с умением слушать. Люди могут повторять тебе одно и то же до посинения, но ты не услышишь их слова до тех пор, пока они не скажут то, что ты хочешь услышать. — Эй, это не так! — Это правда, — настаивал Хан. — Ты просто не хочешь этого замечать. Ты полагаешь, что можешь изменить реальность без отягчающих последствий, но ты ошибаешься. Адмиралтейство пыталось научить тебя этому, сняв тебя с поста капитана, но тогда вмешался Пайк, поручившись за тебя ещё раз. И таких случаев полно в твоём личном деле. — Ты читал моё личное дело? — Как ты думаешь, Кирк, — проговорил Хан, — разумеется, я читал твоё личное дело. Я прочёл все личные дела старших офицеров, имеющих отношения к событиям, предшествующим моему возвращению. Включая дело покойного Кристофера Пайка. Кровь отхлынула от щёк Джима, когда Хан опять упомянул имя его наставника. — Ты не имеешь права говорить мне это. Не смей даже упоминать его имя. — Почему нет? Джима затрясло от охватившего его холодного бешенства. Он сжал руки в кулаки, пытаясь сохранить самообладание, даже когда прорычал: — Ты знаешь, почему. — Верно, — согласился Хан таким тоном, будто констатировал исторический факт или пересказывал математическую теорему, а не говорил о смерти другого человека. Внутри Джима словно переключатель щёлкнул, когда Хан упомянул о смерти Криса с такой небрежностью, поскольку тяжесть этой потери нисколько не облегчилась, несмотря на все те события, в центре которых он оказался. Он кинулся на противника, и оба они оказались на полу. Усевшись на Хана и сдавив бёдрами его бока, он надавил одной рукой на его плечо, а другую занёс для удара. За секунду до того, как его кулак нашёл цель, чужая рука обхватила его запястье, осторожно, но крепко, остановив движение руки. Джим попытался вырваться из захвата, но не смог. Он попытался другой рукой сдавить Хану горло, удерживая равновесие лишь бёдрами, но и эта попытка была предвосхищена и парирована. Джим нацелился ударить Хана в лицо головой и сломать ему нос, но в тот же миг Хан опрокинул его на спину и оседлал. Сидя на нём, Хан пресекал малейшую попытку вернуть доминирующую позицию — если так можно назвать ту, с которой они начали, — и Джим рычал, более всего желая, чтобы всё закончилось избитым Ханом, истекающим кровью на мате. — Давай, Кирк, — проговорил его мучитель, — ты способен на большее. — Подожди минутку, и получишь сполна, — пообещал ему Джим. — Нет, не думаю, что ты способен на это. Во всяком случае, до тех пор, пока не поймёшь, что делаешь неправильно. Раздражённо фыркнув, Джим выпалил: — Я не принял в расчёт твою силу, и я поспешил, что дало тебе возможность одолеть меня. Это что, тренировка? — Да, и ты совершенно забыл, какого рода тренировка, — констатировал Хан, добавив в голос неодобрения. — Твоя скорбь так легко затуманивает твой разум? Джим замер, глядя на Хана и чувствуя себя рассерженно-озадаченным. — Так и есть, — пришёл к заключению Хан. — Именно этим тебя взбесил адмирал вчера, не так ли? — Хан помолчал. — Он сказал что-то об адмирале Пайке? — предположил он. При упоминании адмирала Комака Джим наконец вспомнил, с какой целью они здесь находятся. Как могло случиться, что он совершенно об этом забыл? Он знал, что Хан попытается его разозлить, но он и не сдерживался, полагая, что получит какие-то объяснения и подсказки, как легче справиться. Вместо этого Хан начал с того, что поднял такую тему, которая гарантированно била его прямо в сердце. Он опять вспомнил эпизод в карцере, когда понял, насколько хорошо Хан его знает, и почувствовал себя круглым дураком. Конечно, это могло объяснить такие ситуации, как та, в которую он сейчас попал, когда Хан будет пользоваться всеми инструментами, оказавшимися в его распоряжении, чтобы вызвать у Джима точно такую реакцию, на которую он рассчитывает. Продолжая переживать, что он пошёл у Хана на поводу, всё ещё задетый его замечаниями о неумении выслушивать приказы или советы, а особенно — той лёгкостью, с которой Хан говорил о смерти Криса, Джим выдавил: «Да». — Скажи мне, — проговорил Хан сосредоточенно, — почему тебя так расстраивает смерть этого человека? — Он был моим другом! — Нет, — Хан медленно выдохнул, — ясно, что здесь кроется что-то большее. Даже ты, вспыльчивый и импульсивный, не стал бы носиться по космосу, рискуя развязать войну с клингонами, из-за смерти своего друга. Ты Джеймс Т. Кирк, капитан звездолёта «Энтерпрайз», назначенный на эту должность в поощрение за действия, предпринятые после гибели Вулкана, и это чувствуется в каждом принятом тобой решении, включая акцию на Нибиру, потому что ты и все твои подчинённые давно считают себя мёртвыми. Так что должно быть ещё что-то, кроме сказанного тобой. Что на самом деле заставило тебя начать охоту на меня, Кирк? С трудом выдавливая из себя слова, Джим позволил выйти наружу той правде, которая терзала его душу с той секунды, как он увидел тело Криса — бледное, неподвижное и залитое кровью, после того, как он не смог нащупать его пульс. — Это моя вина. Крис был адмиралом, меня сняли с должности, и ему пришлось вернуться, чтобы занять моё место. Его не было бы в том зале, если бы не я. — Ты заблуждаешься. — В самом деле? — возразил Джим. — В чём? — Ты должен справиться с чувством вины, если собираешься идти дальше. Эта слабость позволяет мелочным ограниченным людишкам ставить тебя на колени. Ты виновен в его смерти не более, чем любой другой на том собрании, — продолжил Хан. — Вина лежит на мне, — он помолчал. — Пусть это ничего не изменит, Джеймс Кирк, но всё же я прошу у тебя прощения за то, что ответственен за убийство члена твоей семьи. Джим не знал, что на это ответить. Прощаю? Ни за что. Возможно, он лучше понимал теперь поступки Хана, но главного не изменить: они привели к гибели тех, кого Джим любил. Вместо того чтобы попытаться ответить, Джим с осторожностью спросил: — Почему ты делаешь это? — Ну же, неуверенность тебе не к лицу. Задай мне вопрос, на который действительно хочешь получить ответ, и тебе не придётся долго ждать. Джим сделал глубокий вдох и спросил: — Почему ты позволил Споку и Ухуре вернуть тебя на борт моего корабля? Почему спас мне жизнь? Хан понизил голос так, что даже чуткие вулканские уши Спока не могли уловить его слов. — Ты необузданный человек, способный на преданность. Такой, кому предстоит провести почти всю жизнь одиноким и непонятым, и поэтому особенно высоко ценящий семью. Я надеялся, что, когда я сделаю всё, что в моих силах, для твоего воскрешения, ты, возможно, пожелаешь стать частью моей семьи. Джим молча уставился на Хана и сглотнул, почувствовав, как во рту у него внезапно пересохло. Хан медленно ослабил хватку на его запястьях. Он встал с распростёртого под ним тела и подал Джиму руку, без малейших усилий помогая ему подняться на ноги. После он оглянулся, и Джим проследил его взгляд: глаза его остановились на напряжённых фигурах друзей. Доктор положил Споку руку на плечо, удерживая его на месте, хотя тот мог бы с лёгкостью вырваться, если бы захотел: пусть Маккой и был в прекрасной физической форме для мужчины под сорок, он не смог бы противостоять силе Спока. Никому из них не нравилось то, что происходит, но, казалось, они не усмотрели ничего особенно пугающего, иначе давно пересекли бы комнату. Джим ещё раз сглотнул и посмотрел на Хана, невозмутимо встретившего его взгляд. — Теперь начнём сначала, и на этот раз я хочу, чтобы ты помнил, зачем мы сюда пришли.Глава 13
Спок терпел руку на своём плече по одной причине: она служила напоминанием, что Джим будет разочарован, если он не выдержит и вмешается. Однако он твёрдо для себя решил, что как только Хан зайдёт за границы дозволенного, недовольство Джима уже не будет иметь значения. Состояние его здоровья было превыше всего. В конечном счёте, прервал тренировку Хана и Джима не он, а доктор, который убрал руку с плеча Спока и, сделав шаг вперёд, окликнул: — Хорошо, вы двое, достаточно на сегодня. Джим оторвал взгляд от Хана, расцепил руки, которые на момент вмешательства доктора были сжаты в кулаки на протяжении 3,8 минуты. Он тяжело дышал и пот стекал с его лба непрерывным потоком. Глаза его были прикрыты, выдавая утомление, и на его лице боролись признательность и недовольство тем, что тренировку прервали. В полуметре от него в непринуждённой позе спокойно стоял Хан. Хотя Джим за последние 2,3 часа выходил из себя одиннадцать раз, Хан почти не пострадал: только волосы растрепались, и на губе появилась ссадина, которую он заработал, пропустив один из четырёх ударов, которые Джим сделал наудачу, полагая, что такая его тактика всегда приносила свои плоды. Сначала казалось, что Джим начнёт возражать, несмотря на полное изнеможение, но он передумал. Возможно, потому что он, поднимаясь, зашатался, что заставило доктора Маккоя поспешно направиться к нему. Спок отправился следом, когда услышал, что Джим через силу произнёс: — Думаю, что ты, вероятно, прав. — О, ты думаешь, что я, вероятно, прав, вот как? — парировал доктор. Подойдя к капитану, доктор Маккой ухватил его за рукав и повёл его за собой на выход. Джим обернулся, чтобы очень искренне сказать Хану: «Послушай, спасибо тебе за это». Спок поборол порыв немедленно узнать, что такого Хан сказал его другу, чтобы заставить его так поступить. Ещё сложнее стало сдерживать себя, когда этот загадочный человек ответил с совершенно излишней, по мнению Спока, приязнью: «Не стоит благодарности, капитан», — заставив Джима вспыхнуть за секунду до того, как доктор Маккой вывел его из комнаты. Споку снова предстояло сопровождать Хана. Он счёл такой оборот дел бесспорно неудовлетворительным. К сожалению, его мнения никто не спрашивал, и Споку пришлось доставить Хана в карцер. Взглянув на пленника, он отдал приказ: «Следуй за мной». Они вместе покинули спортзал и отправились в обратный путь. Спок постарался не выдать себя ни единым вздохом, когда Хан сказал: — Я восхищаюсь вашей выдержкой, Спок, правда. Должно быть, это было адом — стоять и смотреть, как ваш капитан участвует в схватке, и воздержаться от вмешательства. Глядя прямо перед собой, Спок ничего не ответил. Он уже не был ребёнком. Он не должен был отвечать на каждый выпад, реагировать на каждую колкость. Демонстрируя равнодушие к тому факту, что Хан не считает его самообладание абсолютным, что он разглядывает его с тем самым самодовольным выражением на лице, с которым Спок был слишком хорошо знаком с раннего детства. Но ему удалось сохранить контроль над собой и идти дальше. И если он чуть сильнее обычного сжимал сложенные за спиной руки, то не считал при этом, что окружающие заметят какое-то отличие, стало быть, ничего страшного не произошло. Они молча вошли в турболифт, и эта тишина не должна была ничем нарушиться. Однако когда лифт поехал вниз, коммуникатор Спока ожил. — Спок на связи, — резко ответил он. — Извините, что побеспокоил вас, сэр, но можно пригласить замену вместо лейтенант-коммандера Митчелла? Спок был сбит с толку и уточнил: — Какова причина, лейтенант? Лейтенант-коммандер заболел? — Сэр, вы же знаете, последний час он провёл с вами. — Джеймс, — с мрачной уверенностью произнёс Хан. Спок взглянул на Хана, и впервые — только в этот раз — за время их знакомства они пришли к согласию. — Лейтенант Чжоу, я хочу, чтобы вы объявили поиск по всему кораблю лейтенант-коммандера Митчелла. Объявите красную тревогу. Перекройте доступ в ангар с шаттлами, вышлите наряд охраны в лазарет, фазеры на оглушение. Выслушивая её ответ: «Вас поняла, сэр», — он заметили, что Хан направил лифт на этаж, где располагался лазарет. Они начали подниматься, и оба одновременно подумали, что могут не успеть к Джиму вовремя. Везде загорелись красные лампочки, когда по кораблю была объявлена красная тревога, и голос лейтенанта Чжоу зазвучал по громкой связи. Этажи ползли слишком медленно, игнорируя продиктованный логикой факт, что турболифт перемещается всегда с одной и той же скоростью с момента его первого пуска. Когда двери раздвинулись, Хан первым вышел из турболифта, и Спок поспешил следом за ним. Они держались друг по отношению к другу предупредительнее обычного, не из уважения, но чтобы не толкаться. Оба перешли на бег, как только оказались в коридоре, Спок занял лидирующую позицию, так как как досконально знал планировку корабля. Они добрались до лазарета, который на первый взгляд был пуст. Не останавливаясь, Спок направился к индивидуальной палате, которая всё ещё оставалась за Джимом. В коридоре, примерно в метре от двери Джима, в неестественной позе и без сознания лежал доктор Маккой. Спок посмотрел на Хана, и тот прошептал в таком низком регистре, что только уши вулканца смогли бы это расслышать: — Идите. Я останусь с доктором, — и когда Спок не смог сдержать удивления, Хан пояснил: — Он дорог вашему капитану. Он бы хотел, чтобы о докторе позаботились. Теперь идите. Возможно, мы явились слишком поздно. Коротко кивнув, Спок прокрался вдоль стены и нажал кнопку на двери, за которой, как он полагал, находился его друг. Он не знал, чего ждать, когда дверь откроется, и просчитывал все сценарии, которые успели прийти ему на ум за 2,7 секунды — то время, которое ему понадобилось, чтобы осознать, что он видит. На полу Джим удерживал лежащего ничком Митчелла, правой рукой заломив ему руки за спину. Правым коленом он упирался в спину лейтенант-коммандера, чтобы надёжнее его зафиксировать. Любая попытка приподняться пресекалась гипошприцем, который Джим прижимал к шее офицера левой рукой. — Спок? — спросил Джим, не отрывая глаз от гипошприца. — Это ты? — Да, капитан. — Боунз в порядке? Хотя ему очень хотелось ответить иначе, но он доложил: — Неизвестно. С ним теперь Хан, — добавил он. Он увидел, что Джим всё понял, глубоко вдохнул и медленно выдохнул, очевидно борясь с самим собой. — Ладно, хорошо, — заговорил он; в его голосе чувствовалось недовольство всем происходящим. — Вот что мы сделаем. Ты зажмёшь шейный нерв этому мерзавцу, а затем мы вызовем конвой и отправим его в карцер, потому что если его не уведут, то я убью его. Торопясь исполнить приказ, Спок занял место Джима и опустился на колени. Его пальцы сами нашли нужное положение, и он вдавил их в тело. Митчелл обмяк, но Джим подождал 6,3 секунды, прежде чем убрать от него гипошприц и отпустить ставшие безвольными руки пленника. Он поднялся, шатаясь ещё сильнее, чем в спортзале, и Спок подошёл, чтобы помочь ему добраться до биокровати, на которую Джим улёгся без сопротивления. Спок счёл это тревожным знаком. Джим посмотрел на лейтенант-коммандера Митчелла и, подняв руку, сказал: — Убери его с глаз моих долой, пожалуйста. Спок отложил на потом беспокойство о здоровье друга и сделал, как его попросили, заметив, что самоконтроль Джима несколько улучшился. Спок перебросил Митчелла через плечо и покинул палату. Сначала он намеревался поместить пленника на одну из биокроватей и привязать ремнями, но, войдя в приёмный покой лазарета, он обнаружил, что это не потребуется. Команда безопасников уже прибыла. Он передал свою ношу мичманам Сарадоку и Акбару, отдав приказ поместить Митчелла в карцер. Затем он направил оставшихся четырёх офицеров охраны искать по всему медотсеку доктора М’Бенгу и дежурных медсестёр. Как только Сарадок и Акбар покинули лазарет, Спок обратил свой взгляд туда, где боковым зрением видел распростёртого доктора Маккоя, когда выносил Митчелла. Как ни странно, Хан остался при нём и в настоящий момент бинтовал открытую рану на затылке доктора. Покончив с этой добровольно возложенной на себя обязанностью, Хан отошёл и выжидающе посмотрел на Спока. Хотя Спок никогда не доверял этому человеку, но его помощь во всей этой ситуации с нападением на доктора и Джима, нельзя было проигнорировать, так что он сказал: — Хотя капитан обессилел, но, кажется, в общем не пострадал. Хан перевёл дух и отвернулся, но недостаточно быстро, чтобы скрыть выражение облегчения на своём лице. Спок решил, что у него нет ни времени, ни желания обдумывать эту реакцию. Он сфокусировался исключительно на том, чтобы понять причину поступков лейтенант-коммандера Митчелла.Глава 14
Было вполне логично, что Спок питал отвращение к карцеру. Однако он обнаружил, что в течение последних двух недель он проводит слишком много времени в этой части корабля, и его горячим желанием было как можно быстрее найти способ сделать эти визиты ненужными. Как бы там ни было, он прибыл в карцер и, прогуливаясь, остановился перед камерой, где в настоящее время содержался лейтенант-коммандер Митчелл. Спок наблюдал за заключённым, который сидел, неподвижно уставившись в противоположную стену. Для того, кто был задержан во время нападения на своего капитана, даже не упоминая о том, что он вырубил доктора Маккоя, Митчелл держался слишком спокойно, как будто он не боялся последствий, неизбежных после подобного проступка. Спок отогнал мысль, что поведение заключённого не может поспособствовать хорошим результатам готовящегося допроса. Не успел он открыть рот, чтобы привлечь к себе внимание, как лейтенант-коммандер повернул голову к Споку и прошил его пронзительным взглядом светлых глаз, будто что-то высматривая. — Вы будете стоять и смотреть на меня весь день, коммандер, или сделаете то, зачем пришли? — Что вы имеете в виду, лейтенант-коммандер? — О, это умно, мистер Спок, в самом деле, — заметил Митчелл. — Я теперь понимаю, почему Джимми вас так любит. Он всегда говорил, что вы отъявленный негодяй, но я не верил этому — до сегодняшнего дня. — Ваша оценка моего морального облика весьма любопытна, — ответил Спок не слишком любезным тоном, — но я не за этим сюда пришёл. — Тогда понятия не имею — зачем, — он смотрел на Спока 4,7 секунды. — Подойдите и задайте мне любой вопрос, и я расскажу вам всё, что знаю. Отослав охрану, Спок поднял бровь и осмотрелся. — Такая прямота неожиданна для всякого, кто был бы на вашем месте. Хохотнув, Митчелл опёрся спиной на стену, закинув руки за голову и демонстрируя полнейшую беззаботность. — Не совсем так. Понимаете, меня уже поймали во время нападения, так что у меня нет причин что-либо скрывать. Кроме того, что бы я ни сказал, вы не тронете меня. — Кажется, вы в этом абсолютно убеждены, — заметил Спок, подавляя в себе всё возрастающее желание забить тревогу. Возможно, разоблачение лейтенант-коммандера было частью плана. Спок подумал, что здесь Джим воспользовался бы спортивным термином «вывести из игры». К сожалению, эта уловка, по всей видимости, сработала, но бывали ситуации, когда они с капитаном сталкивались с куда более серьёзными проблемами, чем сидящий в камере офицер. Пожав плечами, Митчелл сказал: — Да нечего тут особо говорить. У меня был приказы. Я пытался их исполнить. Я провалился. Возможно, он тревожился не зря. — Вы говорите, что действовали, исполняя приказы. От кого же они исходили? — А вы сами не можете вычислить? — Не имеет значения, могу я это сделать или нет — я хочу, чтобы вы мне сказали. Спок страстно желал, чтобы доказательства оказались не теми, которые подсказывала ему логика, и он совсем не считал такое желание нелогичным. Если он прав, то последствия убьют веру людей в Звёздный флот, и Споку ничего не останется, кроме как сохранить в тайне это вопиющее нарушение закона. Если правосудие в данном случае не восторжествует, то он отправит Нийоту общаться со всеми основными информационными изданиями, выходящими по всей Федерации, и сам внесёт посильный вклад. Митчелл закатил глаза, вздохнув по поводу отсутствия проницательности у Спока. — Адмирал Комак. Вчера он отдал мне приказ убрать Джимми. А до Комака то же самое приказывал Маркус. Именно этого боялся Спок с момента вступления Джима в должность. В свете этого разоблачения Спок смог произнести лишь одно слово: «Поясните». — Послушайте, как вы думаете, почему меня перевели на этот корабль? Коммандера на «Репаблик» должны были отправить в отставку через пять месяцев. Я бы занял его место. Но вместо этого я получаю приказ от высшего начальства о переводе на «Энтерпрайз» с поручением следить за капитаном, — впервые с того времени, как Спок пришёл в карцер, лейтенант-коммандер проявил недовольство. — Я не хотел этого делать. Мне всегда нравился Джимми — я даже пару раз спасал его жизнь, когда он проходил практику на «Репаблик», и он питал ко мне ответную симпатию, но приказы есть приказы. Я служу Звёздному флоту, а не Джиму Кирку. Хотя Спок старался избегать досужих сплетен о членах экипажа, он полагал, что в характере Митчелла был недостаток — отсутствие верности по отношению к людям, которых он называет своими друзьями. Спок, у которого был только один друг, пренебрежение подобными отношениями считал самым страшным грехом. Он снова вспомнил, как рука Джима тянется к прозрачной перегородке, вспомнил ярость и отчаяние, пустоту внутри и отрицание. Однако сейчас было неподходящее время предаваться размышлениям о таких вещах. Расцепив сложенные за спиной руки, Спок поднёс коммуникатор ко рту и спросил: — Полагаю, вы всё слышали, адмирал? Он бесстрастно смотрел на лейтенант-коммандера, который выпрямился и побледнел, услышав раздавшийся в ответ голос: — Громко и отчётливо, мистер Спок. Мы с этим разберёмся, не беспокойтесь. — Приношу вам мою искреннюю благодарность, адмирал Барнетт, — отозвался Спок, продолжая смотреть в глаза лейтенант-коммандеру Митчеллу, — от себя и от моего капитана. — Можете быть уверены — за Кирком сохранят его должность. Флагман Звёздного флота не должен остаться без капитана, особенно теперь. — Вас понял, сэр, — ответил Спок, благодарный судьбе за то, что этот адмирал, с которым он обменивался сообщениями после воскрешения Джима, оказался тем самым человеком, который не только имел возможность оказать помощь, но и сам этого захотел. — Рад слышать, коммандер. Конец связи. Захлопнув крышку коммуникатора, Спок произнёс: — Благодарю вас, лейтенант-коммандер Митчелл, за сотрудничество. Митчелл покачал головой, с его побелевших губ сорвался мрачный смешок. — Отличная работа, мистер Спок. Touche. Увидев, как заключённый уронил голову на руки и согнулся, Спок произнёс: — Вам не следовало покушаться на моего капитана. — Это точно, — признал Митчелл сквозь зубы. — Теперь я это понимаю. Развернувшись на каблуках, Спок наконец позволил себе уйти. Его работа была выполнена.Глава 15
Кто-то должен был вломиться в его палату в лазарете, после чего его лучший друг выкрикнул предупреждение, схватив недоброжелателя, чтобы защитить своего пациента, затем должна была открыться дверь, из которой на него бросился Гэри с гипошприцем в протянутой руке, чтобы окончательно понять, что на корабле творится неладное. Он знал, что повсюду происходят неправильные вещи, знал, что где-то бродит недовольство — но это не касается его экипажа. Он знал, что Спок считал своей обязанностью ограждать его от большинства грязных слухов относительно флотских, уделяющих больше внимания тому, как они смотрятся в кресле капитана, попав в него с помощью волосатой лапы, чем адмиралтейству. Но Джим слушал их вполуха. Могло быть и хуже. Он искренне полагал, что видел достаточно, чтобы ничто больше не могло шокировать Джеймса Т. Кирка, но был слишком наивен и верил, что неодобрение должно утихнуть после того, как он и его экипаж отлично проявили себя, и что разочарование адмиралов не обернётся ударом ему в спину. «Энтерпрайз» — его верная Леди и его крепость. Здесь ничего не могло произойти, он был на ней в полной безопасности. Одни бы назвали это спесью, Джим — простодушием. И даже не Хан полностью уничтожил чувство защищённости, телепортировав Джима, Кэрол и Скотти на «Энтерпрайз», а затем ввергнув звездолёт в полный хаос. Хан не был членом его экипажа. Хан был чужаком. Но когда Джим обнаружил, что борется с Гэри Митчеллом, слыша, как приятель рычит: «Прости, Джимми, но приказ есть приказ», — и вот тогда он понял, каким ребячеством было верить в эту иллюзию. Что-то внутри него надломилось, когда он задумался об этом, о длинной веренице разочарований, и ему даже показалось, что он был разрушен и растоптан в пыль самой жизнью давным-давно. Вселенной почему-то доставляло особое удовольствие указывать на его заблуждения. И теперь, лёжа на биокровати, он мысленно ругал себя часами напролёт, беспокоясь о Боунзе и скучая по медсёстрам. Ему следовало сразу отправиться их искать, как только он вошёл в лазарет и обнаружил, что там темно и безлюдно, он понимал это — сразу понял, но он так страшно устал. И ещё он представлял, что некая сила завладела его рассудком, заставляя сдаться и позволить Гэри довести начатое им дело до конца, но затем отпустила, и он услышал, как Гэри закричал, позволяя Джиму всадить в свою руку гипошприц и вырвать его обратно. Он не ожидал, что в курс лечения войдёт адреналин, что глаза его закроются, что времени у него не останется даже на то, чтобы попрощаться с реальным миром. Корабль словно вылинял, пропали все краски — остались лишь мертвенные белый и чёрный: скучное жуткое подобие настоящей «Энтерпрайз». Боунз озабоченно смотрит на него, затем отодвигается и интересуется вслух, что он наделал. Джим пытается объяснить ему, что он в безопасности; он позаботится о своём друге, и даже если Боунз считает, что он поступил неверно, Джим хочет дать обещание, что он попытается всё исправить — что они смогут исправить это вместе. Но он онемел. Смущённый и напуганный, он целыми днями бродит по кораблю, пойманный в ловушку собственным разумом, не имея возможности поговорить с теми, кого он любит: с Чеховым, Ухурой, Сулу, старым Споком, Скотти, его собственным Споком. Он пытается дотронуться до них, но они проходят мимо, а если они его замечают, то смотрят, как на призрак. Охваченный ужасом и оставшийся в полном одиночестве, Джим бросился бежать. Он сел в шаттл и улетел прочь, всё ещё окружённый серыми тенями. Гэри телепортировался на борт его шаттла. Они начинают бороться. Ему удалось сдавить Гэри горло. За несколько секунд то того, как он окончательно задушит Гэри, внезапно превратившегося в адмирала Комака, кто-то зовёт его по имени. Он не обращает внимания, продолжая душить. «Джеймс». Он проснулся, задыхаясь и обливаясь потом. На том стуле, который обычно стоит у дальней стены, около его кровати сидит Хан, сцепив руки в замок на колене. Тревогу можно прочесть лишь в изгибе его брови и сосредоточенном взгляде. Джим никак не может привыкнуть, что Хан вообще может о нём беспокоиться. Это тот самый человек, который пытался погубить его семью, но теперь он хочет, чтобы Джим влился в его собственную? Хан был уверен, что остался совершенно один в целом мире, когда пытался уничтожить корабль Джима и всех замечательных, невероятных людей на его борту, и нельзя было изменить тот факт, что желал это сделать. Сейчас он не в силах думать об этом. Возможно, как-нибудь потом. Откашлявшись, Джим медленно сел. — Спок знает, что ты здесь один, без надзора? На секунду показалось, что этот вопрос его позабавил. — Он думает, что я всё ещё с доктором Маккоем, уверен в этом. — Но ты здесь. — Теперь я вижу, что твой старший помощник не единственный, кто изрекает очевидные вещи, — заметил Хан, голос его стал тихим, бархатистым и тягучим, уголки губ едва заметно приподнялись. Джим невольно поморщился и пробормотал: — Я совсем не это имел в виду. — Твои офицеры службы безопасности, — мягко проговорил Хан, — смогли отыскать исчезнувший медперсонал. Похоже, что Митчелл оглушил станером доктора М’Бенгу и и дежурных медсестёр, а затем спрятал их за стеллажами. Очнувшись, они быстро пришли в себя, и я думаю, что никто из них серьёзно не пострадал. Но все они были расстроены состоянием доктора Маккоя, который по-прежнему лежит без сознания. — Позволь предположить, — проговорил Джим сухо, — ты проскользнул сюда, воспользовавшись их смятением. — Кто-то должен приглядывать за тобой. Митчелл может быть не единственным на борту «Энтерпрайз», строящим планы по устранению капитана, — Хан не слишком хорошо разыгрывал из себя человека с чистыми помыслами, скорее, он был похож на кота, который съел сливки. Джим попытался себя убедить, что ему совсем не нравится то, что он видит. Одёрнув себя, Джим сказал: — Итак, теперь у меня есть телохранитель, чей моральный компас не может определить, где находится север. Великолепно. Именно об этом я всегда и мечтал. В ответ Хан медленно моргнул и откинулся на спинку стула. Он положил ногу на ногу и посмотрел на Джима долгим взглядом, не разрывая зрительного контакта всё время, пока говорил: — Ты знаешь, чего я хочу — вовсе не быть твоим телохранителем. Тебе следует знать, что я готов ждать столько, сколько потребуется. — Столько, сколько потребуется? — повторил Джим, и в каждом слове звучало недоверие. — Ты в этом уверен? Прежде чем дать ответ на вопрос, Хан задал свой собственный. — Как ты думаешь, Джеймс, сколько мне лет? Нахмурив брови, Джим всмотрелся в него и попытался угадать: — Сорок? Сорок один? Удовлетворённо улыбнувшись, Хан ответил тоном наставника: — Такой молодой? Нет. Если не учитывать время, проведённое в анабиозе, мне что-то около семидесяти. Так что сам видишь — время для меня понятие относительное, каким, в конечном счёте, может стать и для тебя. Хотя новость потрясла его, и смысл её был, как сказал бы Спок, поразительным, Джим помотал головой, прогоняя эту мысль. — Ты ведь знаешь, что не можешь здесь остаться, верно? Для Звёздного флота ты всегда будешь персоной нон грата. И даже если ты готов ждать, ты должен находиться там, где тебя никто не найдёт. — Хотя я обычно не склонен выражать оптимизм, но в данном случае я верю, что ты сможешь найти приемлемое решение, — Хан многозначительно помолчал, — для меня и моего экипажа. Он мог бы сказать «нет». Хан убил Криса. Он убил столько людей, что спасение Джима и предотвращение планов адмирала Маркуса не могут окупить все те жертвы. Но Джим не желает жить в реальности, где жизнь разменивается баш на баш: это не то, во что он верит, и память о погибшем наставнике не имеет к этому отношения. Если выйти за эти рамки, то надо признать, что в самом Хане есть что-то притягательное. Всегда было, с той секунды, когда их глаза впервые встретились: Хан был в вертолёте, Джим — в расстрелянном здании Звёздного флота. Тогда не составило большого труда пренебречь омывшей его горячей волной, которую он счёл побочным эффектом ярости, вызванной поступком Хана. С каждым днём это объяснение становилось всё более сомнительным. Он подумал о том их обмене рукопожатиями: чувство безопасности до сих пор сохранилось в его памяти. Неуместность этих чувств беспокоила Джима, так что он просто их игнорировал. В его голове начала складываться идея, и он на секунду подумал, что Спок на этот раз рассердится на него по-настоящему. Потом он сказал: — Знаешь что? Думаю, оно у меня уже есть. У него мелькнула мысль, что Хан действительно мог иметь в виду именно это, когда говорил, что верит в него. Он повернул голову и спросил: — Что тебе нужно?Глава 16
Одиннадцать месяцев спустя Он не смог удержаться и зашипел. Чем же таким Кэрол занимается, от чего у неё такая крепкая хватка? Кроме того, долго ещё её голос выдержит такие децибелы? Пытаясь сохранить своё достоинство и, по возможности, самообладание перед лицом сокрушительной силы, с которой его друг тряс его руку, он думал обо всём, что привело его сюда за один месяц до начала пятилетней миссии. После памятного разговора с Ханом в лазарете Джим связался с одним старым другом на Новом Вулкане. Он постарался быть убедительным, но, в конечном счёте, старый Спок согласился поддержать план, который разработал Джим не только для того, чтобы уберечь Хана и его экипаж от втягивания их в политические интриги, но также для предотвращения их попытки вернуться к старому образу жизни. Первый вопрос, который он задал, был: — Почему именно этот человек, Джим? — Что ты имеешь в виду? Старый Спок многозначительно посмотрел на него, хотя его глаза остались такими же добрыми, как обычно. Джиму пришлось отвести взгляд, чтобы не смотреть в эти понимающие глаза, пока он размышлял над ответом. Наконец он сглотнул и снова посмотрел на экран. — Не знаю, смогу ли объяснить это, Спок. В нём есть нечто, что меня привлекает, — он тяжело вздохнул. — Хотел бы я рассказать тебе больше, особенно потому, что я собираюсь попросить тебя об огромном одолжении, но пока прибавить ничего не могу. — Джим, — ласково проговорил Спок Прайм, — если тебе так лучше, я больше не буду задавать вопросов. — На самом деле, можешь спрашивать, — отозвался он. — Сколько угодно вопросов. С теплом в голосе пожилой полувулканец проговорил: — Возможно, ты прав, и, кроме того, мне кажется — я довольно гостеприимен. Мог ли хоть кто-нибудь, кому довелось повстречаться со старшим двойником Спока, не полюбить его? Джим считал, что это невозможно. — Спасибо, старый друг. — Не за что меня благодарить, — сказал он на прощание. — Не могу с этим согласиться. Пришло время взимать долги, чего он абсолютно искренне делать не собирался. Как бы там ни было, Высший Вулканский Совет благосклонно рассмотрел возможность отплатить Джиму за то, что он и его экипаж сделали для сохранения вулканской культуры после гибели планеты. Они согласились дать Хану и его людям пристанище и уберечь их от любопытных глаз, и в порядке взаимности Хан поможет вулканскому народу всем, чем сможет. Когда он поделился этой мыслью со своими старшими офицерами, Спок был очень близок к тому, чтобы проявить свои истинные чувства. Джим, возможно, позволил себе слегка насладиться его злостью, особенно когда его друг был вынужден признать, что это действительно весьма приличный план. Работа транспортера была полностью восстановлена, его возможности были несколько расширены по сравнению со стандартным оборудованием Звёздного флота, хотя такие тонкости не были достоянием гласности и обсуждались только старшими офицерами «Энтерпрайз». Скотти мог теперь переправить их запрещённый груз на Новый Вулкан без лишнего шума. Покончив с этим, они наконец смогли явиться к командованию Звёздного флота. После обнаружения предательства Митчелла и Комака в адмиралтействе ожидаемо устроили чистку рядов. В течение месяца ещё несколько офицеров были с позором уволены со службы. Последи этого хаоса «Энтерпрайз» встала на прикол, недосчитавшись семидесяти двух ключевых пассажиров. После проведения массовых допросов выяснилось, что адмирал Маркус был одним из немногих, кто знал истинную природу торпед, которыми снабдили корабль Джима. Уловки Маркуса дали возможность с лёгкостью скрыть существование экипажа «Ботани Бэй», за что каждый лично заинтересованный был безмерно благодарен. Ни для кого не стало сюрпризом, что Джим и Спок получили повышение, хотя многих потрясло, что Джим решил провести год, отведённый на ремонт и модернизацию корабля, посещая курсы по повышению квалификации офицеров и улучшая навыки рукопашного боя. События, предшествовавшие нападению Хана на Землю и разоблачению предательства адмирала Маркуса научили Джима тому, что быть готовым ко всему невозможно, но он чувствовал, что ради своего экипажа и в память Криса Пайка он должен постараться. Спок и Ухура заняли должности преподавателей на факультете лингвистики, где с радостью приняли коммандера, который ранее возглавлял соответствующие курсы; их временные должности дали Нийоте возможность углубиться в теорию. Маккой делил своё время между встречами со своей дочерью Джоанной, ворчанием на Джима по поводу его здоровья, и чтением лекций по космической медицине, которые отчаянно ненавидел, но считал неотвратимым долгом, даже для сварливого деревенского доктора. Чехов и Сулу использовали время отпуска для кругосветного путешествия и знакомства с семьями их обоих. Скотти, разумеется, остался наблюдать и принимать участие в ремонте «Энтерпрайз». Кэрол Маркус осталась в Сан-Франциско, чтобы помочь Звёздному флоту в разработке вооружения, не прибегая ни к чьему содействию, выходящему за рамки этики. Когда Джим спросил её, почему она приняла такое решение, она ответила, что чувствует себя обязанной загладить вину отца, а также может послужить Федерации и сделать карьеру в своей области. Через неделю после высадки на Землю Джим разыскал Кэрол и пригласил её на свидание. Она ответила согласием. Джиму было проще — и безопаснее — завязать отношения с Кэрол, чем позволить случиться тому, что казалось неизбежным с Ханом. Джим пока не был к этому готов. Некоторое время всё шло хорошо, Джиму и Кэрол было весело вместе, каждый из них получил шанс испытать, каково это — проводить время с кем-то, кто соответствует твоим интеллектуальным и личным запросам. Затем однажды вечером Кэрол села и поговорила с ним, что, вероятно, пришло время расстаться. Когда он поинтересовался причиной, она печально улыбнулась и сказала, что она поняла, какой он замечательный, хороший человек, который скоро станет великим капитаном, и что с ним здорово проводить время, но что она всегда чувствовала, будто он думает не только о ней, даже когда они вместе. — Я думаю, ты стараешься, Джим, но ты вкладываешь в эти отношения меньше, чем я, и мы оба заслуживаем чего-то большего, — объяснила она. Джим постарался не слишком винить себя, так как сразу вспомнил частоту канала, который бы использовал для связи несколькими часами позже. Он не думал, что в отношении него всё так очевидно. Они расстались как друзья, никто не унёс с собой обиду, хотя оба согласились, что им лучше некоторое время отдохнуть друг от друга. Ему следовало знать, что ничего так просто не заканчивается. Примерно через месяц Кэрол связалась с ним и попросила его встретиться для разговора. Они пообедали вместе в маленьком бистро, в которое часто заходили в выходные дни, когда ещё были парой. Что Джим ел за этим обедом, он не запомнил. Этот разговор изменил жизнь их обоих навсегда. — Б-беременна? — спросил он. — Ты уверена? Она кивнула и сказала: — Четыре теста с положительной реакцией и посещение доктора вполне надёжны. Ему было трудно дышать. — А что ты… Я имею в виду, как ты собираешься… Сжалившись над ним, Кэрол сказала: — Я собираюсь оставить ребёнка, — она потянулась через стол и взяла его руку в свою, как делала в то время, когда они были вместе. — В конце концов, миру нужно больше Кирков, как ты полагаешь? Джим издал сдавленный звук и после пообещал: — Я пройду с тобой каждый шаг этого пути, если ты захочешь. Что бы тебе ни понадобилось, о чём бы ты ни подумала — мы всё это сделаем. Она тепло улыбнулась, ничуть не удивившись. — Я знаю. Через некоторое время Джим споткнулся, идя по офицерскому общежитию, куда его поселили на время отпуска, и уселся прямо на пол, как только за ним закрылась дверь. Он достал коммуникатор и отчаянно желал, чтобы ему ответили на вызов. Как только он услышал голос, называющий его по имени, он заплакал. Он не смог сдержаться. Зародилась новая жизнь, половина ДНК которой была получена от Джима — это был наполовину Джим. Он пытался успокоиться, загнать слёзы обратно, но ничего не мог с собой поделать, пока не услышал спокойный ровный голос Хана, который сказал ему: — Успокойся. Сделай глубокий вдох. Да, вот так, — они помолчали, пока Джим делал медленные вдохи и выдохи, — а теперь рассказывай. Постепенно он рассказал всё, и ему стало намного легче, зная, что он может поделиться всеми обуревающими его чувствами — надеждами, страхами, сомнениями — и быть уверенным, что Хан слушает его. — Спасибо, — сказал он в конце, почувствовав, что выговорился. — За то, что ты есть. Просто — спасибо. — Всегда пожалуйста, — услышал Джим. Как ни удивительно, но он этому верил. После этого дня жизнь завертелась ураганом из курсов, визитов к врачу, походов по детским магазинам. Джим позже признается Боунзу, что не смог сдержать слёзы, впервые увидев их малыша на мониторе, когда Кэрол делала первую сонограмму. Много раз Джим и Кэрол обсуждали имя будущего ребёнка, но каждый раз их дискуссия заканчивалась на том, что они смогут выбрать правильное имя, когда ребёнок появится на свет. Кэрол провела последние восемь недель своей беременности, почти не вставая с кровати во избежание осложнений, но, несмотря на это, она продолжала выполнять работу для Звёздного флота. Их ребёнок обещал стать наказанием для родителей: и мама, и папа — оба были непоседами. Он полагал, что они готовы к открытию, потому что ровно в одиннадцать часов утра в среду оставалось совсем немного до первой встречи с их малюткой-сыном. Кэрол напряглась в последний раз, едва не сломав Джиму руку. Он даже внимания на это не обратил. Гораздо важнее боли в руке и усталости от того, что он находился в госпитале Звёздного флота в течение последних двадцати трёх часов, был требовательный крик их сына, который он издал, появившись на свет из утробы Кэрол. И это были самые прекрасные звуки из всех, что ему доводилось слышать. После этого события его жизнь превратилась в сплошное созерцание сына. Он пытался сфокусироваться на Кэрол, хотел помочь ей в период послеродового восстановления, но больше ни о чём думать не мог — только о том, когда услышит голос их малыша и когда возьмёт его на руки. Он ловил измученные взгляды Кэрол и понимал, что она ждёт такого же отношения к себе. Той рукой, которую она едва не раздавила, он убрал чёлку от её глаз, опустился на колени около кровати. — Спасибо. Томно моргнув, Кэрол прошептала: — Я бы сказала — всегда пожалуйста, но не думаю, что захочу пройти через это снова. Он сочувственно рассмеялся. — Из него вырастет отъявленный хулиган, не так ли? — Оно того стоило, — сказала она с улыбкой, и в уголках глаз собрались маленькие морщинки. Вошла няня и принесла их сына, завёрнутого в мягкие хлопковые пелёнки, и Джим дал ей пройти, с волнением наблюдая, как она кладёт ребёнка на руки Кэрол. Она сказала, что скоро придёт патронажная сестра и расскажет Кэрол, как ухаживать за малышом; после няня удалилась. Оба они смотрели на сына, и через некоторое время Джим спросил: — Ну, так как мы его назовём? — Дэвид, — сказала она уверенно. — Его зовут Дэвид. Подивившись идеальному совпадению его мыслей с мыслями Кэрол, Джим подумал, что Дэвид звучит так как надо. Он не мог дождаться, когда всем расскажет об этом. Глядя на зевающего Дэвида, Джим почувствовал, что его правый карман оттягивает коммуникатор. Он точно знал, с кем сейчас хочет поговорить.КОНЕЦ