Принцип домино

Весь следующий день я провел в госпитале, болтаясь по коридорам, куря в открытое окно в туалете и всячески мешая своими приставаниями местным врачам. Наконец, не выдержав, один из докторов поманил меня рукой, а когда я доверчиво последовал за ним, втолкнул меня в детское отделение и провозгласил «а сейчас этот дядя расскажет вам интересную сказку!». После чего гнусно испарился. А я, охуев от такой подставы, молча воззрился на пару десятков заблестевших в предвкушении детских глаз. Осознав, что вариантов никаких нет, я, мысленно матерясь и проклиная всех врачей на свете, уселся на разноцветный ковер и начал свое сольное выступление. Поскольку из всех сказок более или менее точное представление я имел лишь о счастливой эпопее под названием «Синдерелла», я начал рассказывать именно ее. Иногда, правда, путая ее с фильмом «Красотка» и прямо на ходу, для вящей убедительности, вставляя в рассказ элементы марвеловских комиксов (спасибо, Майки!) и документальные описания чудовищ из картины Ридли Скотта. Успех превзошел все ожидания! Когда, часа через три, доктор, сжалившись, пришел меня забирать, слушатели устроили лежачую забастовку, наотрез отказываясь покидать игровое помещение и отцепляться от моих рук и ног. Наконец, с помощью двух санитаров, нас с трудом растащили, и я с гордым видом пошел обедать в местное кафе. Сидя за простым белым столом, я покорно ел пластмассовый гамбургер и пил светло-коричневую сладкую бурду, выдаваемую здесь за кофе. При этом я испытывал какой-то непонятный подъем духа и несвойственную мне в последнее время уверенность в завтрашнем дне. Все-таки, удивительна вера человека в мировую справедливость, если уже на следующее утро вчерашний пиздец кажется мне достаточным основанием для позитивных ожиданий. Или это просто моя железная уверенность в том, что за все хорошее надо очень дорого заплатить? Но, в любом случае, моя вера в благоприятный исход событий явно укрепилась. Из столовой я опять пошел к палате, сел напротив двери на стул и так и просидел до вечера, мысленно представляя себя в чистилище и думая, что в то жаркое место куда я оттуда наверняка отправлюсь, торопиться как-то не принято. На следующее утро я опять с самого утра поехал действовать на нервы медицинскому персоналу, а когда отошел в сортир покурить, раздался телефонный звонок: - Это Новак. Все в порядке, сперма совпадает, дело вернули на дополнительное расследование, ордер сегодня выпишут. Слейте инфу по своим каналам в городские новости, а Сток может начинать сушить сухари. Поздравляю. - А я вас, - ответил я и набрал номер телефона знакомого новостийщика с местного канала. Поговорив, я посмотрел на себя в зеркало, сунул голову под кран с холодной водой, а когда вышел, налетел на разъяренного молодого врача, который увидев меня, немедленно заорал: - Где вас черти носят?! То торчите в коридоре, житья от вас нет, а то, когда надо, шляетесь не пойми где... - Что случилось? - похолодел я. - Тейлора сейчас из комы будут выводить. Для проверки психики и памяти нужен кто-то, кого он знает. И мы ринулись в палату. Влетев туда, я увидел нескольких молодых врачей и пожилого завотделением. Они стояли вокруг кровати Тейлора и производили какие-то волшебные манипуляции с приборами. Мы тихо подошли поближе, как вдруг Джастин открыл глаза и уставился прямо на меня. На несколько секунд всех словно разбил паралич, а потом он глухо прошептал: - Ну, с этим-то понятно... А я-то в аду за что? Публика с недоумением переглянулась, а я с трудом сдержал нервный смешок. Пожилой врач спросил: - Как твое имя? - Джастин Тейлор. - Возраст? - Двадцать. - Ты помнишь, что с тобой произошло? - Конечно. Я ведь сам облажался, лом надо было в задний мост втыкать, эти полицейские машины - они заднеприводные... - Понятно. Кто это? - врач ткнул пальцем в меня. - Это мистер Кинни. Мой бывший начальник, - отчеканил белобрысый формалист, и все с облегчением переглянулись. - Неправильно! - вдруг сказал я, с удовлетворением ловя искру паники в сине-черных глазах. - Вторая попытка! Думай! - Это... эээ... мой любовник? - покраснел он, глядя куда-то в сторону. - Уже лучше, - улыбнулся я, а пожилой врач зашипел кому-то: - Уберите этого идиота! Один из молодых врачей, схватил меня за руку и вытолкал в коридор. После чего довольно громко принялся возмущаться: - Вы совсем что ли? Нашли время шутить, его сейчас нельзя ничем пугать или травмировать! - Это меня нельзя пугать. А этот сам кого хочешь травмирует. Вы его просто плохо знаете, - чувствуя невероятное облегчение, ответил я. В этот день к Джастину больше не пускали под предлогом проведения каких-то реабилитационных процедур, и я на радостях решил наконец-то встретиться со своими друзьями в "Вавилоне". Встреча получилась на редкость горячей - эти придурки были готовы в равной степени задушить меня в объятиях и оторвать мне башку за предательство интересов гей-сообщества в своих личных целях. Но я даже не отбивался, загадочно улыбаясь и наслаждаясь таким повышенным вниманием к своей персоне. Как же давно меня это не радовало! Можно сказать, что последние полгода меня это даже бесило, видимо, мне было не все равно, от кого именно исходит это внимание, хотя вслух я всегда это отрицал. Я танцевал с Майклом, как в старые добрые времена, придирался к его нудному мужу-профессору, обещал Эммету, что Теодор тоже скоро приедет, в общем, всячески удивлял общественность своим дружелюбием и мирным характером разговоров. Потом, в разгар веселья, я вдруг вспомнил, что мне надо срочно пиздовать за город кормить кота, быстренько смотался в комнаты отдыха за военно-полевым минетом и уехал. И даже спал в эту ночь спокойно и крепко, по ошибке вообразив себя человеком с чистой совестью. На следующее утро я первым делом включил новости и очень правильно сделал. Новости, действительно, были. По всем местным каналам показывали, как моего позавчерашнего несостоявшегося сексуального партнера выводят из дома в наручниках и накинутой на голову куртке, причем эти кадры перемежались фотографиями нашего мэра, с упоминанием его неблаговидной роли в этой истории, и призывами к моментальной отставке до решения суда. Я немного полюбовался на дело рук своих, прыгнул в машину и поехал в госпиталь, по дороге прикупив пару местных газет. В общем, когда Джастин очнулся от сна и открыл глаза, я сидел рядом на стуле и внимательно просматривал прессу. Он некоторое время молча смотрел на меня, а потом не выдержал и спросил: - Что пишут? - Да есть кое-что. Тебе понравится, - усмехнулся я. - Ну давайте, показывайте, - усмехнулся он в ответ. Я развернул газету и поднес к его лицу так, чтобы он мог увидеть портрет Стоквелла, обведенный рамкой с надписью «WANTED», а когда Джастин удивленно приподнял голову, резко отодвинул лист. - Ты же не думаешь, что я покажу тебе это просто так? - И что же вы хотите взамен? - Выбирай - желание или правда? - Правда, - сделал предсказуемый выбор этот наивный рыцарь плаща и шпаги. - Отлично, - засмеялся я, сунул свою ладонь под одеяло и, легко проведя по его груди, дружески посоветовал: - Лучше не рыпайся, у тебя капельницы отвалятся. Держи себя в руках. Джастин закрыл глаза и тяжело задышал, а я продолжал водить рукой по его непривычно теплой атласной коже, подбираясь к впалому животу и задевая выступающие ребра. - Значит - правда. Почему ты тогда ушел? - наклонившись совсем близко к его лицу, спросил я. - Из-за Стоквелла... - ответил он, слегка выгибаясь под моей ладонью. - Вранье. Давай еще раз, - и моя рука опустилась под одеялом еще ниже. - Между прочим, пытки запрещены международной Конвенцией против пыток, принятой Резолюцией 39/46 Генеральной Ассамблеи ООН 10 декабря 1984 года... - слабо пробормотал он, усиленно пыхтя и открывая совсем потемневшие глаза. - Потом подашь официальный протест. Итак? - Потому, что вы меня не дождались и ушли из общаги? - сам у себя спросил Джастин, демонстрируя редкий, учитывая его положение, боевой дух. Пришлось резко сдвинуть руку в район его паха, погладить шелковистые волоски и, обхватив напрягшийся горячий член, сделать несколько плавных движений вверх и вниз, медленно обводя большим пальцем повлажневшую головку. Его черные зрачки еще больше расширились, глаза затуманились, а на бледных щеках выступили розовые пятна. Блядь, давай, рожай быстрее, я сейчас сам сознание потеряю, по причине отлива всей крови от головы в область, расположенную ниже живота! Неожиданно он несколько раз облизнулся своим розовым язычком и глухо сказал: - Потому что испугался. Что я вам больше не нужен... Тогда я наклонился еще ниже и только хотел прикоснуться к его приоткрытым пухлым губам, как сзади раздался гневный возглас: - Я так и знал! - молодой врач возмущенно глядел на нас, качая головой. - Ну, с этим психопатом с самого начала все понятно было, но ты-то, вроде, серьезный молодой человек, студент! Неужели нельзя немного потерпеть? - Вообще-то, я полгода терпел! - парировал я, вынимая руку из-под одеяла. - И потом, вы сами виноваты. Положили его тут, даже без штанов... Что я могу поделать? В общем, меня оттуда быстренько выперли, но я не расстроился. Даже не знаю, что в тот день вообще могло бы меня расстроить - может, введение смертной казни через повешение за секс в общественных местах? Да и то, если честно, вряд ли.

ЭПИЛОГ

Я лежал на траве во дворе своего загородного дома и смотрел похмельными глазами, как возмутительно бодрый белобрысый пизденыш поливает из керхера стоящие рядком три автомобиля - мой феррари, свой корвет (который мне пришлось выкупать втридорога у чувака, которому я же его и продал) и старый, но почему-то обожаемый Гасом форд Бронко. Вокруг этой импровизированной автомойки крутился мой босоногий сынок, держа в вытянутых руках истошно орущего кота и пытаясь подсунуть бедное животное под тугие струи воды. Вот же блядство, и где эта ваша мировая справедливость? В Вавилоне мы вчера были оба, танцевали там одинаково, даже Тейлор зажигал сильнее, проявляя весь пыл новообращенного, а теперь я лежу тут, как ебаное бревно, а этому танцору диско хоть бы хрен! Наверное, все-таки, пить вредно, хотя чего там я выпил? Всего три стакана виски – вообще ерунда! - Кстати, тебе Теодор из Нью-Йорка утром звонил, - доложил Джастин, не переставая работать. - Сказал, что только мудаки сперва открывают филиалы, а потом никогда там не появляются. Просил так тебе и передать. - А ты что? - Вот, передаю. - То есть, с характеристикой ты согласен? - сделал я оскорбленное лицо. - Да как тебе сказать? Ты бы правда съездил туда на пару недель, что ли... - Мне что, одному ехать?! У тебя, кстати, каникулы, поедем вместе, - напрягся я от такого поворота беседы. - Просто я бы пока всю инженерию тут наладил, бассейн бы запустил для ребенка, отопление оптимизировал, потом - компрессорно-конденсаторные агрегаты менять надо, вентиляционные фильтры... Я уже заказы почти все оформил, гони восемьдесят шесть косарей и не путайся тут под ногами... - Сколько?! - А ты как думал? Это тебе не выборы фальсифицировать, тут все сложно. Я тебе даже объяснять не буду, ты все равно в этом не разбираешься. - Тебя послушать, так я ни в чем не разбираюсь! - Почему же? В говношмотках из последних коллекций, в сортах виски, в крепких задницах... А больше, пожалуй, ни в чем! - И это мне говорит человек, который только в девятнадцать лет разобрался в своей сексуальной ориентации, да и то, исключительно в результате моей чисто благотворительной акции! Да любой прыщавый двоечник уже в четырнадцать... Но договорить эту светлую мысль я не успел. Ледяная сверкающая струя из стремительно развернутого водного огнемета внезапно обрушилась на разогретое под солнечными лучами тело, накрывая меня мощным потоком воды и не менее мощным ощущением, что я, наконец-то, попал в самый эпицентр мировой гармонии. Ну а в том, что эта гармония заключается в дурацком валянии в мокрых джинсах на залитой водой траве под звонкий хохот двух малолетних идиотов и отчаянное мяуканье одного умного кота – никто мне не виноват!