Ловушка для единорога

Он не мог понять и вспомнить, когда это всё началось. Когда стало не хватать чего-то в жизни, и вроде здоров и доволен, и нос в табаке, а... пусто. С концертами всё в порядке, диски продаются, Андре гудит в уши: "Давно такого не было, как по маслу, тьфу, тьфу!" Ребята на подъёме, поклонников лом, фанаток, всех сортов и размеров на любой выбор и вкус - хоть пачками, куда хочешь. Но окончательно потеряно ощущение полноты жизни. Не тот воздух, дышать нечем, не та еда - вкус приторный и горький, не те люди - знакомые и близкие, враз ставшие далёкими и непонятными. Отвратительное чувство, словно грызёт изнутри невыносимая жажда - не можешь напиться, не можешь сбежать и избавиться. Никто не нужен, никто, кроме Рихарда. Когда пришло, наконец, это озарение, достойное лучшего момента любой бразильской мелодрамы, Михаэль испугался. Он не просил и не ждал такой любви, начавшейся, как обычный необременительный трах между двумя взрослыми людьми. И с каждой встречей становилось всё яснее, что никаких скидок на простую привязанность сделать уже нельзя. Всего пара месяцев прошлa, и Михаэль уже возвращался домой, к своему мальчику. Он усмехнулся, прижимаясь лбом к пыльному, нагретому солнцем стеклу автобусного окна. "Мальчик." Всего три года разницы, но Айнхорн иногда чувствовал себя древним дедом, в сравнении с этим фонтаном энергии и жизнелюбия по имени Рихард. А ведь мальчика, обычного мальчика, Михаэль однажды посреди тура попытался себе завести. И даже привёл его в номер. Гибкого в талии, с глубокими как озёра глазами. Мальчик почти успел раздеться. Михаэля хватило ровно на пятнадцать минут. Его едва не затошнило от того, с какой старательно-манерной псевдосексуальностью эта начинающая проститутка пыталась соблазнить его. И как отличалась показушная страсть и блёклое желание угодить от настоящего огня откровенной блядской бесстыжести его Рихарда. Михаэль выставил мальчика за дверь и всю ночь грыз подушку, оплакивая свой потерянный навсегда покой. Откинувшись на спинку сиденья, он провожал глазами однообразие убегающего пейзажа за окном и думал, думал. Нет, он не питал никаких иллюзий насчёт своего любовника. Рихард не был милым, чутким парнем с открытым сердцем, готовым принять Михаэля. Умный, жёсткий и рассчётливый, самовлюблённый эгоист до мозга костей, перед таким не стоит давать слабину. Он намотает на кулак все чувства Михаэля и будет держать их у него над головой, как хлыст, управляя им по собственному усмотрению. И становилось страшно, и Михаэль вспоминал тот кошмарный единственный раз, когда он сорвался, когда прорвало, и потоком хлынули из него все так тщательно сдерживаемые и умело замаскированные страхи и чаяния. До слёз, до дрожащих рук, до невнятного шёпота прямо в искусанные им же самим губы. "Люблю." А Рихард только обнимал крепче и льнул всем телом к сгорающему дотла в его объятиях любовнику. Неужели он сказал это вслух? Наутро Михаэль пытался держать лицо и хамил больше обычного, а он только молчал и улыбался, исподтишка наблюдая за тем, как Айнхорн бьёт копытом и фыркает, пытаясь восстановить душевное равновесие. Страстная, неудержимая натура дала о себе знать, и Михаэль теперь совершенно не знал, что ему делать. Все тщательно выстроенные бастионы оказались вязанками соломы, вспыхнувшими от одной гипотетической спички, которую услужливо и споро подсунул ему соблазнительный и желанный партнёр-противник. Соблазнительный... Разве во внешности дело? Михаэль морщился, ёрзая на сиденье, проклиная самого себя за это эмоциональное аутодафе, ни к селу, ни к городу устроенное самому себе. Конечно он лукавил, и во внешности тоже. ... Белоснежное постельное бельё и вольно раскинувшееся на нём совершенное тело, чуть тронутое лёгким загаром, едва прикрытое простынёй, блики утреннего солнца, ласкающие тонкие пальцы небрежно откинутой во сне на подушку руки. Расслабленное лицо с кружевной тенью ресниц на щеках, такое спокойное и беззащитное. Свободное от живой мимики, воинственно-красивой, побеждающей. Рихард выпрастывает из-под простыни другую руку, сбивая её окончательно со своего идеального тела, потягивается, не открывая глаз. Зевает широко и забавно, как щенок, показывая нежно-розовую изнанку рта. Михаэль чувствует, что в этот момент, с самого дна, поднимается тёмное душное марево, оплетающее сознание ядовитыми щупальцами, не позволяющее дышать и говорить. Его буквально швыряет к этой тёплой коже, к этим жадным бесстыжим рукам, к широко распахнувшимся прекрасным глазам, мгновенно сверкнувшим желанием. Живой, горячий, нетерпеливо раздвигающий ноги... Айнхорн очнулся от короткого провала бессознательных воспоминаний, словно вынырнув со дна этой кипучей убийственной страсти. До сих пор сводило затылок и ходуном ходила грудь, от рваного тяжёлого дыхания. Драло горло от несчётного количества выкуренных сигарет, глоток воды обжёг холодом рот. "Что ж ты делаешь со мной, Рихард?" Снова закрывал глаза, снова вцеплялись в сознание памятные моменты. А ведь Михаэль так и не смог, до сих пор не смог понять, как относится к нему его мальчик. А может быть и не хотел он знать этого. Напялив на себя маску злоязычного шута, сопротивлялся как мог любому знанию. Достаточно собственного страха, когда не знаешь куда деваться от постоянного липкого и осязаемого желания, треплющего жёстко и беспрестанно. Ему снились изящные руки музыканта с птичьим силком в длинных пальцах. И собственное сердце, надсадно бьющееся, истекающее кровью в сильно затянутой волосяной петле. - Просыпайся, приехали, - Пю бесцеремонно трясёт его плечо, внимательно заглядывая в глаза. - Ты бы съездил отдохнул куда-нибудь, а? У тебя совершенно больной вид. Не очнувшись толком, приглаживая рукой растрёпанную шевелюру, Михаэль кивает головой - да, надо отдыхать, надо себя беречь, надо... - Андре, давайте уже без меня со всем барахлом, ладно? Закладывает уши и покалывает в пятках, подгоняет в спину яростная тоска. Он даже звонить не стал. Не вспомнил про телефон. Не запомнил лица таксиста. Не увидел собирающиеся в небе клубки тучных дождём тяжёлых облаков. Подъезд, дверь, лестница, снова дверь. Сколько их, чёрт побери, на свете, этих дверей! Полумрак прихожей. Рихард стоит привалившись плечом к стене, убрав руки в карманы джинсов. Губы вздрагивают от обещания улыбки. А в глазах плещется такая радость, что Михаэля отпускает сразу. Может быть всё передуманное и переболевшее - зря? - Я так ждал тебя! Один шаг, всего один шаг вперёд. Волосяные путы распускаются, и сердце бьётся легко и свободно.