" Похождения Чичикова " - 2. The twenty-first century.

      И вот уже, товарищ, двадцать первый век! И вновь спустился на землю, со страниц поэмы Николая Васильевича Гоголя, знаменитый собой Павел Иванович Чичиков. И не просто куда-то, а ровно туда, откуда закончил свои «Похождения Чичикова» Булгаков, в прорубь.       Разорвал Чичиков верёвку с камнем — шпагой, которую носит, чтобы пугать её видом кого следует, и очутился на берегу московского водохранилища, где уже ни гостиницы, ни даже общежития такого-то номера и в помине не стояло. Даже породнившиеся с постояльцами грязь и тараканы были заасфальтированы в толщу земли. — Да и куда ж теперь метнутся, а? Ни Селифана тебе с бричкой, будь ему не ладно, ни гостиницы. Самому лишь Гоголю, супостату, известно, куда путь держать.- Размышлял Павел Иванович.- Чушка, чурбан! Ей — богу, опять оставил меня чёрт знает где! Ещё и с бричкой, да с тройкой убёг. Негодяй!       Вылив из ботинок с кофейную чашку воды, разгоряченный Чичиков пешим ходом направился в город, на поиск того самого «ничего» из которого он обычно мог заработать денег.       Дорога в мокром обличии была для предпринимателя неким испытанием, не считая к тому же того, что пробираться по зыбкой земле Павлу Ивановичу приходилось на своих двух. Долго не размышляя, сменил он пешую прогулку на поездку в эдаком транспорте. — Быстра ваша бричка! — удивился Чичиков, расположившийся на заднем сидении притормозившего у трассы автомобиля. — Конечно, с восемь десятков лошадиных сил! — с явной гордостью ответил барину водитель. — И где же? — Кто? — озадаченно поглядывая на пассажира в зеркало заднего вида. — Да лошади, лошади! — Какие лошади? — Да те, которых с восемь десятков! — Вот чудак! Да здесь они, — похлопывая пластиковую панель автомобиля, — под капотом. — И как же так, с восемь десятков, да под капотом? — А вот так. — Чудеса…- дивился Павлуша бросая взгляды то на кожаные сидения, на ощупь которые, были дешевым дерматином, то на тугие ремни безопасности, сплетенные пусть и на совесть, но вряд ли когда-либо спасали кому-то жизнь. « — Бестолковое занятие, — думал предприниматель, — ерунда, которая не приносит не пользы и не вреда бестолкова даже больше, чем мертвые души». — Мужик, — начал он громко, оглядываясь на окна брички, — а расскажи-ка мне, как тут у вас всё устроено. Каков народ, какие власти вами заведуют и как тут у вас в Москве выживается? — Ну чего тут у нас, ох, да как у всех: чиновники везде, проклятые, понаписали своих законов и, мол, соблюдай народ, а сами вона какие животы отъели, с морды лица того и гляди свалится вчерашний второй ужин, пока мы семьей булку хлеба на трое суток растягиваем. Все говорят-говорят, брызгая в народ стекающими с густых усов струйками вина, пока простые люди жадно допивают глоток ржавой воды из-под крана. Видно с наших горбов деньги имеют, с каждого по счету.- Возмущался водитель иногда всплескивая свободной от руля рукой.- Есть тут у нас шесть лиц, как неотъемлемые части города. К примеру, молодой господин Манилов, ну как не глянь — хорош! На лицо, на характер и лишь сам Чёрт знает, что на уме у этого слащавого угодника. Рабочих своих распустил, фирмы давно обанкротились, так как не знает он цену вещам. Иное дело госпожа Коробочка. Вы представляете, копейку к копейке подсчёты ведёт, в крупной торговой фирме у нас работает. Чуть что, она нас всех как облупленных знает! Все мы у неё на счету, по лезвию ножа ходим, всё выгоду из нас извлекает, скупа, а какая твердолобая! Ты ей дело предлагаешь, а она ещё сто раз подумает, ты ей говоришь: «Продай баба пол фирмы», а она отнекивается, мол, в хозяйстве всё сгодится. А если и продаст, то канут те деньги, что выручит в воду и всё тут. Пробка в трубах денежного оборота в стране. А чего ещё стоит один лишь Ноздрев, пьянь, а между прочим, на месте управляющего сидит. Безбожно проигрывает все деньги, вот была поутру зарплата рабочим, а к вечеру иссякла. Всё под чистую проигрывает вплоть до последних ботинок. А главное-то, главное не связываться с ним! Надумаете сдружиться, учтите, проиграв свои штаны, этот пострел и вас нагим оставит. Иль вот ещё такой чудак — Собакевич, ох большой же он любитель набивать живот. Вы бы только видели, это же надо, обанкротить все местные столовые! Питается, он значит за счёт одного государства, а ест за все три! Груб, неуклюж, неотёсан, да знаете, на медведя похож. И ведь имеет же не дурные заведения по городу. Хитрый мужик, знает наперед, что тебе от него нужно и загнёт цены так, что не миновать разорения. Правда что-что, а вот рабочие его всегда сыты, одеты и крышу над головой имеют, похвально. Есть и ещё у нас одна «прореха на человечестве», Степан Плюшкин, владелец значит хлебобулочного комбината, но ни хлеба, ни булки от него не допросишься, ох, «не в Бога богатеет». Да к тому же, при встрече может показаться вам невесть какого пола человек, то ли страшненькая женщина, то ли мужик. — И что, что с этим Плюшкиным, а? — Да кто бы знал! Товару на руках вона, этажей в пять, а за душой пусто. Весь труд рабочих коту под хвост. Не то мертв, не то дышит. Вот правда говорят, в глаза ему смотреть страшно: в тех можно и смерть увидеть и возрождение, никогда ведь не знаешь, чем это для тебя обернется. Порос Плюшкин в своей паутине, но делать нечего, да и нам ли с вами судить? — Да-с. — И вот ещё одно лицо — молодой, эх, прельстительный Чичиков. Он у нас венчал эдакую «экономическую пирамиду», суть которой состоит вот в чём: ты, значит, вкладываешь в делопроизводителя такую-то сумму и завлекаешь к себе союзников. Те в свою очередь тоже вкладывают деньги и зазывают своих знакомых вступить в пирамиду, а вступив, вложив деньги и собрав за собой народ, тебе должны вернуть ровно в три раза больше, чем ты вкладывал в пирамиду изначально. Этот умелец всё обдумал, вплоть до последнего бланка, хитер, лис! При вступлении в пирамиду Чичикова, тебе давалось два экземпляра заполнения, в них указанны правила и предупреждения, с которыми ты либо соглашаешься, либо нет. Ежели да, так добро пожаловать, вы в игре! — Вот это да. — И не говорите, но вот всё это просто пыль в глаза. В договоре были указанны такие предупреждения как те, что создатель пирамиды, при её распаде, не будет должен ни одному из участников и ржавого рубля. Вот так оно, собственно, и вышло. Работала сия пирамида с полгода, а как только понеслись по городу не добрые слухи, о перехвате Чичикова за незаконное производство «воздуха» тут-то и след его простыл. — Где? — Да в том же самом воздухе, из которого он делал деньги. Представляете? Нет уже ни Чичикова, ни пирамиды, а, следовательно, и денег нет. Хватился тогда одураченный народ за голову, глянь на документы, ни одной зацепки, ни тебе адреса компании, ни телефона, да даже полного имени этого подлеца не было, а всё потому, что слеп наш народ в жажде лёгких денег. Жадный, скупой, ни чем не лучше устоявшейся власти. А Чичиков убежал, да, с миллионами в охапку и был таков. И напрасно дивится народ, не в первый и не в последний раз мы отдадим таким как он деньги. Будут жить Чичиковы на земле этой лишь за счёт нас, за счёт нашей наивности и явно лишних, коли на то пошло, денег.- Ссутулился барин, задумался о прошлом, настоящем, будущем, и понял, что и без его присутствия будет хватать на Руси Маниловых, Коробочек, Ноздревых, Собакевичей, Плюшкиных, да и, собственно, Чичиковых тоже. Что не о чем теперь ему волноваться, коли как блаженствовали Чичиковы на этом свете и будут продолжать.       Павел Иванович отдал приказ водителю остановиться ровно у того самого моста, с выходом на московское водохранилище. Понял Чичиков тогда, что не бросал его Селифан и не увозил бричку, а вот она и вот он: все такой же преданный своему барину, простой кучер.       Вышел Павел Иванович и пошагал к железному бордюру. Залез на него под громкие вскрики водителя и прыгнул в синие, зеркальные воды, откуда в скором времени вернулся обратно на станицы гоголевской поэмы.

Конец.