За маской пушистого зайчика зачастую скрывается серый волк...
Чан Дону устало проводит рукой по лицу и тяжело вздыхает. Честное слово, порой ему хочется собраться с силами, сграбастать вещички и, положив на стол начальства заявление об увольнении, радостно сделать ручкой, при этом еще хитренько посмеиваясь на прощание. Хочется. Но свои эгоистичные желания приходится пересиливать - ведь, каким бы паршивым ни было его настроение периодически, свою работу он всё же скорее любит, чем ненавидит. Не зря же он вообще сюда сунулся в своё время, верно? Вот и сейчас - Дону ой как хочется на всё наплевать и просто пойти домой, потому что вообще-то уже почти восемь утра, он честно отработал целую ночь и сейчас имеет полное моральное (и не только) право красиво раствориться при свете дня и конденсироваться где-нибудь в районе собственной квартиры на другом конце города, чтобы хоть немного отдохнуть. Но вот незадача - некий Нам Ухён, ещё один горе-следователь, пять минут назад благополучно спихнул на Дону свой запланированный допрос, потому что у него там, видите ли, подозреваемый поинтереснее нарисовался. Дону с трудом подавил в себе благородный порыв запустить в голову коллеги чем-нибудь потяжелее, когда эта самая голова засветилась в дверном проёме его небольшого кабинета, но всё-таки согласился. Своё согласие конкретно для себя он аргументировал тем, что теперь, в случае чего, он сможет в любой удобный момент притеснить Ухёна к стенке и заставить его что-нибудь выполнить за себя - что-нибудь нелицеприятного характера, к примеру. Дружба дружбой, а долги отдавать - по расписанию. Вот и получается, что долгожданный отдых откладывается ещё на пару-тройку часов - в зависимости от того, насколько охотно подозреваемый будет идти на контакт. Когда к нему в кабинет впихивают молодого человека нахально-серьёзной наружности (впечатление сурового брутального мужчины портят слишком хитрый самодовольный взгляд и лёгкая, едва заметная усмешка), Дону одаряет его ясным взглядом в духе «я-всё-про-тебя-знаю-и-ты-сейчас-мне-это-подтвердишь» и кивком головы указывает на стул напротив себя. Молодой человек закатывает глаза, но на удивление легко слушается и выполняет негласный приказ. Охранник, который его привёл, неловко переминается с ноги на ногу у порога. - Мне прямо тут, - он кивает в сторону подозреваемого, - ждать? Дону, подумав с секунду и ещё разок окинув главный объект своего внимания в ближайшие часы, медленно качает головой. Вздыхает. - Я позову, когда надо будет, пока свободен. - Убедившись, что на лице охранника расцвела до возмутительного радостная улыбка (ещё бы, наконец-то образовался перерывчик на стаканчик дешёвого растворимого кофе из автомата), Дону беззвучно фыркает и делает знак рукой, чтобы тот крепко закрыл за собой дверь. Повисает тягучая неловкая пауза. Дону шуршит бумагами, нацепляет очки и пристально вглядывается в неровный ухёнов почерк; друг оставил ему подробный план допроса, щедро перемешав его с всевозможными мелкими приписочками в духе «пойман тогда-то, замечен в связи с такими-то лицами, алиби отсутствует, прямые доказательства вины - аналогично, но можно извернуться и доказать причастие к делу». Вообще на столе валяется и довольно увесистая папка с личным делом подозреваемого, но часы на стене показывают уже десять минут девятого, за окном слишком радостно светит солнышко, поют птички, и атмосфера в принципе не располагает к чтению задушевных трагичных историй человеческих судеб. Поэтому Дону для начала ограничивается исключительно ухёновыми записями, оформленными так, будто Ухён писал левой ногой в лучшем случае. Дону так увлекается дешифровкой оставленных ему инструкций, что не сразу замечает, как его подозреваемый вытягивается весь по струночке и слегка наклоняется к столу, силясь прочесть рассматриваемые следователем бумаги. Когда же до последнего доходит, что над проблемой, что конкретно тут написано - в 22:10 замечен на автостоянке или в аквапарке, - они уже ломают голову вместе, то он просто молча разворачивает записи на девяносто градусов, улучшая сидящему напротив парню обзор. Тот удивлённо вскидывает брови и поднимает вопросительный взгляд на Дону. Чан, не мигая, смотрит в ответ. Параллельно он шарится рукой в ящике стола и извлекает оттуда диктофон, который тут же устраивает рядом с собой. Щёлкает кнопка: пошла запись. - Думаю, ты всё же был на автостоянке двадцать третьего, в аквапарке - это как-то нелогично, учитывая, что ограбление было совершено в ночь возле банка, рядом с платной парковкой, - наконец рушит Дону паузу первым и задумчиво прикусывает губу. Подозреваемый молча и с каким-то ехидством во взгляде показывает ему большой палец в знак одобрения работающей логики. Дону хмыкает и косится на так маняще приоткрытую папочку с личным делом. - Я бы, конечно, мог всё это сейчас прочитать, продемонстрировать тебе мои превосходные профессиональные навыки запоминания и умения комбинировать полученную информацию в логические цепочки, тем самым не особо поразив до глубины души, но, без сомнения, зародив в твоей голове самую малость сомнений, а выгодно ли тебе сообщать мне сейчас ложные показания... но предпочту, чтобы ты рассказал мне всё сам. Не обессудь, там слишком много всего - читать мне лень. - Прямолинейности Дону можно позавидовать, но всё дело в том, что он сейчас слегка не в духе и потому просто морально не настроен играть в доброго/злого дядечку следователя и из чисто личных соображений выбирает вариант «следователь-пофигист». Нет, ну а что, он за разнообразие, что плохого? Подозреваемый, кажется, всё-таки слегка поражается такому чистосердечию и открытости - если выразительно округлившиеся глаза можно считать за удивление. Дону показательно и с видимым удовольствием потягивается и наклоняет голову вбок, разминая затёкшую шею. - И да, речи я тоже, как видишь, толкать умею. Ну, так что насчёт поведать мне о своей, безусловно, увлекательной и насыщенной ежедневной деятельности? И заостри, пожалуйста, внимание на двадцать третьем числе, а ещё конкретнее - на ночи с двадцать третьего на двадцать четвёртое, события того времени меня особенно интересуют. Часы на стенке гулко отсчитывают секунду за секундой. - Вы ведёте себя слегка... не так, как другие, - наконец слышится негромкий голос в качестве сомнительной информативности ответа. Дону наигранно неверяще вскидывает брови. Ух ты, у этого парня, оказывается, таки имеются в наличии голосовые связки! И наблюдательность в норме - ну просто замечательно. В качестве своего комментария он равнодушно пожимает плечами и кивком побуждает к началу рассказа. Когда его намёк преспокойно игнорируется, Дону вздыхает и прибавляет в свой и без того серьёзный взгляд приличную долю скептицизма. - Хорошо, даю подсказку: можно начать с имени. Итак, товарищ подозреваемый, будьте добры представиться? И с возрастом сразу, пожалуйста, будем ознакомляться с вашей биографией сходу, но по общепринятым этапам. - Дону с трудом удерживается от зевка, посчитав такой жест уж слишком непрофессиональным для своего положения. Его собеседник, вопреки всем ожиданиям, не отводит в сторону взгляда: он продолжает смотреть так же испытующе, словно чего-то ждёт - как минимум того, когда Дону сдастся и перестанет корчить из себя абсолютного пофигиста по всем фронтам. Хотя интуиция Дону подсказывает, что всё он делает правильно и сдавать позиции ещё рановато. - Вы в курсе, что пока вы мне всё это выговариваете, мы сидим с фактически открытой дверью? Не боитесь, что я могу сбежать? - в глазах молодого человека читается слабо (хотя скорее - неохотно) замаскированный вызов. Губы Дону расползаются в ленивой ухмылке. - Сомневаюсь, что успеешь, коридор доверху забит охраной, натасканной на внеплановые побеги наших... гостей. А бегать от десятка здоровых парней с пистолетами, чья цель - поймать тебя и сдать мне обратно на руки, - занятие сомнительной радости, смею заверить заранее. Ну так что, продолжим нашу увлекательную беседу? - Дону красноречиво смотрит на наручные часы и, подняв голову, сталкивается с осуждающим - осуждающим?! - взглядом. Подозреваемый смотрит даже чуточку обиженно и оскорблённо. Дону невинно моргает и усиленно делает вид, что совсем не замечает направленного на себя взгляда чуть пристальнее, чем следовало бы. И в итоге всё-таки добивается своего: - Ли Ховон, двадцать шесть недавно исполнилось. - Несмотря на кислое выражение лица и взгляд, обещающий жуткие мучения, ответ вполне можно считать приемлемым. Хм, неплохое начало, думает Дону и удовлетворённо кивает, призывая продолжать. Ли Ховон пренебрежительно фыркает и, сложив руки на груди, вальяжно разваливается на стуле, перекинув ногу на ногу. Дону нетерпеливо постукивает кончиками пальцев по поверхности своего рабочего стола. - И что, мы так и будем сидеть с открытой дверью? Этот парень что, издевается? Вот привязался к этой несчастной двери, нет бы говорить кратко и по делу, существенно сокращая их и без того малоприятное общение! Дону, сделав глубокий вдох и мысленно просчитав до пяти, дабы избежать назревающего из-за кое-чьей чрезмерной педантичности конфликта, всё же неохотно поднимается на ноги. Не отрывая от макушки собеседника недоверчивого взгляда, он, ловко лавируя между стульями и картонными коробками с документами, наставленными тут и там, добирается до выхода и, вытащив из кармана ключ, с характерным скрежетом проворачивает его в замке. - Вот, теперь мы тут заперты, как в бункере, доволен? - недовольно бубнит Дону себе под нос, пряча ключ обратно и для верности пару раз дёргая за ручку двери, проверяя, точно ли закрыл - а то мало ли, этот Ли Ховон опять начнёт придираться, чем окончательно выведет его, Дону, из и без того хрупкого состояния шаткого душевного равновесия. Он отворачивается всего на пару секунд - пока проделывает нехитрые махинации с ключом, но за эти пару секунд что-то ощутимо меняется. Это «что-то» выясняется буквально спустя несколько мгновений - Дону замирает, так и не убрав руки с дверной ручки, и тщательно прислушивается к негромкому чужому дыханию прямо позади себя. «Удивительно беззвучно передвигается, - проносится в голове мысль, - и скорость впечатляет». Ли Ховон, стоящий буквально в десяти сантиметрах от него, жарко дышит следователю в шею, отчего по чувствительной коже бегут мурашки. Дону терпеливо выжидает, прекрасно понимая, что любое лишнее движение может ему дорого обойтись - ибо как гласит всем известный закон самосохранения: маньяка лучше не провоцировать, а то кто знает, на что он способен. - Очень неосмотрительно с вашей стороны повернуться к преступнику спиной, пусть даже ненадолго. - Голос, который Дону слышал раньше, и голос, который звучит сейчас, разительно отличаются: складывается такое ощущение, что эти голоса вообще принадлежат разным людям - слишком разные интонации, тембры, процентное содержание хрипотцы и придыхания. Таким голосом, каким говорит Ли Ховон сейчас, впору совращать озабоченных пользователей службы секса по телефону, но никак уж не вполне устойчивого к подобным трюкам Чан Дону, который за всё время своей работы в прокуратуре каких только "кадров" не видел и не слышал. Дону с шумом втягивает воздух через нос и саркастично усмехается. - Так ты всё-таки признаешь, что виновен? Судя по резко обдавшему шею горячему воздуху, Ховон за его спиной беззвучно смеётся. - Я ничего не признаю, я пока лишь предполагаю... Равно как и вы, вы ведь меня для этого вызвали? Дону неосознанно напрягается, спиной чувствуя, что собеседник сделал ещё один маленький шажок, становясь ещё ближе. Уже непозволительно близко, пресекая все возможные возмущения и переходя допустимые границы, просто наплевав на приличия и нормы общественного поведения. Дону осторожно убирает руку с ручки двери и слегка наклоняет голову. - Ошибаешься, я уже знаю, что ты напрямую причастен к делу, и тебе не отвертеться. Единственное, что на данный момент от тебя зависит, - твой срок, - он непроизвольно вздрагивает, когда чувствует, как чужая властная рука ложится на поясницу и мягко проскальзывает вперёд, к краю тёмно-синих джинсов. Ховон практически касается его шеи губами, и от его громкого шёпота у Дону перед глазами начинают летать разноцветные чёртики: - Давайте рассуждать логически: у вас на меня практически ничего нет, за исключением того, что я действительно был на парковке в ночь с двадцать третьего на двадцать четвёртое. Но этих данных недостаточно, чтобы доказать мою вину с точностью хотя бы до восьмидесяти процентов, - тонкие пальцы ловко прокрадываются к переднему карману и, раскрыв его, пробираются внутрь, слегка царапая бедро сквозь ткань. Дону прекрасно понимает, чего от него хотят, и в секунду перехватывает чужое запястье со слегка выпирающей косточкой; Ховон недовольно шипит, когда чувствует, как его насильно заставляют вернуть уже подцепленный ключ от двери на его законное место. - Не торопи события... Поверь, я умею доставать из особо активно сопротивляющихся нужную мне информацию. - Дону криво усмехается и, пока его собеседник переваривает услышанное, резко разворачивается к нему лицом. Ховон не успевает сориентироваться, пока ему заламывают за спину обе руки и с силой толкают вперёд. Дону глухо рычит, прижимая парня своим телом к стене, и свободной рукой пытается нашарить на полке рядом стоящего шкафа наручники. - Я честно хотел обойтись без этого, но это вынужденная мера... Ховон не сдерживается и с чувством матерится, когда вокруг запястий смыкаются стальные кольца. Дону с осознанием выполненного долга выпускает его из захвата и отходит назад, любуясь результатом. - Думал, здесь одни идиоты работают? Ты просчитался, - холодно сообщает он, глядя на парня, который предпочёл просто съехать по стене на пол и протестующе замолкнуть. Дону подходит ближе и, подумав, садится напротив него на корточки, с ледяной усмешкой глядя собеседнику в глаза. - А за нарушение личного пространства, нападение на работника следственного отдела и домогательство до него же тебе срок ещё прибавят... Ховон скалится, демонстрируя белые зубы и слегка безумный, шальной взгляд раскосых карих глаз. Дону понимающе хмыкает и, подавшись вперёд, крепко обхватывает собеседника за подбородок, поворачивая голову в удобный для себя ракурс - так, чтобы смотреть глаза в глаза, без взглядов исподлобья, которые убивают весь азарт на корню. - Признай, что ты меня недооценил, и, возможно, я всё же расстегну эти милые блестящие браслетики на твоих руках, и мы продолжим светский трёп в более доброжелательной атмосфере. - Поразительно, но с того момента, как Чан заковал Ховона в наручники, у него прилично поднялось настроение и даже появилось вполне искреннее желание не применять никакого насилия и провести допрос максимально этично и корректно. Хотя с такими людьми, как Ли Ховон, этичность и корректность - не те вещи, которые всегда удаётся стопроцентно соблюсти, но попробовать всё же можно. Повисает небольшая пауза, во время которой Дону удивительно спокойно смотрит на своего подозреваемого и внимательно следит за всеми эмоциональными видоизменениями на его лице: вот он слегка хмурит брови, обдумывая поступившее предложение, уголки его губ дёргаются в преддверии саркастичной ухмылки и резкого «а не пойти бы вам нахер», но вместо грубых ругательств с губ Ховона слетает лишь тихий выдох и едва уловимое рычание. - Ладно, признаю, вы превзошли мои ожидания. Я растерялся и не смог ответить должным образом. Дону с видимым удовольствием кивает головой и, не удержавшись, одобрительно треплет парня по макушке, взъерошивая тёмные короткие волосы. - Так-то лучше, - он поднимается, берёт с полки небольшой ключик и замирает, выжидающе глядя на Ховона сверху вниз. Тот намёк понимает и с трудом, но тоже встаёт на ноги, сразу же разворачиваясь лицом к стене и приподнимая скованные руки. Когда наручники сняты и аккуратно положены на место, а хмурый подозреваемый усажен на своё предыдущее место дислокации - деревянный стул с прямой спинкой, Дону, мурлыкая себе под нос какую-то песню, вытаскивает из кармана пальто пачку сигарет и, риторически дёрнув бровями в ховонову сторону, щёлкает извлечённой оттуда же зажигалкой. Даже если подозреваемый и не согласен с привычкой следователя выкурить сигаретку, чтобы расслабиться, в данный момент его мнение никого не волнует - впрочем, как и не волновало с самого его появления в стенах этого кабинета. Дону этот парень ну вообще ни к чёрту ни сдался, не от его решения зависит его дальнейшая судьба, это головная боль Ухёна, если на то пошло. Так что пусть теперь этот Ховон сидит и терпит все прелести своего внепланового вторжения в личную жизнь не своего следователя. Впрочем, совести подойти к окну и приоткрыть форточку Дону всё же хватает. Снова повисает пауза, во время которой Чан усиленно думает, что ему делать дальше. Дружеской атмосферы у них с Ли Ховоном не сложилось, нормального человеческого общения - тоже. Однако добыть информацию, которая нужна Ухёну, всё-таки как-то, да надо, а значит, Дону придётся каким-то образом выкручиваться из неловкой ситуации. К нему снова практически беззвучно подходит объект его нерадостных размышлений (и как ему это только удаётся, при свободном пространстве метр на метр с кучей коробок?), но уже не делает попыток напасть или забрать ключи - просто молча встаёт рядом и, подумав с несколько секунд, хрипло интересуется: - Можно мне тоже? Дону неохотно переводит на парня взгляд, а затем, равнодушно пожав плечами, передаёт ему полупустую пачку сигарет и зажигалку. Кабинет постепенно начинает заполняться терпким запахом никотина, от которого не спасает даже уже распахнутая настежь форточка и прохладный утренний уличный ветерок. - Я так полагаю, признаваться ты не собираешься. - Даже звучит как-то подозрительно риторически. - Я не буду признаваться в том, чего не совершал. - Каков вопрос, таков и ответ. Дону затягивается и несколько мгновений удерживает табачный дым в лёгких, чтобы потом тонкой струйкой выдохнуть его изо рта. Сознание медленно заволакивает светло-серой сигаретной дымкой, сердцебиение успокаивается, и на тело накатывает такое расслабление, что уже ничего не хочется - ни двигаться, ни говорить, ни даже дышать. Просто вот так стоять и смотреть в медленно разгорающуюся жизнь просыпающегося города, кожей ощущая приятное тепло пока ещё слабо греющего солнышка. - Курить вредно для здоровья. Ховон вздрагивает от хриплого голоса следователя и медленно поворачивает голову в его сторону, так и не успев сделать очередную затяжку. - Вам же это не мешает. Дону кисло улыбается и с силой вжимает окурок в тёмно-коричневую стеклянную пепельницу в форме пары человеческих лёгких - подарок всего такого "правильного и целомудренного" Нам Ухёна, периодически вспоминающего про вредную привычку друга и благородно решающего с ней хоть чуточку, но бороться. - При моей работе это более чем нормально, иначе совсем свихнуться можно, - он вздыхает и, коротко кашлянув, отходит от окна, чтобы преспокойно опереться задницей на собственный рабочий стол и замереть, сложив руки на груди. Ховон всё же решает выкурить свою сигарету до конца, вопреки негласному намёку сворачивать лавочку и вернуться к их сегодняшней тематической беседе. Дону успевает досчитать до пятидесяти с чем-то, когда его подозреваемый тушит слабо тлеющий окурок в пепельнице, захлопывает форточку и разворачивается к нему лицом. И как только они сталкиваются взглядами, Дону понимает: что-то ощутимо меняется. Прямо сейчас происходит какая-то такая не зависящая от них смена настроения, обстановки, моральной атмосферы - становится, вопреки их незадавшемуся с самого начала общению, спокойнее и умиротворённее. Может, всё дело в том, что они, кажется, сошлись на общей привычке курить в моменты нервного напряжения? Дону кажется, что ему даже стало легче дышать, и Ховон, судя по спокойному, без всяких коварных подтекстов и вызывающих хитринок взгляду, придерживается того же мнения. Как-то у них всё так неформально получается... У Дону складывается ощущение, что он просто лениво переругивается с каким-то старым знакомым или даже другом, а не с человеком, который теоретически (что Чану и надо исправить в худшую или лучшую сторону) виновен в серьёзном преступлении. Может, ещё не поздно повернуть назад, на официально-деловую дорожку, провести допрос по всем правилам, со всеми этими пафосными формальностями, выяснить хотя бы часть ответов на выданные Ухёном вопросы и преспокойно отпустить этого Ли Ховона обратно под ухёнов же контроль, пусть Нам сам дальше с ним разбирается... Хотя, о чём это он. Уже поздно.OST: Arctic Monkeys – One for the Road
Дону понимает, что уже поздно, ровно в тот момент, когда Ли Ховон пугающе тихо приближается к нему, невесомо ступая по заваленному коробками с бумагами полу и успешно огибая каждую из них, и останавливается снова слишком близко, непозволительно близко - Дону нужно лишь слегка вытянуть руку и распрямить непроизвольно сжавшиеся пальцы, чтобы коснуться его футболки. Он не спрашивает, зачем, он поднимает голову и сталкивается с ясным взглядом стоящего напротив человека, и в этом взгляде содержится больше искренности, чем во всех их словах и действиях, имевших место этим скучным ленивым утром. - Ну что... продолжим? - Ли Ховон буквально шепчет, а в глубине его потемневших глаз стремительно разгораются азартные огоньки. Чан Дону криво усмехается и вопросительно вскидывает брови. - Так ты всё-таки созрел для признания? Ховон медленно качает головой из стороны в сторону, не переставая так же маньячно сверкать глазами. Дону наигранно расстраивается и даже старательно складывает бровки домиком для пущего драматизма. - Может, я виноват, а может, и не виноват. Это ведь ваша работа - выяснить правду, верно, господин следователь? «Господин следователь» перестаёт корчить из себя клоуна и, красноречиво фыркнув, переводит взгляд куда-то в область чужого подбородка. - К слову, а где твой адвокат? Мне почему-то ощутимо не хватает присутствия кого-то третьего в этих стенах прямо сейчас. - Взгляд медленно скользит ниже, цепляется за причудливые неровные тени на шее, плечах, упирается в грудную клетку и так там и остаётся. - Кажется, кто-то нарушает границы дозволенного. Ли Ховон негромко смеётся низким, бархатным смехом, и Дону становится в разы труднее держать серьёзное выражение лица. - Мы не сошлись характерами, я послал его к чёрту, и он действительно ушёл, глубоко обиженный на мою грубость, - такая версия подойдёт? Дону закусывает губы и резко вскидывает взгляд наверх, снова сталкиваясь с хитрыми тёмными глазами. Нет, не просто хитрыми - хитрющими, способными обмануть и сбить с толку кого угодно только за счёт своей невероятной выразительности и едва заметного демонического блеска. - Хорошо, допустим, я тебе поверил. Но кто же приходит на допрос без адвоката? Ты думаешь, что сможешь противостоять моей силе убеждения и продержишься до конца нашей беседы, не признавшись в содеянном? Ли Ховон перестаёт улыбаться и пугающе хищно скалится, резко наклоняясь вперёд, к самому уху собеседника. Дону непроизвольно вздрагивает. Пальцы с силой впиваются в кожу предплечий. - Вы не докажете моей вины, господин следователь. - Горячее дыхание опаляет мочку уха, и взгляд Дону сам по себе слегка мутнеет, а хорошо сфокусированная картинка начинает расплываться по краям. - Но это не значит, что наша беседа не может быть продуктивной. Дону со свистом втягивает сквозь зубы воздух, когда на поясницу удобно ложатся широкие тёплые ладони. Вкрадчивый голос подозреваемого добавляет ситуации пикантности, вызывая лёгкий, едва заметный румянец на бледных щеках: - Я заметил, у вас сегодня нет особого настроения со мной беседовать - это можно исправить... Дону машинально облизывает пересохшие от внезапного волнения губы и хочет бросить что-нибудь дерзкое, невероятно саркастичное, демонстрирующее всё богатство его корейской речи, но слова застревают на полпути к горлу, и всё, что он может, - лишь медленно кивнуть. По шее бегут мурашки от рваных выдохов - Ли Ховон снова позволяет себе наглость беззвучно усмехаться. - У меня, в отличие от некоторых, была тяжёлая ночь, и сейчас мне хочется только одного - спать. - Предложения выговариваются с невероятным трудом, Дону старается дышать максимально глубоко и спокойно, но шум сильно бьющегося сердца рикошетит от рёбер и гулким эхом отдаётся в ушах. Ховон же, на удивление, прекрасно контролирует себя: заправленная в джинсы рубашка следователя ловко и аккуратно вытаскивается из-под грубой ткани, и прохладные пальцы начинают медленно поглаживать нежную кожу. У Дону перед глазами пляшут цветные черти, когда Ховон с характерным звуком причмокивает губами и мягко выдыхает ему в самое ухо: - Желание власти - негласный закон, не так ли? Горячий язык осторожно касается мочки и почти сразу же скользит выше, обрисовывая хрящик; Дону сдавленно охает и матерится, пытается оттолкнуть Ховона от себя, но руки предают в самый неподходящий момент - пальцы на автомате вцепляются в тонкую ткань футболки. Ховон мягко целует светлую и чистую кожу на шее, а Дону, поддаваясь внезапному порыву, запрокидывает голову назад, облегчая парню доступ к облюбованной части тела. Дорожка влажных мелких следов от коротких поцелуев обрисовывает кадык и острые ключицы по полупериметру, а чужие пальцы нетерпеливо дёргают за пуговицы на рубашке. Дону, предчувствуя неладное (а именно - безнадёжную порчу любимой вещи), с трудом, но отводит от себя крепкие руки и легко расстёгивает пуговички тщательно отработанными движениями. Ховон одобрительно улыбается, демонстрируя кончики белых зубов. - Учти, потом тебе не удастся выставить это за изнасилование с моей стороны, - предупреждает Дону, сквозь полуопущенные ресницы посматривая, с каким нетерпением Ховон принимается стягивать с него рубашку. Подозреваемый неопределённо ведёт головой и глухо мычит, что Чан принимает за согласие с такими условиями, и лёгкая клетчатая ткань в два счёта оказывается небрежно скомканной и прижатой к столу, а её владелец, стиснув зубы, старательно пытается не застонать: проворные руки партнёра уже тем временем расправились с пряжкой ремня и теперь теребят молнию на ширинке джинс. - Эй, поаккуратнее, я не собираюсь становиться импотентом раньше положенного срока, если ты мне там что-то прищемишь. Ховон вместо ответа несильно кусает следователя в оголившееся плечо, и Дону шёпотом грязно матерится сквозь зубы - несмотря на то, что дверь в кабинет заперта и звукоизоляция тут хорошая, стонать в голос всё-таки во благо самосохранения не рекомендуется. Однако весь здравый смысл и надежды на сдержанность летят к чертям, когда прохладная ладонь партнёра мягко проскальзывает под атласную тёмно-красную ткань боксеров и обхватывает наполовину затвердевший член, большим пальцем слегка надавливая на головку и размазывая по ней выступившую белую вязкую капельку. Дону громко охает и с силой царапает Ховона по груди сквозь тонкую ткань футболки. Приходится до боли закусывать губы, чтобы не издавать слишком уж пошлых стонов, когда партнёр, самодовольно усмехаясь, принимается сначала медленно, а потом постепенно ускоряясь, водить рукой по возбуждённому органу, вызывая у Дону яркие фейерверки перед глазами и самопроизвольные звучные матерные восторги. Просто кто-то слишком заработался, напрочь позабыв про значение фразы «половая жизнь», и провокации обаятельного (что нельзя не признать) подозреваемого пришлись очень кстати. Дону облизывает пересохшие губы, вспотевшие ладони вмиг перестают комкать чужую одежду и намертво прилепляются к лакированной поверхности стола, когда Ли Ховон, дерзко ухмыльнувшись, медленно опускается на колени и рывком сдёргивает со следователя джинсы вместе с бельём. Взгляд Дону перестаёт фокусироваться на чём бы то ни было, а последние остатки разума выветриваются из головы поразительно быстро. Ли Ховон действует нарочито неторопливо, что так не вяжется с его образом язвительного и предпочитающего скорость во всех своих действиях парня; он издевательски медленно касается кончиком языка проступивших на члене вен, до возмутительного пошло облизывается, отчего Дону, наблюдающий за его действиями из-под полуопущенных ресниц, давится воздухом, и лениво, будто делая величайшее одолжение, обхватывает головку губами. Для Чана прекращает своё существование весь мир, как только стоящий перед ним на коленях парень выключает режим скрытого садиста и начинает брать глубже, прикрывая глаза и демонстрируя свои длинные тёмные ресницы. Дону с шумом выдыхает, пальцы от напряжения леденеют и намертво вцепляются в край стола. Чёрт возьми, даже сейчас он, казалось, собственным членом может чувствовать дерзкую довольную усмешку этого проклятого странного парня! Тугой узел внизу живота скручивается всё сильнее, и Дону прекрасно понимает, что долго не вытерпит. Ли Ховон снова издевается над ним, то заглатывая плоть практически до основания, чудом умудряясь не поперхнуться, то с пошловатым причмокиванием выпуская её изо рта, не трудясь разорвать тонкую блестящую ниточку слюны, тянущуюся от головки чужого органа до его губ - и не забывает адресовать при этом мало что соображающему сейчас следователю недвусмысленные похотливые взгляды. А Дону думает, что совсем не против вышибить из него всю сущность в отместку, заставить пожалеть о содеянном - и резко подаётся бёдрами вперёд, отчего Ховон непроизвольно закашливается и тут же опускает взгляд куда-то вниз. Времени катастрофически мало, Дону закрывает глаза и пытается дышать глубже, спокойнее, расслабиться, в конце-то концов... Хотя, как тут расслабишься, в такой-то ситуации! На его практике подобное происходило впервые. Да на практике любого другого, наверно, тоже. Ли Ховон - уж больно редко встречающийся характер в подобных местах. Дону не кричит, не стонет, хотя хочется - просто сдавленно шипит сквозь зубы, когда чувствует наступившую долгожданную разрядку. Тело сверху донизу словно пронзает током, колени подкашиваются, и приходится сильнее опираться на руки, чтобы самым позорным образом не стечь расслабленной лужицей на заваленный бумагами пол. Ли Ховон вытирает губы тыльной стороной ладони и, неприлично облизнувшись (хотя Дону и не видит, он пытается успокоить бешено колотящееся сердце), поднимается на ноги. Чан даже не удивляется, когда его ощутимо придавливают своим весом к столу, явно вынуждая отклониться назад и улечься на спину. Впрочем, никто не говорил, что он не начинает сопротивляться. Ховон снова невесомо касается губами бледной кожи на шее следователя, губами осквернёнными, грязными, и от этой мысли Дону будто приходит в себя. Он цепляет парня за ворот футболки и дёргает в сторону, мешая развлекаться с собственным телом. Ховон недобро щурится, когда ловит ещё слегка затуманенный взгляд партнёра. Голос Дону - хриплый, немного дрожит и срывается: - Зачем? Зачем ты это делаешь, чёрт возьми?! Ховон отвечает мягко, вкрадчиво, обещая всё и ничего одновременно, и его полушёпот пробирается в самые глубины сознания, прочно оседая в памяти: - Потому что вы мне понравились. Такая версия сгодится? Всё, на что хватает Дону, - это негромкое фырканье и «Почему я снова должен верить тебе на слово?». Подозреваемый тихо смеётся, щекоча своим горячим дыханием покрасневшую щёку следователя, и буквально мурлычет на ухо: - Ваша задача - допросить меня, а значит - да, верить мне на слово. Альтернативы всё равно нет. Дону солидарен - альтернативы действительно нет. Но вот так просто верить такому, как Ли Ховон, он тоже не горит желанием. Возможно, ему удастся избавиться от этой ауры таинственности и недосказанности, действуя точно такими же запрещёнными приёмами, как и его собеседник... Пальцы, путаясь в ткани и едва касаясь шеи, взлетают вверх, аккуратно зарываются в тёмные волосы и взъерошивают их ещё сильней. Дону усмехается - развязно, непринуждённо, и Ховон, подумав, одобрительно приподнимает уголки губ. - Допрос - дело тонкое... И способов проведения - масса, если задуматься. - Дону мягко надавливает на чужой затылок и притягивает партнёра к себе. Он чувствует, как его выдохи эхом отдаются в выдохах подозреваемого, воздух вокруг них накаляется, и безумно хочется открыть форточку - душно, грязно, но, чёрт, он уже и не против. Между сухими искусанными пухлыми губами и влажными, бледными и узкими - от силы половина сантиметра. Дону снова прикрывает глаза, тщательно прислушиваясь к чужому неровному дыханию. Неожиданно слышится стук в дверь. Сознание отрезвляется мгновенно, глаза широко распахиваются, а Ли Ховон отлетает к окну с чисто дружеского и доброжелательного следовательского пинка. Дону так резко поворачивается в сторону двери, что едва не сворачивает шею, и, прочистив горло, сипловатым голосом достаточно громко - и грозно, как ему кажется, - спрашивает: - Кто? На деле получается не громко и не грозно, а как-то чрезмерно растерянно, но человек, стоящий в коридоре, всё равно его слышит. - Дону-я, вы уже закончили, нет? Если нет, то я уже освободился и могу забрать дело с Ли Ховоном обратно. Дону раздраженно вздыхает. Нам, мать его, Ухён умеет появляться в нужном месте в нужное время. Пораньше не мог заглянуть? Или попозже, чтоб хоть где-то кто-то что-то успел. Поспешно натягивая обратно джинсы и застёгивая ремень, Чан быстрым шагом пересекает кабинет, одновременно жестом указывая Ховону занять своё положенное место и привести себя в порядок. Ухён известен в отделе своей бурной фантазией и может сейчас, стоя за запертой дверью, напридумывать такого, что Дону потом устанет разгребать и разъяснять. Ключ легко порхает в замке, и перед вымученным взором Дону предстаёт деловито прищурившийся коллега и по совместительству (Дону до сих пор не понимает, каким боком, но факт) - один из близких друзей. Чан вздыхает и, оперевшись на дверь, мотает головой в сторону смирно и подозрительно тихо сидящего на стуле Ли Ховона. Ухён, бросив на обоих по недоверчивому взгляду, всё же проходит внутрь. - Так вы закончили? - Толком и не начинали, - недовольно бурчит Дону и, успешно обогнув застрявшего посреди кабинета друга, проходит к своему столу. - Если ты уже одумался и хочешь его забрать себе - то вперёд, а я с удовольствием поеду домой отдыхать. Ну так как тебе такой план? Ухён задумывается и странно косится на Ли Ховона, который невозмутимо смотрит на него в ответ. Дону смотрит на обоих взглядом «да валите вы уже отсюда нахрен, ну!». Время идёт. - Ладно, ты сегодня явно не в духе, не буду заставлять тебя страдать ещё больше, - наконец приходит хоть к какому-то конкретному решению Ухён и загадочно двигает бровями в сторону подозреваемого. Ховон вздыхает и, искоса глянув на чересчур сосредоточенного Дону, сверлящего нечитаемым взором собственные ладони, поднимается со своего стула. - А ведь мы только начали ладить и приходить к компромиссам, - с неподдельной тоской в голосе риторически тянет он в пустоту, но Дону-то прекрасно знает, кому предназначаются эти слова и для чего они вообще сказаны. Впрочем, у него нет ни сил, ни особого желания на них достойно отвечать. Он вообще не хочет больше связываться с этим странным парнем. - Со следователем Намом вы поладите ещё больше, он лучше сходится с людьми, он добрее и лояльнее, чем я, - сквозь зубы цедит Чан и отправляет замершему Ухёну такой взгляд, что тот мигом выходит из транса и начинает активно кивать головой. Из коридора в кабинет заглядывает любопытный охранник, которого, видимо, притащил за собой всё тот же следователь Нам. Всё, что оставляет о себе в качестве напоминания Ли Ховон, когда многострадальная дверь наконец-то закрывается, - постыдные изображения недавних событий, яркими картинками проносящиеся перед внутренним взором, стоит Дону только на секунду прикрыть глаза, и запись не самых приличных звуков на диктофоне. Информативности - ноль, смысла - тоже. Зато какой повод одуматься и бросить наконец-то курить! Дону лениво щёлкает кнопкой, ставя запись на паузу. Ему ужасно хочется спать - настолько, что даже некогда толком подумать о произошедшем. Запихнув диктофон поглубже в сумку и припрятав его под кучей наспех сваленных туда же бумаг, он торопливо одевается и уходит, громко хлопая дверью и закрывая её на ключ. ..Впрочем, это сейчас он ничего не хочет. А если смотреть глубже и дальше, в будущее, так сказать... Дону успел прочитать общую информацию о своём временном подозреваемом, и сейчас в блокноте наспех записаны всего пара строк: домашний адрес и телефон. Дону уверен: Ли Ховона отпустят в ближайшее же время, потому что его, чёрт возьми, действительно не в чем обвинить - только если он сам не признается, чего он делать сто процентов не станет. А значит, уже совсем скоро он окажется на свободе, вне душных стен прокуратуры... Дону плотнее кутается в шарф и ускоряет шаг, потому что на улице, несмотря на солнышко, пока ещё прохладно. Почему-то ему кажется, что Ли Ховон будет совсем не против продолжить их увлекательную, но, к сожалению, не до конца сложившуюся беседу в более располагающей к душевным разговорам обстановке. «Потому что вы мне понравились, господин следователь». Дону совсем не против кому-то нравиться - наоборот, он даже «за». А тот факт, что человек, который ему симпатизирует, - дерзкий, саркастичный, себе на уме парень, с которым не так-то просто договориться, способный найти оригинальный ответ на любой заданный ему вопрос и которого Чан видел всего раз в жизни… Так даже интереснее. Дону не хочет этого признавать, но приходится: Ли Ховон его действительно заинтриговал… Но Дону нравится жить интригами. Иначе бы он не выбрал такую профессию, верно?_______________ конец?