Звонок

...Слава покачал головой: - Ты, конечно, писатель, но всякому воображению должен быть предел. Не мог ты в войну из Советского Союза! - понимаешь? - позвонить немецкому министру. - Ну чем мне тебе доказать... - устало начал Юлиан. - Начни с того, что в сорок пятом тебе было четырнадцать лет, - язвительно ответил Слава, поправил нашивки с молниями на воротничке и ушёл гримироваться. Юлиан не собирался ничего ему доказывать. Он ведь сам лучше знал, как это было. Как один замечательный друг, отец которого располагал такой информацией, под строжайшим секретом дал Юлиану номер рейхсканцелярии и его, Йозефа, личный номер... Да, а ведь Ляндрес его именно об этом телефоне не просил. И как же пересохло во рту у мальчишки, когда товарищ сунул ему в руку клочок бумажки с этим номером. - Не вздумай взрослым показывать, слышишь? А то знаешь, что будет... Юлиан кивнул и побежал домой. Он развернул бумажку и прочитал номер. Теперь ему нужно было беречь эту бумажку или... ещё лучше - выучить номер. Пока же Юлиан сунул эту бумажку в свою тайную коробку. Родители никогда не трогали его тайную коробку - они помнили, как любили собирать свои записочки, подаренные друзьями вещицы, красивые камушки, счастливые пёрышки и всё в этом роде. Они не возражали, чтобы у Юлика было что-то своё. Но не перочинные ножики, не карты сокровищ и не счастливые билетики лежали в тайной коробке мальчишки. Потому-то Юлиан так и берёг свою коробку, что лежали в ней немыслимые для советского мальчишки вещи; вещи, все так или иначе связанные с министром пропаганды Третьего Рейха. Вот трофейная пластинка с речами Йозефа, которую выпросил Юлиан у дяденьки лейтенанта; и через много лет после войны он сам себе удивлялся - как же тот лейтенант ничего не заподозрил? Вот его фотографии, вырезки из газет, ровесниц Юлиана. С благоговейным взором, едва шевеля губами, мальчик перечитывал эти статьи вечерами, разглядывал эти фотографии, поминутно поднимая голову, испуганно огядываясь... шептал 'mein lieber', целовал самое прекрасное в мире лицо. Мальчишке и стыдно было, и страшно за свои чувства - и сгорал он от нежных чувств к прекрасному мужчине по имени Йозеф, и загорались от смущения его щёки, когда он представлял, как Йозеф его целует, и всё это было так ужасно и неправильно, и так распаляло воображение Юлиана, что по ночам он не мог заснуть. Мальчик совал руки под одеяло, и гладил себя, и трогал себя, а в постели с ним лежал Йозеф, и на самом деле это он ласкал маленького Юлиана. "Он такой красивый-красивый", - думал мальчик, - "Как граф! Или партийный работник!" Юлиан часто воображал, какой Йозеф в жизни. Как он разговаривает, как он спит и даже как он пахнет - а пахнет он, наверное, дорогим немецким шоколадом и чем-то ещё таким... лавандой... тонко, едва ощутимо... вот так уткнуться в его плечо и дышать этим запахом... И слышать его трепетное дыхание, и сжимать тёплую сухую ладонь... *** Юлик разрисовывал химическим карандашом полоску бумаги на стекле в здании почты. Тётя позвала его сегодня помогать ей. Она решила сейчас отойти, потому что желающих отправить что-либо всё равно не было. Тётя посадила мальчишку за свой стол и ушла; обещала вернуться, когда поужинает. Юлиан разложил конверты, обклеил себе руки и лоб марками и вдруг увидел... телефон. Телефон. Красный лакированный телефон прямо перед ним. Ну конечно! Тётя вернётся нескоро. Можно попробовать. Нужно попробовать. Юлик, чувствуя дрожь в пальцах и тянущее чувство внизу живота, набрал тот заветный номер, который он давно уже выучил назусть. И стал ждать. Соединение установилось! Мальчик стал глубоко дышать. Этого не может быть, этого не может быть, этого не мож... - Hallo! - сказали в трубке. - Liduschka? Юлиан обмер. Немного придя в себя, он ответил. Мальчишка очень хорошо знал немецкий язык, и даже русского акцента, по заверению учительницы, у него не было. - Здравствуйте. Это... это вы? - Юлиан даже не знал, как обратиться. - Йозеф? - Да, - удивлённо ответили ему, - А вы, простите, кто? Я вам нужен по личным вопросам? Откуда у вас мой номер? - Я вам не могу ответить, - уже смелее заговорил Юлиан. - Я только могу сказать, что меня зовут Юлиан, мне четырнадцать лет. Просто я хотел вам сказать кое-что. Йозеф испугался. Готовится ли секретная операция? Покушение на него? Он от волнения задышал чаще, и Юлиан покраснел от удовольствия. - Что случилось? - встревоженно заговорил Йозеф. - Мне так приятно вас слышать, - вдруг ответил ему Юлиан. Другого шанса у него не будет, и говорить всё нужно сейчас. - Я вас очень люблю, - еле смог произнести мальчик, - Вы такой красивый, я о вас каждый день думаю, я так хотел вас услышать, Йозеф! - Что?.. - министр просто раскрыл рот. Он не думал, что хоть что-нибудь способно заставить его так удивиться. Но мальчик, признающийся ему в любви? Да откуда он? Кто такой? - И ещё, вы только не смейтесь, если бы я мог, я бы не на девчонке женился, а на вас. - Мальчик... Юлиан, послушай! Откуда ты звонишь? Юлик не ответил и продолжал: - И мне иногда так хочется обнять вас, и чтобы вы меня погладили, и я бы так мог очень долго сидеть, хоть пять часов, мне бы так хорошо с вами было! А ещё знаете, у меня есть пластинка с вашими речами... Йозеф немного покраснел. Мало кто так искренне высказывал ему свои чувства. - Продолжай, мальчик... - И ещё, когда я ложусь спать, я... ну как бы трогаю себя... ну вы знаете, как это... И думаю про вас, и хочу, чтобы вы спали со мной в одной постели, и мне тогда было бы тепло и хорошо. Йозеф закусил губу. Он готов был заплакать. - Вот я всё время говорю, а вы почему-то молчите, - надулся мальчик. - Скажите мне что-нибудь! Едва подавив желание расплакаться от нежности к мальчику, Йозеф ответил ему дрожащим голосом: - Ты меня правда так любишь? И... хотел бы жениться на мне, правда? Юлиан, скажи мне, что ты хочешь услышать, мальчик мой? - Вы плачете? - испуганно спросил Юлиан. Он спросил это с такой жалостью и заботой, что Йозеф и правда заплакал. Он сам не знал: устал он? переволновался? или вправду этот мальчик Юлиан заставил его так расчувствоваться? - Ну не плачьте, не надо, я же вас ничем не обидел, - стал успокаивать его Юлиан; конечно, от этих слов Йозеф ещё пуще разрыдался; он теперь готов был что угодно отдать, чтобы ещё лишнюю секунду слышать голос этого мальчика Юлиана. - Говори, говори, мальчик мой, я хочу тебя слышать! - просил его Йозеф. - Хорошо, я вам скажу кое-что. У меня есть ваши фотографии. И я их целую, - признался Юлик и покраснел от стыда и смущения. - Тебе нравятся мои фотографии? - Да, вы на них такой красивый и такой... сильный. - Сильный... - повторил Йозеф. - Ну, ну, продолжай, Юлиан! Знаешь, мой мальчик, мне никто ещё не говорил таких вещей, мне так важно это слышать в такое трудное время! Юлиан говорил ещё много чего, всё, всё, о чём он думал и чего хотел, но вдруг услышал скрип двери. - Ой, простите, сюда идёт моя тётя! До свидания, я вас очень-очень люблю, Йозеф! И мальчик быстро повесил трубку. Когда тётя вошла, он облизнул марку и приклеил себе на кончик носа. - Хватит баловаться, - улыбнулась тётя. - Иди лучше помоги почтальону! Юлиан ушёл; он дрожал от испуга и счастья. Только что будто закончилось самое чудесное мгновение в его жизни. *** Семёнов размешал сахар в чае. Он вздохнул: никогда не получается снять хороший диалог с первого дубля. Слава подошёл к нему, снял фуражку. Никого рядом не было, и он доверительным шёпотом спросил Юлиана: - Ладно, ну мне-то ты скажешь: было или нет? Ты ему звонил? - Звонил, - улыбнулся Юлиан. - Только у телефона-то его не было! Я поздоровался, а мне отвечают: "Герр министр уже ушёл. Позвоните завтра". - Ах во-от как... - разочарованно протянул Слава. - Я-то думал, вы там побеседовали. - Да нет. О чём беседовать-то? И Юлиан иронически прищурился.