Лэ о Любви

VI. Эмоция шестая. Помолвные камни. Финмор Вильварин. 509 г. ПЭ, Гондолин. В час, когда вечер втекал в кузницу сквозь вытянутые редкие окна, когда камни стали холодными и серыми, а ломкая тишина наполнила зал, мы молчали как никогда выразительно. - Он остался один. В песках пустыни, выгоревших на солнце. На дороге, где справа - сосны, а слева - колышущаяся кожа озера. В городе, где солнце так часто отражается от зеркальных окон, что все уже забыли, какое из них настоящее. Он спускался в пеструю воду южных рек, забирался в глубокие пещеры и до боли смотрел в темноту. Но глаза, в которых он видел себя и становился целым, смотрят на него с неба. А это слишком высоко, и даже он их уже не видит. Запах теплого травяного отвара заполнил собой все пространство, укутал мысли и чувства. Я чувствовал странную ностальгию - этот вечер никогда не мог повториться, и я уже скучал по происходящему. - Я темный шелк, дремучий лес, объятия - зола. Как ненадежен в марте лед! Зачем же ты пошла? Дробится под ногами путь, и к донным холодам Ты опускаешься в песок, вечерняя звезда. И там, в зеленой толще вод, где время не течет, Моя вечерняя звезда, ты оборвешь полет. Я ил, я полночь, я зима, темны мои глаза. Ты подо льдом, вокруг вода, и нет пути назад. Тем временем совсем стемнело. Я знал, что город наполнился сотнями разноцветных, трепыхающихся сердец светильников. Как россыпи самоцветов на синем бархате, они блестели тут и там, в прекрасном хаосе бьющейся жизни. Я думал о Туллиндо, своей легкокрылой ласточке. Она ждет меня в самый темный час ночи на площади у фонтана, где цветет слива, рассыпая снег тонких лепестков на его бортики. Глядя в темный рубиновый сумрак бокала, она увидит на дне мой помолвный подарок. - Возьми прозрачный лазоревый яхонт, Финмор. Самый сильный - звездчатый, внутри которого - скользящая по бездонной васильковой волне звезда с двенадцатью лучами. Отражение звезды от глади вод - сочетание благословения Ульмо и Варды. Он помогает завоевать любовь и убережет от вероломства и оговора, гнева и страха, черной зависти и светлых глаз смерти, устанавливает мир и покровительствует хранящим верность. Я слишком долго донимал князя Ломиона своими душевными переживаниями. Мы огранили за эти десять предпомолвных дней слишком много камней, и я не мог ни на что решиться. Я поднялся с длинной лавки, стоящей у окна, и подошел к вырубленной в камне узкой полке. - Почему не алмаз, изумруд, рубин? - Ты тяготеешь к прекрасному, как насекомое к самым душистым цветам, - усмехнулся князь, - Финмор Вильварин, бабочка в моей пещере. Я держал на раскрытой ладони тот самый камень, и видел, как сумерки наполнили его до краев. Я шел сквозь них, и в синей пустоте камня распускались призрачные цветы далеких событий. Через двери памяти я припадал к витражам незнакомого мне Тириона-на-Туне, и алмазный песок скрипел под моими ногами. Грядущие события превращались в острые игольчатые включения рутила, сливающиеся в двенадцатиконечную звезду. Я видел в ее свете дрожащую сладкую марь, воплощение самого Валинора, знак самой чистой и заветной мечты. А надо мной, в синей глубине камня, кружилась маленькая ласточка. Я сжал камень в руке, поклонился и поспешил к выходу. Князь Маэглин был прав, самый сильный камень - звездчатый сапфир, в его гранях заблудилась надежда. Туллиндо ждет меня. - Постой, Вильварин, - князь дома Крота привстал, - Отдай это от меня своей ласточке, она знает, кому передать. Он кинул мне маленький простой холщовый мешочек. За порогом его пещеры любопытство победило, и я ослабил завязки. Внутри лежала подвеска из черного опала со вспышками других цветов: синего, зеленого, золотого... Госпожа Идриль совсем не любит черного цвета, мой князь. Тебе не хватит подков и коней, чтобы угнаться за ее красотой.