Чертёж

..."Несчастной жертвой Ленский пал".

Время останавливается пустынно-золотым блеском стрелок, темнеет дублерами их вытянутых, причудливых силуэтов - резными тенями. Безмолвие фрагмента действительности в пределах темной комнаты можно назвать, наверное, подводным. Подводным безмолвием, тяжелым и глухим. И кажется странным, что после прохождения клювастой указательницы близ знака циферблата, тот не валится куда-то вниз, отклеившись будто, брякнув о своем падении по секрету всему застекольному миру механизма; потому что тишина эта растворяет. Но и растворяется. Цифры-индикаторы замершего бега часов - бесполезная вещь. Ах, время идет на цыпочках, а мир с центром в точке Е.О. значительно пошатнулся. Странный чертеж, вы не находите? Онегин сегодня задумчив. Есть повод. Вспоминает, отмечает детали, шелестя бездумно страницами книги. Написанного он не видит. Это будто бы боязнь получить упрек от иллюзорного собеседника. Словно он чем-то ужасно занят и не имеет времени поднять глаза и осмотреть комнату, в которой не так давно звучали не лишенные мелодичности, хоть и контрастно замыслу поэта забавные, наивные стихи. Мало времени прошло. Только сегодня утром прозвучали треском оглушительным, неестественным на фоне светлой тишины утра два выстрела, и теперь Евгений Онегин строит мысленно искусственную преграду. Стену или, если хотите, ров. Все, чтобы приглушить звон роковой своей ошибки. Как фальшивая нота в идеально сыгранном произведении, как помарка в середине письма, пресловутый роковой хлопок в безмолвности белоснежной холодной пустыни. Слушает. Не столько шелест страниц, сколько отзвуки недавних судьбоносных событий. Как он мог? Дважды ударить не по той белой клавише. А финал случайной дружбы там, где снег прошит темно-красным рябиновым многоточием, хладеющим на снегу. От кляксы рубинового цвета, которая неестественно смотрится на глади искрящегося снежного полотна, до следа санного. Финал нелепый, как "поблекший жизни цвет" в стихах Ленского. Странный, замысловатый чертеж у жизни. Шелест бумаги в руках замолкает, пламя свечи захлебывается воском и стирает причудливые тени с пола темнотой. Онегин мысленно прощается и жалеет, понимая яркость кадров и жгучесть осознания альтернатив, и, кажется, бессонница, но он проваливается в сон знакомым образом, как в рыхлый снег.