Maybe we're victims of fate
Однажды я просто не проснусь. Буду лежать на полу, а может даже в какой-нибудь подворотне с бесконечными дырками и порезами на запястьях. Я знаю, каково это – чувствовать себя мертвым. Нет, конечно, я живу, даже могу дарить кому-то бесконечные улыбки и смех, чтобы не докучать своей кислой миной, но никто не знает, что скрывается за разукрашенной оболочкой. Я часто гуляю в одиночестве, мне нравится рассматривать несущихся в разные стороны прохожих, а потом просто смотреть куда-то вдаль и пустоту, прожигая черноту в воздухе своими ледяными глазами. Внутри меня разрастается огромная дыра, вот уже много лет проедающая все внутренности. Сначала было невыносимо больно, крики и слезы по ночам стали единым целым с моей душой, но потом, со временем, я стал привыкать. Уже не так сильно корчился от страданий. Перманентная боль в груди стала неотъемлемой частью меня. Знаете, это когда каждый день ты собираешься начать все заново, раскрыть себя, но все рушится, как только ты встречаешься с реальностью, которая съедает тебя заживо, не принимая и отталкивая. Как ни странно, я все равно люблю и лелею свое одиночество. Это особое состояние души. Хочется лежать в безмолвии на твердой поверхности и мечтать. Да, я до сих пор живу в своем мире, мире иллюзий и фантазий, которым никогда не суждено сбыться. Я погружаюсь в музыку и отдаю всего себя каждой ноте – вот что дает мне шанс на жизнь. Музыка. Я зависим от музыки. Я могу часами растворяться в любимых песнях, а потом протяжно рыдать, срываясь на крик от щемящих царапин в груди. Ребра сдавливают грудную клетку, а сердце томительно вдыхает последнюю частичку кислорода. Что со мной? Мои руки дрожат и глаза вечно воспаленные. Я устал. Просто однажды ты понимаешь, как все надоело, как хочется чего-то нового, но ты не можешь этого отыскать. Ты теряешь частичку себя, боясь погрязнуть в этой темноте навсегда. Депрессия сковывает горло – становится трудно дышать. И тогда я обращаюсь за помощью к своей зависимости №2. Перетягиваю. Вонзаю. Нажимаю на поршень. Отпускаю. Зрачки расширяются. Чувство безмятежности теплом разливается по кровяным сосудам, достигая сердца. Боль отпускает. Учащается пульс. Теперь мне не так страшно. Я словно парю в воздухе. Включаю музыку и начинаю двигаться по импровизированной сцене, представляя себя певцом. Я хотя бы так могу почувствовать себя живым, вместо того, чтобы каждую ночь от безысходности сползать по стенке и закрывать лицо руками в безудержных рыданиях. Жалкое зрелище. Эта апатичная погода, эти грустные звуки, ветер, солнце и пепел как перед ядерным взрывом – все это усиливает мои мучения. Тянущее и тягучее чувство внутри. И так постоянно. Ничего не меняется. Все лишь усугубляется. Моя душа рвется наружу, а раны гниют, изводя меня. Порой кажется, что я задыхаюсь. Я практически перестал есть, не потому, что издеваюсь над собой, а потому, что в рот и крошка не лезет, аппетит потерян напрочь. Смотрю на свое отражение и вижу скелетообразное подобие человека. Ненавижу зеркала. Я разбил уже три штуки дома. Часто задумываюсь, для чего вообще все это, зачем я живу. Все так бессмысленно и однообразно. Одиночество спасает меня и загоняет в могилу одновременно. И я снова беру в руки его. Перетягиваю. Вонзаю. Нажимаю на поршень. Отпускаю. Мое сознание окутано дымовой никотиновой завесой. Кожа и жизненный огонек в глазах с каждым днем тускнеют все больше. Мне лишь хочется спать. *** - Брайан, я так рад, что ты жив, – Стеф садится рядом со мной и тянется к сухим губам за поцелуем. - Что…? – недоумеваю я, ощущая, как пронзительная боль разрывает тело на части. - Я нашел тебя вчера в спальне. Передозировка. Тебя еле откачали… – Стеф прижался ближе и зарылся губами в моих волосах. – Зачем, скажи? У тебя ведь была ремиссия… - Ремиссия, да, я стал сокращать дозу, – чувствую, как ломит все кости жгучим пламенем. - Тогда зачем ты сделал это? – оставляет мокрые следы слез на моих щеках. - Но депрессия ведь не отпускает меня. Ремиссии нет.Look me in the eyes, say that again. Take me to your chest, and let me in. Give me mouth-to-mouth, and make amends. Knock me off my feet like heroin. No need to disguise or to pretend.