Echo

      Боб думал, такое бывает только в фильмах. Мир вокруг тебя замедляется, краски меркнут, картинка сменяется на блеклый монохром, звуки и голоса затихают так резко, будто кто-то раздраженно крутанул колесико на стереосистеме, по волшебству исчезает саднящая боль в ребрах, больше не пульсируют разбитые губы, не чувствуется соленая пряная кровь на языке. Всё пропадает, гаснет, и на сцену, изящно вальсируя, выплывает беспамятство – благодушное и так необходимое Бобу.       И Бобби доверчиво закрывает глаза и впадает в него. Он отрубается прямо на холодном асфальте, разукрашенном тонким кровавым узором.

***

      Вообще, Раз Два никогда не считал себя героем. И в его планы на вечер уж точно не входило спасение чей-то задницы от каких-то хулиганов. Только пинта пива в ближайшем пабе и симпатичная птичка в довесок, если повезет. Но, очевидно, у него совершенно дерьмовая карма (и в будущем это не раз подтвердится), но жизнь внесла совершенно охренительные коррективы в его нехитрые планы. В виде какого-то мелкого пацана, которого с завидным энтузиазмом пинали три уродца. Раз Два честно собирался пройти, как это делали другие. Словно не на их глазах какие-то необремененные мозгом подростки ожесточенно вершили свой самосуд, а точнее просто тешили свое садистское самолюбие. Но Раз Два до этого не было дела. Каждый отвечал сам за себя. Это ведь простой закон улиц. И он не нанимался в долбаные супермены, чтобы спасать чьих-то детишек.       Но Раз Два по какой-то совершенно необъяснимой глупости оглянулся на безвольное тело, паренек в этот момент разлепил свои глаза… и ирландец, вздохнув и костеря отменным матом свою карму, развернулся и направился к подросткам. - Эй, вы, тошнотики малолетние, а ну пошли отсюда, - интонация что ни на есть подходящая. Так Раз Два разговаривает со всеми трущобными шавками, с которыми ему приходится иметь дело. Каждый чертов день.       Дебилов такое вмешательство, кажется, лишь забавляет. Один из них, самый высокий, с острым лицом и впалыми щеками, выступает вперед и, вперившись в мужчину стеклянным взглядом, с бравадой произносит: - Лучше не лезь, мужик. А то отгребешь.       Чертов наркоша. Медленно выдохнув, Раз Два утирается широко расставленной пятерней, и, мысленно посылая нахер позывы проснувшейся совести, пытается справиться с подступающим раздражением и не разъебать лицо этого молокососа к чертовой матери. - Так, слушай, бери свою шпану и вали отсюда. Ты меня понял? - Я ведь предупредил тебя, что ты отгребешь. Сейчас мы быстро из твоего лица сделаем отбивную.       Какое сильное сравнение. Видимо, это должно было прозвучать угрожающе. Раз Два хмыкает, когда замечает, как отвесив триумфальные прощальные пинки скулящему пацану на земле, идиоты направляются к нему. Был бы тут Мямля, изрядно бы развлек себя сложившимися обстоятельствами. С удовольствием поязвил бы над другом, у которого геройство в заднице зазудело. - Ну, ладно, ребят, я детей и инвалидов не бью вообще-то, но для вас исключение сделаю. - И что ты, блядь, сделаешь? – хмыкает один из этих моральных уродцев так, будто перед ними стоит не Раз Два, уже успевший наделать шума в криминальной среде, а какой-то сосунок сродни им. Хотя шум был специфический, ирландец скорее славился, как феноменальный неудачник. Сила, связи, и более-менее сносное лицо у него было, а вот мозгов, чтобы всё это использовать, очевидно, не хватало. По крайней мере, так говорил Мямля, пока не отгреб за это по полной программе. - Так, мудачки, я вас предупредил… *** - Эй, пацан, ты живой вообще? Я бы не советовал тебе тут помирать, вряд ли твой труп найдут скоро. Доползи уж до соседней улицы, там живет парочка пенсионеров, может, пожалеют тебя, если не перепутают с бомжом или наркоманом.       Хриплый голос, виртуозно коверкающий слова на ирландский манер, доносится словно издалека. Будто Боба держат под водой, или он внезапно слегка оглох. Его бьют по щекам, и он рискует приоткрыть глаза. Над ним нависает какой-то незнакомый мужик. Кажется, он успел заметить его перед тем, как вырубиться. И судя по его лицу, он чем-то жутко не доволен. - Ты собираешься вставать? Или так и будешь тут валяться, как девица на пляжу? - А Бронсон и его упыри ушли? – говорить неприятно, во рту металлический привкус, и саднят десны так, что Боб решает всё же проверить все ли зубы на месте. Проведя инспекцию своего тела на наличие значимых повреждений, он облегченно вздыхает. Парень, как уличный пёс, сколько бы ему не доставалось, он отделывался лишь царапинами да синяками. - Бронсон? Что за дебильное имя? - Это прозвище. Вообще этого придурка зовут Стэнли. Но по его словам у каждого криминального авторитета должно быть звучное прозвище. И он выбрал Бронсона. Ну, ты знаешь, тот усатый амбал, который всю свою жизнь за решеткой провёл. Это его кумир.       Мужчина смотрит на Боба так, словно он тоже дебил. Так долго и выразительно, что парню становится не по себе. - Это идиоту больше подошло бы прозвище Задохлик или Мелкое Мудило. Чего ты им сделал? Раз они обувь свою об тебя пачкали?       Боб опускает глаза и хмурится. Этому мужику не следует знать о его делах с наркотиками. В конце концов, он может оказаться кем угодно. Хотя он спас парня. Но как часто повторяла ему мамаша, в те времена, когда не была пьяна или обжималась с очередным юнцом, ненамного старше Бобби, нельзя быть таким доверчивым придурком. - Я просто спросил о степени интимности его отношений с членами банды, - Боб как можно обезоруживающе улыбается, получая на это довольную ухмылку от мужчины. Стоит признать, он ему внушает странное спокойствие. Словно они уже знакомы давно. - Значит, ты просто поплатился за свой чересчур длинный язык. Жаль, что я вмешался. – игнорируя протянутую руку Боба, мужчина оглядывает пустую улицу, поправляет кожаную куртку и, закурив, бросает прощальный взгляд на своего спасенного, - Ладно, бывай…       Бобу остается только смотреть, как неторопливо он пересекает дорогу, изредка выдыхая клубы густого сигаретного дыма. У него так трещат кости, что ему слишком поздно приходит в голову мысль, что она даже не поблагодарил и не узнал имени своего «благодетеля».