Часть 12
22 марта 2014 г., 08:25
Ивар не вернулся – вместо него примчался, нахлестывая лошадь, Ройко. Вид у него был такой, словно торопился он со срочным донесением. Впечатление портила только кобыла Ивара, привязанная к задней луке седла и недовольно вытягивавшая шею. Ройко осадил коня, привстал в стременах и крикнул:
- Оберст! Лошадь я привел, ужин готовится, баня топится, врач не нужен, как сказал господин Талер, но могу достать.
- Врач не нужен, - сказал я, поднимаясь. Рука болела, стылая, давнишняя боль выворачивала плечо, грызла кость изнутри, но врача предлагали не мне, а упавшему с небес Таубу. Да мне и не помог бы никто, такие вещи лечат не скальпелем и инъекциями, а магией.
- Не нужен, - повторил за мной Клаус. Он тоже встал на ноги и сейчас выглядел каким-то напряженным и растерянным. Я знал, в чем дело, и, пожалев его, не стал долго тянуть:
- Господин Тауб, вы можете остаться на эту ночь у меня в доме, я приглашаю. Завтра разберетесь со своим аэропланом, а сегодня я предлагаю вам горячий ужин и постель.
- Я с ним уже разобрался, - вздохнул Клаус, но глаза у него повеселели. – Так разобрался, что дальше некуда. Всыпят мне теперь, не расплачусь. Благодарю за приглашение, оберст-полковник, и с удовольствием им воспользуюсь.
Что-то прозвучало в его словах знакомое и одновременно неестественное, как будто Трауб говорил не своим голосом. Я не мог уловить более точно, в чем здесь была фальшь, но почему-то вспомнил городских проституток: малолеток, накрашенных и разодетых, как взрослые женщины, но при этом с прозрачными детскими глазами и бледными веснушками на щеках. Фальшь была двойной: хоть и выглядели они под слоем краски, почти как дети, знаниями в определенной сфере и циничностью превосходили многих опытных женщин.
Пока мы ехали по дороге к поместью, Трой бежал так, чтобы держаться между мной и Таубом. То ли тот ему понравился, то ли наоборот, Трой считал, что нужно не выпускать его из поля зрения. Сам Тауб утратил былую веселость и, опустив голову, смотрел на дорогу между конских ушей – наверное, думал о том, сколько стоит почтовый самолет. На ремне через плечо у него висела плоская кожаная сумка, офицерский планшет. У меня самого был точно такой же, только из темной кожи, исцарапанный и пробитый в одном месте осколком. Я разглядывал планшет Тауба и думал, в каких же сумках возят почту. По всему выходило, что ради такой планшетки, даже забитой письмами, заряжать аккумулятор и гонять аэроплан совершенно не оправдано, письма будут золотые.
- Клаус! – окликнул я. Тот медленно поднял голову, словно не сразу понял, к кому я обращаюсь.
- Да, оберст?
- В чем возят почту? Про военную почту я знаю. И сколько может перенести один аэроплан?
- В мешках, - Клаус накинул повод на локоть и обеими руками показал что-то округлое. – Вот такие мешки, зашитые и опечатанные сургучом, оберст. Если почта имеет высший приоритет, а воздухом такую часто возят, то печать не сургучная, а магическая. Сияет и жжется, а при нарушении печати сжигает к чертям содержимое. Или нарушителя – это уж смотря какое содержимое. А перенести – еще один мой вес с парашютом вместе, килограмм сто, или сто двадцать.
- А в планшетах что возят? Особо важные и ценные послания?
Он посмотрел на меня, потом словно через силу улыбнулся и ответил:
- Карту я там вожу, оберст. Чтоб видеть, где летишь. Ну и важные послания, конечно, тоже в планшете возят, только их кому попало не доверяют.
Я кивнул и дальше уже не расспрашивал.
«Змеева горка» показалась, как только мы поднялись на холм. Дорога, двойной светлой линией рассекала луг, покрытый пожухшей, но еще помнящей летнее солнце травой, вдали виднелся дом и мощеный двор. Предзакатное солнце как раз выглянуло из-за туч, освещая все вокруг, и весь этот вид сейчас казался словно нарисованным, похожим на открытку или картинку в журнале. Издалека видно только хорошее. Говорят, издалека и убивать легче, не видно смерти рядом, все становится, словно бы игрой. Возможно, так и есть, если передвигать фишки и флажки на карте. Или если стрелять с аэроплана, не видя ни раскроенных черепов, ни оторванных рук и ног. Артиллеристам, конечно, больше повезло, чем пехоте, хотя я слово «повезло» здесь вообще считаю не слишком уместным. Да, я не видел, обычно, куда попадают запущенные моим расчетом снаряды – точнее, что они делают с теми, рядом с кем разорвались. Но я слишком хорошо знал, чем кончается такой выстрел с той стороны в нашу. У меня уже пару часов сильно болела собранная когда-то по кусочкам и зажившая рука, так что и воспоминания рождались соответствующие.
У самых ворот я не удержался, пустил Серую в галоп – вроде как я хозяин дома, должен убедиться, что там все в порядке, прежде, чем на двор въедут гости. Пусть этот гость и не совсем настоящий, а случайно свалившийся на голову разгильдяй-почтовик. Подковы вышибли искры из камня, которым был вымощен двор, Серая недовольно затанцевала, я с трудом удерживал ее левой рукой.
- Милена! – крикнул я, одновременно оглядываясь в поисках Ивара. – Мы вернулись, у нас гость. А господин Талер где?
- Я здесь, - негромко отозвался Ивар. Он стоял в стороне, у коновязи, словно так и не входил в дом, хотя приехал намного раньше нас. Веснушки темными брызгами выступили на светлой коже и казались сейчас очень заметными. Я заулыбался, все-таки это было совершенно невыносимо и долго – остаться без него, и хотел ему об этом сказать, но Ивар на мою улыбку не ответил, он напряженно смотрел на ворота.
- Этот что, тоже сюда приехал?
- Кто, Тауб? – я обернулся. Клаус как раз неловко, на животе, сползал с лошади, ухватившись рукой за гриву. – Да, я его пригласил. Не бросать же было на дороге.
- А хоть бы и бросил, - сказал Ивар. – Это ничего бы не изменило, он бы все равно... Я так и знал.
Он повернулся и, не глядя на меня больше, пошел к крыльцу. Я растеряно смотрел ему вслед, ожидая, что Ивар сейчас обернется и скажет что-нибудь еще, или засмеется, глядя, как я попался на его загадочный вид и слова, или скажет, что он не… Хлопнула, закрываясь, дверь.
Я, неловко наклонившись и стараясь ничего не опрокинуть с той стороны, где было «слепое пятно», налил вина в бокалы Тауба и Талера, а потом и себе. Светло-золотистый яблочный сидр Милена подала в кувшине, поставив на середину стола и предоставив нам самим с ним разбираться. Наверное, тоже почувствовала, как звенит и плавится от напряжения воздух в этой комнате, и понимала она не больше меня в том, что сейчас безмолвно происходит, так что посчитала за лучшее просто не показываться в столовой. Я такого себе позволить не мог. Тишина тяготила меня: Ивар молчал весь вечер, я пытался предлагать темы для разговора, Тауб поддерживал их, но как-то невпопад, словно все его мысли были о другом. Наконец, мне это тоже надоело и я решил пожертвовать тактичностью.
- Что могут сделать почтовому пилоту за разбитый самолет? – я решил, что это-то его сейчас интересует. Клаус вздрогнул, и перевел взгляд с Ивара, на которого он совершенно неуместно таращился уже несколько минут, на меня,
- Смотря как разбит, - пожал он плечами. – Скорее всего, оштрафуют на стоимость ремонта.
Что ж. для человека, которому грозит на несколько лет попасть в долговую кабалу, он держался на удивление спокойно.
- А твой аэроплан подлежит ремонту?
- Нет, скорее всего, нет. Но двигатель можно снять, светляк демонтировать, некоторые приборы, которые целы. Вы бы, оберст, выделили бы мне пару солдат на денек, мы бы его живо разобрали, - вкрадчиво начал Клаус. – У вас же здесь…
- У меня здесь только денщик, – ответил я, пожимая плечами. – Так что, при всем желании – не могу.
Желания у меня такого и не было, но это Клаусу знать было не обязательно. Он прищурился:
- Да? А знаменитые «Черные знамена» остались без командира?
- Он слепой на один глаз и только из госпиталя выписался, – вдруг резко сказал Ивар. – Какой он, к черту, сейчас командир? Извините, Манфред, но ведь это так и есть.
Я молча посмотрел на него, пытаясь понять, что случилось за то время, пока я его не видел. Ивар был сам не свой, и тревога, ощущение чего-то неспокойного, неумолимого стоящего рядом, перекрывала обиду.
- Да, я не подумал, - Клаус чуть разочаровано пожал плечами. – Но возвращаться-то вы собираетесь, или все, в отставку отправлены?
- Не дождетесь, - сказал я, пытаясь обратить все в шутку и даже улыбнулся. Ивар на меня больше не смотрел.
- Это правильно, - Клаус поднялся, перегнулся через стол. – Разрешите, я еще налью? Выпьем за нашу армию, надежду и опору государства.
- Последнюю опору, - вдруг добавил Талер и встал. – За такое я сидя пить не буду, тем более в присутствии господина оберст-полковника.
Я поморщился, но потом решил, что не дам испортить себе настроение, которое и без того не слишком радужное. И втянуть в спор и ссору при постороннем тоже не дам, чтобы там Ивар себе не придумал. Я спрошу его потом… я умею ждать. А здесь и сейчас ничего плохого произойти не может, кем бы ни был этот Клаус Тауб. Пока я здесь – не может.
Мы со звоном сдвинули бокалы, сидр плеснул через край, на пальцы.
- За армию!
- Тогда уж и за почтовую службу нужно выпить, - миролюбиво сказал я, после того, как мы сели. – Чтобы все новости, плохие они или хорошие, доставлялись нам вовремя. И письма от близких, конечно, тоже.
- Письма и новости, - это сколько угодно, - кивнул Клаус.
- Интересно, - протянул Талер. – А мне кто-нибудь стал бы писать, если бы я уехал сейчас далеко-далеко. Вот вышлют меня завтра приказом еще дальше вашей «Змеевой горки» и что?
- Я стал бы, - ответил я быстро.
- Вас убьет снарядом через месяц, это ненадежно, - отмахнулся Ивар. – Или оторвет руки-ноги. Не станете же вы надиктовывать любовные письма своему ординарцу? Нет… не получится. Прилетит вот ко мне в заточение такой вот Клаус Тауб на белом аэроплане. И без писем. Какое будет огорчение. Или все-таки с письмами, а?
На этот раз обескуражен был и Тауб, он посмотрел на меня, словно искал объяснений, но я понимал в проиходящем не больше его, разве что в руках себя держал достаточно хорошо. Единственное что приходило сейчас мне в голову, это то, что Ивар либо обиделся на меня за что-то, либо по какой-то причине изображает перед почтовым курьером, как несладко ему живется в ссылке. Или может, он просто стыдится того, что между нами произошло и не хочет, чтобы хоть кто-то об этом знал? Я пытался поймать его взгляд, но Ивар умело избегал смотреть мне в глаза.