Fleur sous la neige

– Не трогай меня! – в очередной раз рычит Минсок, но у Криса большие и сильные руки, против которых сопротивление бесполезно, парень сдается практически сразу, поневоле прижимаясь щекой к мягкой ткани майки на груди лидера, и чувствует легкую вибрацию от его голоса. – Прекрати вести себя так несерьезно. Сюмин выдыхает обиду, освобождая от нее свой разум, потому что с Крисом иначе не получается, он даже не помнит, как вообще его угораздило влюбиться в такого человека, как Ифань, сдержанного и порой до боли бесчувственного. Раньше в отношениях Минсок ценил внимание и ласку, а с Крисом они почти и не разговаривали, короткие ничего не значащие фразы, редкие вопросы о самочувствии, когда Минсок выглядел чуть более уставшим, чем обычно, казалось бы, это было все на что способен китаец, и порой этого было слишком мало. Нет, Крис не был груб с ним, но и излишней мягкости особо не проявлял, на его лице почти никогда не проявлялись эмоции, даже признаваясь в своих чувствах, его губы не дрогнули в улыбке, и пронизывающий взгляд нисколько не потеплел, только у Минсока в груди сердце забилось чаще, потому что слова, сказанные спокойным голосом, были действительно искренними. Он до сих пор не понимает, как Крису удалось донести их до него, добраться до самого сердца с таким холодным взглядом. Прикосновения китайца слишком быстро стали родными, теплые ладони днем, становились предсказуемо горячими ночью, и Сюмин не сомневался в их чувствах друг к другу, только иногда позволял себе надеяться, что в будущем Крис все-таки оттает. Порой он ловит себя на мысли, что ему не хватает всех этих «деток, лапок, солнышек» и поцелуев в нос каждое утро, которые наверняка есть у Лухана с Сехуном, чьи отношения сочатся улыбками. Это позволяет грусти просачиваться за грудную клетку Мина, безжалостно забирая краски из его будней, и только когда Ифань осыпает его перьями на сцене, ему кажется, что это лучшее проявление нежности, на которое способен лидер, и тоска покидает его ненадолго. Изменения были, разве что когда за ними захлопывалась дверь спальни или другого помещения, где Крис оставался с ним наедине, только тогда глаза китайца горели непонятной дикостью и обожанием, но даже поцелуи Ифаня были какими-то иными, необъяснимыми. У Минсока до сих пор не хватает воображения, чтобы описать свои ощущения, которые он испытывает, когда Крис целует его, прикасается к его коже, но он никогда бы не сказал, что ему что-то не нравится. Ему кажется, что в моменты их близости воздух вокруг нагревается на пару десятков градусов и плавит мутное сознание. Сюмин любит Ифаня, хотя сам не понимает, как это у него получается. Его губы непроизвольно растягиваются, когда Лухан закатывает глаза и спрашивает, как можно его терпеть, без единой улыбки. И только Сехун с интересом наблюдает и шепчет о настоящей любви, краснея, когда рука Лухана обвивается вокруг тонкой талии. Терпение Минсока лопается, когда Крис без предупреждения уезжает с приятелями чтобы подняться на монгольфьере. Все становится хуже, когда Лухан говорит, что отказался, потому что тросы были слишком старые и, видя, как расширяются глаза друга, добавляет, что Ифань опытный в этом деле, и беспокоиться не о чем, ведь ничего страшного точно не случится, но сам при этом понимает, что уже никакие слова не помогут Сюмину успокоиться. Лухан с ужасом понимает, что назревает катастрофа, когда щеки Минсока окрашиваются нездоровым румянцем. Самое тяжелое, что происходит с ним в моменты сильного нервного напряжения, безусловно, головная боль, которую со страхом вспоминают все мемберы, потому что такая боль поистине адская, разрывает его на части. Минсок валится ватным телом на рядом стоящего, его щеки пылают ярче, зрачки сужаются и на лбу проступают вены. Сехун умоляет хена успокоиться, ведь боль распинает его голову только из-за того, что тот слишком волнуется, но слова макнэ не действуют, и Мина кладут в прохладную капсулу, вводя в напряженное тело ударную дозу обезболивающего и успокоительного. Минсок приходит в себя только через несколько часов, почти перед самым возвращением лидера, и Лухан первым делом сообщает, что с тем все в порядке, и он уже едет в общагу, но ответа так и не удостаивается и даже отшатывается от безразличного взгляда друга. Минсок говорит, что он устал и ничего не хочет знать, и как только на пороге показывается Крис, Сехун накидывается на него с обвинениями, будучи совершенно не в себе, он не может справиться с эмоциями, ведь он впервые видел, как мучается от боли хен, и виной всему был Ифань. Китаец выслушивает его с невозмутимым лицом, а потом отодвигает взбешенного, тяжело дышащего парня в сторону. Он сталкивается с угрюмым Луханом проходя по коридору до комнаты Мина, и не говоря ни слова хватается за дверную ручку. Он входит без стука, как обычно, почти сразу обнимая обернувшегося парня, интересуется о головной боли тихим спокойным голосом. – Ты нервничал? Сехун сказал… – он не успевает договорить, удивленно распахивая глаза, когда Минсок отталкивает его от себя, и тот думает, что это один из тех редких моментов, когда на лице китайца появляются хоть какие-то эмоции. – Ты мог бы предупредить, – говорит он безжизненным голосом. – Это глупо, не находишь? – Крис склоняет голову на бок, глядя в глаза Сюмина, и снова тянет его к себе. – Прекрати так реагировать на пустяки. – Я устал! – Минсок вскрикивает неожиданно даже для себя самого, снова отталкивая Ифаня, и на кухне от его крика вздрагивает Сехун, сжимая ладонь Лухана. – Я устал от твоего безразличия и черствости. Как должен реагировать человек, когда его любимый совершает такие безумные поступки и даже не предупреждает об этом? Он отходит к окну, обхватывая себя руками, стараясь принять свое собственное решение, отказаться от прикосновений Криса, ради собственного блага, просто прекратить все это, ведь он не железный, а значит, уже просто сломался, и теперь пришло время лечить все переломы. – Это конец, Ифань, я больше не хочу ничего с тобой делить, кроме музыки, – Минсок тяжело вздыхает, на секунду закрывая глаза, и трет ладонью грудь, там, где находится сердце, стремящееся разбиться о ребра. Он заставляет себя смириться с реальностью и найти силы посмотреть Крису в глаза со всей своей болью, но когда поворачивается, то почти утыкается в лидерскую грудь. Ифань обнимает его чересчур крепко, как никогда раньше, и Минсок на мгновение теряется в теплом родном запахе кожи и прохладного парфюма, но опомнившись, пытается оттолкнуть парня, уже не время сбавлять сопротивление, но оно, почему-то вновь ломается, когда над головой раздается голос с легкой хрипотцой. – Я не отпущу тебя, Минсок, – слова, которые кажутся каким-то приговором, звучат с непривычным слуху отчаянием, и Минсок от удивления даже перестает сопротивляться крепким объятиям, Крис реагирует на это, скользя широкими ладонями по острым плечам. – Прости меня, прости, слышишь. Мин растерянно моргает отстраняясь, чтобы взглянуть на лицо лидера, ведь тот никогда… никогда-никогда не извинялся, и никогда прежде его голос не звучал так… так нерешительно. Крис целует его, коротко сминая мягкие податливые губы, и отстраняется, глядя на все еще ошеломленное лицо, обхватывает его ладонями и шепчет: – Я люблю тебя, Минсок, – длинные пальцы очерчивают нежные линии красивого лица и все становится не слишком важным, когда хриплый голос обещает измениться, он ему верит, ведь Ифань никогда его не обманывал и наверняка заслуживает этот шанс. Минсоку нужно немного тепла и Крис готов стать его солнцем.