***
…Ей восемь лет. И ей немного скучно: папа целыми днями пропадает на работе – ловит всяких нехороших людей, а мама уехала к родственникам в Сан-Диего. Но она скоро вернется, а к Рождеству у Бекки будет братик… А папа сегодня дома, и они скоро пойдут гулять в Центральный парк. Вот только новости посмотрят… …– Только что поступило сообщение: пассажирский самолет, выполнявший рейс Сан-Диего-Нью-Йорк, потерпел крушение под Питтсбургом. Родственников погибших просят связаться… – Нет! Папа, не слушай ее, она врет! – схватив отцовский пистолет, Ребекка со всей силы запустила им в экран. Грохот и звон разбитого стекла. Девочка отчаянно вцепляется в отца, не замечая ни своих слез, ни его – ведь так хочется верить, что ее мать не попала на этот рейс… Но она достаточно взрослая, чтобы понимать – чудес не бывает.***
…Ей двенадцать, и она в первый раз убежала из дома. Отец и раньше бывал не прочь выпить, но никогда не напивался до такого… Похоже, смерть матери сломала его, но, проклятье, это же не повод лупить собственную дочь! Шмыгнув разбитым носом, Бекки с ногами забралась на скамейку, уткнувшись лбом в колени. Ничего, скоро папа придет в себя, и все будет по-прежнему… – Что с тобой, деточка? – добродушно интересуется усевшаяся рядом пожилая женщина. – Упала, – сердито отвечает Бекки, коротко взглянув на непрошеную соседку. – И не стыдно тебе? Небось, с мальчишками бегала, как сумасшедшая, или вовсе подралась. А девочкам так себя вести нельзя, девочка должна… – Не трогайте меня, ладно? Я хочу побыть в тишине. – Что это ты о себе вообразила? – возмущается старушка,– Порядочные девочки так себя не ведут. Ты должна слушать, что… – Да ничего я тебе не должна, кошелка старая! – Бекки соскакивает на землю. – Нашлась тут училка! Своих детей воспитывай, а от меня отвяжись, дура! Она убегает – неважно, куда, лишь бы прочь от этой несносной старухи, прочь от страха и боли. Она бродит по улицам до утра, когда голод заставляет ее выдернуть из кармана зазевавшегося пьяницы бумажник – почти пустой, но этого хватает на пару хот-догов. И это оказывается очень просто…***
…Ей едва исполнилась тринадцать, но она уже знает две трети шпаны с Манхэттена в лицо и по кличкам и даже знакома кое с кем из боссов. Она – девочка на побегушках, изредка пробавляется воровством или таскает у мертвецки пьяного отца служебные бумаги. Правда, она редко бывает дома – когда отец трезв, он почти не замечает ее, когда пьян – беспощадно избивает, хотя всякий раз вытаскивает ее, когда она оказывается за решеткой. А это бывает все чаще – копам вечно нужен козел отпущения, чтобы продемонстрировать начальству, что они работают. А поскольку Бекки уже на плохом счету – она просто идеальна для этого, даже если и не сделала ничего. Она редко бывает дома и ничуть не чаще – в школе, но все это ее уже не заботит. Она начинает привыкать к такой жизни…***
…Ей пятнадцать лет, и она выглядит почти взрослой. Она научилась стрелять без промаха – отец частенько забывает про свой личный «Браунинг», и она этим пользуется. Правда, она еще реже бывает дома – но от побоев это не слишком помогает. Не отец, так копы, не копы, так уличная шпана, похотливо разглядывающая девчонку. Большинство, конечно, не рискует связываться с малолеткой, но кое-кого пришлось успокоить. Радикально – мысли о женщинах их оставили надолго… …Звон ключей. «Выходи, мелочь, и скажи спасибо своему папаше». Бекки молча выходит из камеры, молча идет по коридору, выходит на улицу… …– Мелкая дрянь! – отец успевает напиться за считанные минуты. – Мне осточертело тебя вытаскивать из-за решетки, в следующий раз там и останешься! Все как всегда. Крики, зуботычины, пара ударов по ребрам ногой, когда она упала… – Сучка, никакой благодарности! – пьяное животное, совсем недавно – целую жизнь назад – бывшее ее отцом, стягивает с нее джинсы. …Он почти изнасиловал ее. Почти – только потому, что забыл, что он собирался сделать, да и вряд ли бы смог. Выругался, добавил пару оплеух и рухнул на диван, мгновенно заснув. …Она не выдержала. Все чувства просто исчезли – как исчезает свет, уходя за пределы человеческого зрения… Подняться. Взять «браунинг». Взять подушку. Бросить ее на грудь спящему и выстрелить в сердце. Собрать деньги, патроны, спрятать оружие под одеждой. Разгромить квартиру. И – прочь. Из дома. Из Нью-Йорка. Из страны…***
…Ей шестнадцать. Или уже семнадцать? Она не обращает внимания на такие пустяки. Гораздо важнее другое – просто выжить. Выжить по ту сторону закона, где ничуть не безопаснее, чем в кратере вулкана… …«Браунинг» решает спор не только в Кейптауне – в Лос-Анджелесе он ничуть не хуже. Она давно бросила считать убитых – знает только, что ее карьеры в Нью-Йорке и здесь хватит минимум на пожизненное, и потому собирается вообще убраться из Штатов. Прав был Умник, когда говорил, что она – кочевник, свирепый гунн… А ведь она тогда чуть было не застрелила его. Только все это уже ничего не значит – ни Умник, ни дьявольский Лос-Анджелес, ни даже Америка. Остались только потрепанный сухогруз – здесь и сейчас, и неведомый Роанапур – впереди. Как там говорил Умник – срывай день? Вот именно так она и живет, причем уже давно. Вчера уже нет, завтра может и не настать – остается только «сейчас» и «здесь»… Бросив последний взгляд на исчезающий за горизонтом город, Реви ушла к себе в каюту. Еще одно мгновение стало прошлым…***
…– Детка, ты – огонь! – Парень лениво потягивается. – Я тебя еще увижу? Реви безразлично пожимает плечами. Какая ей разница?.. Случайные заработки, случайные связи – она не задерживается нигде. Срывай день… Она и срывает. Вот и сейчас она забыла случайного любовника раньше, чем вышла из комнаты. У нее есть дела, а прошлое – прошло… …– Так ты и есть Двурукая? – чернокожий атлет внимательно изучает ее из-под темных очков. – А ты – Датч? – Да. Я слышал, ты неплохо стреляешь? – Тебе соврали. Я стреляю идеально. – Ладно, посмотрим… И, если твоя стрельба меня устроит, получишь постоянную работу. Согласна? – Согласна. – Тогда – прошу на борт…***
…Этот парень просто бесит ее. Какая жалость, что она не пристрелила его еще на «Меланезии», или на катере, когда ее скрутил Датч, или… Да когда угодно! Хотя, с другой стороны, перепить Двурукую – проблема, а ему это почти удалось… Да и потом он отличился, ничего не скажешь – неохота признавать, но без него они сейчас кормили бы рыбу у Палавана. И, что еще круче, этот парень чем-то приглянулся Балалайке, а это… Ха, это довольно редкая вещь. А еще – и вот в это Реви и сама бы не поверила – на какое-то мгновение ей попросту стало жалко этого «белого воротничка», моментально превратившегося в столь же белую ворону в чужом для него мире… – Кажется, я знаю кое-кого, кому пригодился бы матрос. Они перевозят грузы… – И иногда нарушают закон. Знаю… …Если бы сейчас кто-нибудь спросил Двурукую, зачем она позвала в команду этого японца, ответ был бы прост: «Да хрен его знает… Может, пригодится…» Но гораздо вероятнее, что вместо этого она просто прострелила бы любопытному колено…***
…Она зла, как сто чертей, и никак не может понять, за каким, собственно, чертом Датч припахал ее к долбаной развозке, да еще и на пару с этим идиотом? Хотя… Идиот-то идиот, но в церкви таки разрулил дело именно он. Вот еще бы он перестал демонстративно жрать и нести эту чушь… «Чушь» изрядно бесила. Особенно – потому, что Реви не могла не признать, что кое в чем парень прав. Может быть… Но вот наезжать на нее это ему права точно не дает! …Черт! А парень-то не промах… Выбить у нее пистолет мало кому удавалось, и этот ублюдок в хорошей компании… – Не смей меня называть так! У меня есть имя – Рок! – Я тебя действительно убью! …Это был первый раз за всю ее жизнь, когда она не смогла выстрелить. Все, на что ее хватило – заехать по морде и наорать. А потом приперся Ватсап – и все веселье пришлось прекратить… …– Рок, дай прикурить, – забавно, а ведь у них получился почти поцелуй. Затянувшись, Ребекка неожиданно подумала: и хорошо, что Рок выбил у нее пистолет. Даже у нее должны быть какие-то пределы, иначе она станет такой же, как ее отец…***
…Она много психопатов встречала на своем веку, но такую… такого… Такое!.. Такое она видит в первый, и хорошо бы, чтобы и в последний раз. Мало того, что эти близнецы из преисподней поставили на уши весь город, мало того, что перебили кучу народу – в конце концов, это здесь дело обычное – они настроили против себя Балалайку. И теперь, благодаря этой мелкой суке, чем бы оно ни было на самом деле, Балалайка недовольна еще и «Лагуной»… Запустив окурок в угол, Реви принялась за новую сигарету. Черт возьми, да что там творится? Вот почему она не позволила пристрелить Эду, не послала куда подальше мелкую дрянь, а еще того лучше – не вышибла ей мозги и не вручила Балалайке?.. Сейчас сидела бы тихо-мирно в баре или у себя и не дергалась бы из-за того, что Рок торчит в кубрике с психом… …Вот черт, да что это с ним?! Да он даже на «Меланезии» лучше выглядел… Ворвавшись в кубрик, Двурукая со все силы заехала малявке в лицо. – …Еще раз полезешь к нему – убью, – вот интересно, с чего это она такое сказала? Что с ней такое, что любая мысль о том, что с японцем что-то случится, бесит ее даже больше, чем он сам?..***
…Она ожидала проблем с самого начала, после той перестрелки было бы глупо их не ждать – но это переходит все границы! Это было весело – до того самого момента, как чертов идиот Рок оказался в плену у террористов. А после этого… Хорошо, что бумаги она забрала себе. Но, тем не менее, Рока надо вытаскивать, и совершенно не важно, что никакой разумной причины для этого нет – когда и что Двурукая делала по разумным причинам?.. …И, во всяком случае, налет удался, несмотря на обкуренного придурка-водителя и косноязычную идиотку Типа того. Постреляли, повеселились, спасли Рока, устроили гонки с препятствиями… И, самое главное, вовремя оказались на месте с товаром. Что еще нужно?.. …– Я больше не собираюсь спасать твою задницу, ты, придурок! Все затраты на твое спасение вычтем из твоей доли, а в следующий раз, если влипнешь – молись! …Ага, как же… не собирается она его спасать… Уж себе-то могла бы и не врать, Двурукая… …– Чтоб тебя!***
…Она в ярости. В дикой, застилающей глаза, черной ярости, которую из последних сил удерживает под контролем. Потому, что на ее глазах избивают Рока. И потому, что она не может, не имеет права вмешаться. Потому что, стоит ей это сделать – и белобрысый недоносок, исколотый пирсингом, как последняя проститутка, схватится за оружие. Да, это будет последнее, что животное успеет сделать – но тогда начнется большая резня. Начнется раньше времени, а это будет катастрофой… … – Рок, ты в порядке? Прости, что я не помогла тебе. Этот ублюдок… – Все нормально, я знаю. Его целью была ты, а не я… … – У тебя нервы, что стальные канаты, Рок. Ты сразу все правильно понял. Если бы я сейчас достала пистолет… …Она видит, что Року больно – парня били со знанием дела. И она видит, как он старается не показать, насколько сильна эта боль, и кого-то другого он, несомненно, обманул бы. Но не ее, и она старается утешить – как умеет. – Ты не волнуйся, Рок. Я его обязательно убью – во что бы то ни стало… …И ведь сработало, надо же…***
…Она… Нет, это не ярость. Это страх… Да, сейчас она может признаться хотя бы себе – она боится. За Рока. За этого чертова идиота, который вздумал сцепиться с Балалайкой, да еще и на ее поле… И вот теперь она целится из двух стволов в Балалайку и Бориса, а безумная русская приставила ствол ко лбу Рока и готова нажать на спуск. …– Давай успокоимся, сестрица… Ты же не хочешь, чтобы здесь случилась такая же бойня, как в день святого Валентина?.. … – Сестрица, если ты закончила, то отпусти его. У меня пальцы устают… – это правда, но еще больше она устала бояться за жизнь Рока, которому вздумалось позубоскалить под дулом пистолета. И – вот уж чудо – это и спасло им обоим жизнь… … – Рок! – это самая настоящая истерика, но ей плевать, – у тебя дерьмо вместо мозгов!.. … – Нет, я не злюсь! Я вне себя от ярости! Если бы это был не ты, в твоей башке уже красовалась бы пара новых дырок! – У меня к тебе просьба, Реви, – ну вот как на него злиться? – съездишь со мной в мой район еще раз? …Ну вот как на него злиться?..***
…Она предлагает ему уйти – для его же блага. И получает ответ… – Реви… Забыла? Я уже мертв… … – Я здесь не для того, чтобы вернуться. Я здесь для того, чтобы забыть… …Она молчит. Она понимает Рока, даже слишком хорошо. Лучше, чем он сам. К сожалению… Ему не хватало решимости? Да нет, он давно все решил, вот только не знает, как сказать. Она, впрочем, тоже. И потому молчит. Ведь единственное, что она могла бы сейчас сказать – спросить: «Рок, ты что, в любви мне признаешься?» Но она не спросит, а он не ответит – да и зачем? Все и так ясно…***
…Она свихнулась, это точно. И она, и чертов самурай, ухитрившийся сломать ее пистолет – они оба свихнулись. Только так она могла объяснить хотя бы себе, почему она сейчас валяется на мостовой с мечом в голени… …– Не болтай. Сейчас вытащу эту штуку. Будет больно, так что готовься. …Больно – это еще слабо сказано. Она отчаянно стонет сквозь стиснутые зубы. – Подними ногу, я остановлю кровь. …Она повисает на нем, а он, почти обняв ее, все еще пытается вбить в голову этой девчонки Васиминэ хоть немного соображения. Безуспешно… …– Рок, отвернись! …Он не отвернулся. Он честно смотрел до самого конца. А потом, когда на первом же шаге Ребекка зашипела от боли, молча подхватил ее на руки и понес…***
…Она все еще удивляется – как можно быть таким наивным? Казалось бы, этот японец должен был избавиться от своего идеализма, но нет… И, возможно, это к лучшему. …– У тебя есть дурная привычка лезть в самое пекло, не думая о последствиях, особенно, если ты загораешься какой-то идеей… Но что, по-твоему, я чувствую, следуя за тобой? …Да, действительно, что она чувствует? И что чувствует он? … – Ты – серебряная пуля. Дорогая неукротимая пуля, способная убить любого монстра. Но воспользуйся ей неумело – и сам станешь добычей монстра… …Она стоит перед ним почти обнаженной, но обоим нет до этого никакого дела. Она говорит «у нас», а не «у меня». Ее ответ очевиден для них обоих. Они выстрелят – и будь что будет…***
…Она открывает глаза. За окном – гроза, и ослепительные вспышки молний выхватывают из темноты причудливо искаженные дождем силуэты домов, деревьев, машин и людей… И ее мыслей. Смутные, короткие и ослепительные, словно вспышка молнии, воспоминания. Мгновения ее пути… – Реви? – ну вот, разбудила Рока… – Все в порядке, – она поворачивается к нему, – наверное, гром разбудил… Спи, Рок. – Только после вас, – при вспышке молнии она отчетливо видит, как он улыбается. – Спи, Реви. И забудь, что там тебе приснилось – все это ерунда. Мы дома… …Дома… Интересно, как давно она последний раз могла сказать это? Лет десять назад, уж никак не меньше… – Рок… – она снова поворачивается, устраивая голову на его плече. – Ну чего?.. – Спасибо, что заставил вспомнить: есть на свете такая штука – дом… – закрыв глаза, она прислушивается к его дыханию, пока не засыпает. И на этот раз ей не снится ничего.