Слишком тихо.

      Сейчас на Намимори безмолвной шапкой опустилась зима. В первую неделю декабря дождливая Япония было окутана зимним шарфом, так непривычно морозившим бледные пальцы. Савада приехал в Японию лишь для того, чтобы навестить одно-единственное место.       Под легкими шагами мужчины хрустел выпавший ночью снег, порывистый ветер переплетал его медовые пряди волос с поднятыми и сорванными снежинками, а сам молодой Вонгола, кутался в нелепо связанный коричневый шарф. Последний подарок от нее. В руках букет белых лилий и плитка ее любимого шоколада. Быть может, молодой Вонгола спятил, ополоумел, сошел с ума, но уже который год подряд он уезжает из солнечной Италии во одно и тоже время сюда, в Намимори, где была погребена его хранительница. Уже давно забытая иллюзионистка, которая со слезами на глазах встречала первый в своей жизни снег, оставалась в памяти этого юноши, тесня своими холодными прикосновениями и забитым взглядом улыбчивую Киоко.       Подойдя к надгробию, мужчина положил цветы и шоколад рядом и встал на колени, сложив ладони вместе. Чтобы Хибари не говорил, сколько бы и сам не прятал своих походов к могиле этой девушки, Савада понимал, что и в том холодном сердце Докуро что-то задела. Что-то, что невозможно было задеть никому другому.       — Хром, как ты тут без нас? Надеюсь, не скучаешь? Я тут принес твои любимые лилии и твой любимый шоколад, — Савада примолк, стирая тонкую корочку льда с имени на надгробии, — обещаю, скоро мы все придем к тебе. И Гокудера-сан и Ямамото, Ламбо и даже девочки. Мы совсем скоро приедем в Японию, кажется, Реборн говорил, что поездка должна быть этой весной-летом. Знаешь, Мукуро-сан… Он все такой же злой как и раньше! Не поверишь, но он стал так сильно цепляться с Хибари-саном, что иногда даже уговоры Реборна их не останавливают, — мужчина грустно усмехается, ладонью проводя по замерзшим волосам. — Хром, мне тебя не хватает…       Голос мужчины звучит тихо в этой тугой, не пробиваемой, тишине кладбища и лишь природа ему что-то говорит. Молодой Вонгола наивно считает, что иллюзионистка с ним так разговаривает, глуповато улыбается, будто бы слушая ее рассказ про «ту» ее жизнь. В голове эхом раздаются воспоминания, которые остались только у них двоих. Тот странный поход в кино на ночной сеанс, потому что Хром не спалось у Бьянки; те семь минут в темной ванной, когда они всей дружной компанией играли в «семь минут в раю»; та самая цепочка, которая висела на шее Докуро в день ее похорон; тот самый шарф, который сейчас греет шатена.       — Знаешь, Мукуро-сан меня до сих пор пытается убить, только теперь уже за то, что не сохранил твою жизнь. Он ведь еще раз хотел тобой воспользоваться… Не знаю, почему я тебе говорю это, но, черт побери, это действительно так! Он сказал, что ты была прекрасным медиумом и тобой было можно воспользоваться еще раз, но я не сберег тебя! — мужчина впивается ногтями тыльную сторону своей ладони, — Хром, прошу, прости меня… Это… Это ведь я виноват в том, что ты погибла. Хром, я знаю, что ты давно бы меня огрела стопкой документов или, что еще хуже, посмотрела на меня своим печальным взглядом, но прошу тебя, прости меня… Без тебя мне не по себе. слишком тихо вокруг и все кажется теперь другим, понимаешь? После пропажи нескольких Аркобалено все стало так трудно. Реборн как на иголках, Рокудо с Хибари на каждом шагу грызутся, И-пин с Ламбо все чаще и чаще пропадают по ночам, мне кажется, что я не выдержу всего этого, Хром! — мужчина плюхается задницей на холодный снег и продолжает смотреть в отполированное надгробие. Он видит свое жалкое отражение и лишь грустно усмехается.       — Как же я хочу, чтобы ты просто была рядом со мной. Просто рядом, без всяких слов, — декабрьский ветер пробивается к нему под куртку и холодит спину. Карие глаза на миг закрываются и в воспоминаниях мелькает хрупкая девушка с забавным трезубцем в руках; она улыбается почти что ласково, машет рукой; она смеется, хоть сейчас она и убивает людей; хоть сейчас на ее лице кровь, а в руках чье-то сердце — она улыбается. Тсунаеши горько усмехается и снова открывает глаза.       — Хром, а почему тебе так нравилось вырывать сердца у последней своей жертвы? Чему именно ты улыбалась, когда убивала? Почему ты была счастлива? — шатен кончиками пальцев касается лепестка лилии, — ты говорила, что тебе нравиться убивать, потому что это защитит нас — твою семью. А это правда? Просто ты прекрасно знала, как я отношусь к убийствам и крови, но… Видя тебя такой счастливой в последний раз, когда ты держала в руках сердце того мужика, мне на миг захотелось, чтобы ты убивала всегда. Но это было лишь на миг, мгновение, которое стало последним… — Савада отдергивает руку от цветка и цепляет пальцы в замок. — Я засмотрелся на тебя и позабыл про все. Хром, это я виноват…       Савада еще долгое время сидит на земле и смотрит на камень перед ним. Он ничего не говорил, а просто смотрел, как по камню расплывается его отражение, как за его спиной начинает становиться оранжево-персиковым небо.       — Хром, — поднимаясь, произнес мужчина, — я обязательно вернусь сюда с ребятами. И еще, с днем рождения, милая, — парень касается губами ледяного камня и выпрямляется в полный рост.       «Я люблю тебя», — молодой Вонгола разворачивается и уходит прочь, попутно отряхивая черные брюки. Как жаль, что его гипер-интуиция не может ему помочь увидеть духа девушки, что все это время сидел на камне и наблюдал за шатеном, благодаря которому она по-настоящему жила.