Охотники за плотью 1-5

      Аккуратно облизывая уголки рта, Элай приземлился у костра. Дагон и Данте околачивались рядом, Мэл сидел, отвернувшись ото всех и уставившись в ночную даль. Из своих собратьев только он один хранил загадочное и мрачное молчание. Лис и коршун взглянули на Данте и махнули головой в сторону Марлоу, безмолвно спрашивая: почему он такой?       «Забейте. Что вы, Мэла не знаете?» — слабо отозвался им Дантаниэл, не открывая рта.       Волчий ворлок потратил слишком много сил на то, чтобы докатить огромную замороженную клетку с Эмбером до того места, где любопытные глаза случайных прохожих перестанут преследовать их. Из-за перенапряжения желание ворочать языком у ворлока исчезло напрочь. Теперь ледяная машина стояла неподалеку, а Элай и Дагон периодически косились на Дантаниэла, которому они уже успели рассказать все, через что им пришлось пройти с этим мальчишкой.       — Почувствуйте мою боль, — только и ругнулся Дан.       — Мне кажется, тебе надо поговорить с ним, Данте. Вы не можете вечно бегать друг от друга, — заметил Элай, когда прошел еще час, в течение которого никто не проронил ни звука. — Хотя столкнуть вас лбами так резко не входило в наши планы, теперь выхода нет…       Из-за Эмбера, излучавшего холод одним своим присутствием, в горячем ночном воздухе висело натягивающее нервы напряжение.       — Спасибо за совет, Элай, — сухо поблагодарил Данте. — Но я не хочу получить воспаление легких. Я один раз чуть не умер от него, когда мне было сто пятьдесят.       — Да, это ужасная история, — сочувственно произнес Дагон. — Но нам в любом случае придется двигаться дальше. Мы наследили магией, и нам неплохо бы найти Деревню Чародеев, чтобы скрыться там. Мы так и знали, что вы с Мэлом направитесь в эти края.       — Мы пойдем. Но мы будем продолжать оставлять следы магией, если покатим эту тачку прямо так. А ты знаешь правила — они убивают всех и каждого, кто оставляет отпечатки ближе, чем на расстоянии пяти миль от границы.       — Я знаю. Именно потому и советую тебе найти подход к своему ворлочонку. Нас он и слушать не желает, — аргументировал Элай.       — А меня он слушать станет? — Данте раздраженно указал рукой в сторону глыбы льда, как бы говоря: вы сами-то в это верите?       — Он станет. Ближе тебя у него нет никого в этом мире. Мы следили за ним последние два года. Он скучал по тебе. Возможно, оттого он так злится. Ты… просто не будь собой… Постарайся помягче, у него… действительно сложный период. — Дагон зевнул и поднялся на ноги.       Дантаниэл опустил лицо в ладони. У него тоже был, мать его, сложный период. Сложный мальчишка. Сложные чувства. И сложный Мэл, который едва ли не издавал вибрации, как камертон, недовольный тем, что вся шайка снова собралась возле него без его согласия. Это походило на жужжащий улей, в который залетела чужая пчела. Рано или поздно субстанция снова рванет. Без вариантов.       — Мы спать, Изверг. А тебе я бы не советовал смыкать глаз, — Дагон красноречиво выгнул бровь, покосившись на машину, и похлопал Дантаниэла по плечу.       Братья улеглись возле костра, обнявшись, как две лианы. Элай поднял взгляд. Улыбнувшись брату, он поцеловал его в губы медленным и долгим поцелуем. При виде этой нежности бывший преподобный предпочел отвернуться и сесть к зрелищу спиной. Чертов пример счастливой любви, скользнувшей в вечность. Если бы так могло случиться с каждым, насколько меньше в этом мире было бы проблем.       Дантаниэл ощущал, как в голове его мечутся абсолютно противоположные мысли и воспоминания о людях, оставивших след в его жизни. Адам. Мэл. Эмбер. Все они вперемешку роились там и не давали ему покоя. Как странно. За последнее время Данте не так уж часто вспоминал о старой ране. Видение о потерянной любви, мучившее его столетиями, внезапно показалось зыбким призраком, слишком далеким и нереальным, чтобы чувствовать его тягу. Зато Эмбер теперь материализовался рядом. Данте не заметил, как его мысли снова утекли в другую сторону. Наверное, дело было в том, что ему хватало забот со своим апрентисом и со своим создателем, которые рвали его на куски, как две гарпии, перетягивая каждый в свою сторону. Дантаниэлу просто не осталось времени думать ни о чем другом, кроме них двоих.       Как всегда, после большого выброса магии, к ворлоку вернулась сверхчувствительность, жалость к себе и невероятная слабость. Кроме того, вывернутая после неудачного прыжка нога все еще саднила. Приступы своей и чужой боли не давали сомкнуть глаз, и в результате Данте провел время, любуясь на замерзшую машину и решая смертельно важный и не менее сложный вопрос: что сказать мальчишке, чтобы он прекратил пыхтеть как еж и выдавать всех вспышками хаотичного волшебства.       Братья и Мэл уже давно улеглись. Последний закончил чертить что-то на земле, затем встал, разделся, аккуратно сложил свои вещи и, превратившись в кота, свернулся клубком подальше от потухшего костра. Дан взглянул через плечо на его рисунок. Чертеж выглядел как огромная, исполосованная узорами змея, смотрящая на восток, а у Дана возникало мало представлений о том, что это значило. Он не лез к своему другу с вопросами, так что Марлоу просто тихо отошел ко сну. Он вообще мало разговаривал сегодня.       Данте не мог и мечтать о такой роскоши, как отдых. Он смотрел на дверь машины, ожидая любой пакости от своего взбалмошного, мать его за ногу, апрентиса.       Эмбер лежал на заднем сидении и тоже старался не спать и не думать. Он делал это не для того, чтобы успокоиться, а потому что поганый Дантаниэл терся рядом и мог подслушивать все его размышления. Эм столько времени жил в постоянном страхе перед встречей с ним, что теперь, когда она действительно произошла, ощущение реальности немного подводило.       Ему ничего не помогало. Мысли все равно упорно возвращались к одному и тому же. Едва погрузившись в них, Эмбер понял, что не может унять дрожь. Он коснулся своей сережки, которую носил, не снимая. Ощущая металл украшения, он не мог не поддаться желанию вспомнить некоторые вещи…       В голове его, непрошеные и незваные, всплыли картины, появление которых до этого момента удавалось подавлять. Эм вспомнил одинокие ночи, которые он проводил дома, точно так же поглаживая сережку и ощущая страшную тоску и одиночество. Он вспомнил мгновения отчаяния. Мгновения холода. Мгновения ожидания, когда взгляд его непроизвольно цеплялся за окно и за тот подоконник, на котором Данте так никогда и не появился. За целых два года!       Он совершенно забыл о том, что у него вообще был ученик. Разумеется, с чего ему помнить? Сколько таких же глупых мальчишек пали его жертвами на пустынных и темных дорогах штатов, пока он развлекался любимыми способами?       Эм стиснул обивку заднего сиденья. Самым страшным воспоминанием были даже не мгновения страха, а приливы желания чужого тела. И не просто тела, а именно прикосновений Данте — грубых, жестоких, но таких неповторимых и нужных. От этой привязанности оказалось так сложно избавиться, а сейчас, когда ворлок дышал рядом, чужеродное жжение забурлило с новой силой. Эмбер боялся этого больше всего, он опасался, что Данте почует его тягу. Он всегда все чуял.       Терпеть восстание собственного тела казалось невозможным. Эм мысленно поставил себе задачу: сбежать, как только Дантаниэл и его собратья уснут.       Он иногда выглядывал в окно, разморозив себе небольшой участок для обзора, но фигура ворлока оставалась неподвижной. Дантаниэл сидел и таращился в пустоту усталыми, отстраненными глазами.       Эмбер ждал. Он старался не уснуть, старался подавить тягу внизу живота, старался унять пульс… В результате, промаявшись бессонницей и судорогами, он поймал момент. Шанс улизнуть представился ближе к четырем утра — еще не до конца севший телефон говорил о том, что время самое подходящее, да и Дан уронил голову на руки, сидя на бревне. В ночи он выглядел бездвижным, как древняя статуя. Кажется, он уснул.       И тогда Эм предпринял отчаянный шаг.       Сосредоточившись, он взялся за ручку машины. Парень растопил лед, стараясь действовать крайне бесшумно, и осторожно приоткрыл дверь. Главное — добраться до автобусной остановки, а там можно будет перебраться в любой город, неважно куда. Эм взял свои куртку и рюкзак — все самое необходимое, чтобы продержаться несколько дней. Потом он выгреб из бардачка все деньги.       Эм не замечал, как из сумерек за ним внимательно следят два разных глаза. Данте предвидел, что собирается сделать мальчик, и для этого ему даже не надо было слышать его мысли. Он ждал, когда Эмбер отойдет подальше. Тогда можно будет поговорить с ним как следует, особенно если придется повышать голос.       Эм обернулся в последний раз. Все четыре ворлока спали. И тогда он схватил свои вещи и побежал, как можно быстрее. Не оборачиваясь.

Пожалуйста, вернись ко мне, Я так долго жил одними старыми воспоминаниями. Я хочу сжечь этот старый дом, потому что знаю — Ты не вернешься. Пожалуйста, давай начнем сначала. Жизнь прекратилась в тот день, когда за тобой захлопнулась дверь, Чтобы чувства изменились, нужна целая жизнь, Но я не могу больше ждать… (Paper Dolls — Wake The Light)