Неважно, как сильно ты стараешься — Часы вспять уже не повернуть. Ты не вернешься к тому моменту, когда солгал сам себе, Ведь тогда чувства не были важны. Твои секреты и сожаления удерживают тебя От того, чтобы заходить слишком далеко. Ты не позволяешь им утянуть себя на дно, Но продолжаешь жить в темноте. Ты просто ищешь любви, но ничего не получается. Во всем виноваты твои секреты и сожаления… (Pillar — Secrets and Regrets) http://m.youtube.com/watch?v=7m19NznH0QE
Мэл сидел на пороге своего мрачного дома, задумчиво сжимая в пальцах сигарету. Хотя она уже осела сизым пеплом и прогорела практически до самого фильтра, он еще не сделал ни единой затяжки. Не замечая практически ничего вокруг, кошачий ворлок следил за тем, как по земле гоняются небольшие осенние листочки, прилетевшие с южной стороны. Сейчас в этой части Деревни Чародеев стоял тихий вечер, а Мэл так и не смог удержаться от того, чтобы не вспоминать. В последнее время это было все, чем он занимался. Он вспоминал. Вспоминал о прошлом, о тех годах, что остались далеко, там, куда уже невозможно дотянуться, и думал — зачем нужно было проходить весь этот путь, только чтобы увидеть, как мир разваливается на глазах? Хотя разве дело было в окружающем мире? Оглядевшись по сторонам, Марлоу видел, что на самом деле не изменилось ничего вокруг. Все те же трава, деревья и листья, то же солнце, та же жизнь — все так и оставалось нетленным, как и столетия назад. Менялся только егомир. То, что было привычным раньше, ломалось, а Мэл не совсем понимал, что он пытался отыскать среди обломков. Он сам стал другим изнутри и ощущал себя отсутствующей частью собственной жизни. Забавное ощущение. Когда начались эти перемены? Столетие назад, два? Нет. Наверное, когда пришло понимание: так, как раньше уже не будет никогда. А может, когда Мэл начал терять единственного человека, который был нужен ему больше, чем все остальные. Почему так быстро? Ведь прошло всего каких-то триста лет. Чудовищно мало в сравнении с вечностью. Темноволосый парень выдохнул с теплым табаком немного воздуха. Жаль. Жаль, что в конце концов у него так и не нашлось достаточно сил, чтобы во всем признаться и чтобы сказать Данте еще одну вещь, о которой тот должен был узнать давным-давно…Англия, 18… год.
Голубые облачка неспешно проплывали мимо. Мэлоди наблюдал за ними, сидя на скамье в парке и подставляя лицо под порывы ласкового весеннего ветерка. Он прикидывал, кого ему хотелось бы поймать сегодня — ту красивую девушку? Или вон того молодого человека, зазевавшегося возле тротуара? Этот вопрос оставался практически единственной проблемой, которая стояла остро; все прочие трудности уже давно не тревожили темноволосого ворлока. Молодой человек потянулся, разминая затекшие конечности, и запрокинул голову, блаженно зевая. Когда он повернулся, запримеченный им юноша уже пересекал дорогу, скрываясь в неизвестном направлении. Как жаль. Мэл так и не успел решить, умрет ли тот сегодня или останется влачить свое жалкое существование на бренной земле. Но это была не беда. Марлоу ничуть не расстроился тем фактом, что он остался без обеда. Поймает в другой раз. Жизнь для него сейчас ползла неспешно и спокойно, как улитка, проделывающая свой путь по ветви дерева. Даже забавно. Недавно он так часто стал задумываться — а зачем вообще куда-то спешить? Они с Данте остались вдвоем. У них впереди маячила целая вечность. Их жизнь уже несколько лет смахивала на стоячий пруд в летнюю безветренную погоду. После обращения Данте настолько успокоился, что почти перестал просыпаться ночью в ледяном поту, кричать, срывать свое зло на предметах и мебели и на своем наставнике. Он вел себя весьма дружелюбно, как всегда, когда на него снисходило благодушное настроение. Иногда даже слишком… Мэл отвлекся от своих мыслей, потому что внезапно кто-то быстро подошел и поцеловал его в щеку. От неожиданности темноволосый ворлок едва не выронил яблоко, которое было зажато в его руке. Марлоу обернулся. Данте, сверкающий как золотая монета, стоял над ним. По его виду можно было сказать, что он очень доволен своей неожиданной выходкой. — Попался! — радостно заметил бывший преподобный, опускаясь рядом с другом на лавочку. — Десять-ноль в мою пользу! Ты проигрываешь с разгромным счетом. Собираешься что-то предпринимать? Марлоу закатил глаза. Сколько же раз он говорил Дантаниэлу, чтобы тот прекратил щенячьи нежности, особенно на публике. На этом периоде жизни Дан пустился в какие-то новые, странные эксперименты с их дружбой. Для начала он предложил снова осесть в Лондоне, хотя и не любил возвращаться в Англию. Он предложил снять квартиру на двоих, чтобы не «тратить лишние средства». Он покупал продукты, привязался к быту и убивал людей лишь по необходимости, пытаясь заставить и Мэла вести себя тихо, не поднимать много шума на улицах города. Собираясь в театр или оперу, он всегда упрашивал лучшего друга пойти вместе. Возвращаясь из театра домой, он часто пил красное вино и становился таким ласковым, что Мэл просто не мог противиться его магии. Он шел с ним в его комнату, где они занимались любовью до того момента, пока оба не отключались от истощения. Данте делал все возможное, чтобы его создатель тоже перенял эти обычные жизненные привычки, и сам Дан всегда говорил, что «ничего странного не происходит». А еще он любил повторять: «Мы же вместе с тобой? Почему бы нам не жить как обыкновенным людям?» В его понимании это значило и вести моногамный образ жизни, оставаясь обычной парой. Мэл сходил от него с ума, он даже не был уверен, что придавал этому слову положительное значение в подобные моменты. Очень часто он стал видеть в разных глазах друга искорки, те самые, которые он так хотел и так боялся там усмотреть. Ему стоило больших сил сдерживаться и говорить себе, что это просто очередной период в жизни — тот самый, когда Данте испытывал на прочность обе их нервные системы и экспериментировал с собственными чувствами, «играя в отношения». Иногда даже всезнающий Мэл не мог ответить на вопрос: к чему все это шло? Марлоу снова отвлекся, а Дантаниэл поймал момент. Пока друг уходил в себя, Дан проворно наклонился к нему и поцеловал, на сей раз в губы. Получилось довольно коротко, потому что Мэл вовремя схватил его за плечи и немного отодвинул в сторону. — Одиннадцать-ноль! — только и успел быстро объявить Дантаниэл, — и это только за сегодня! — Ты прекратишь делать это? — полушепотом попросил его очнувшийся Марлоу. — На нас уже все глазеют. История с Адамом Бёрнли тебя что, ничему не научила? Дантаниэл проводил хитрым взглядом двух почтенных леди, которые шли мимо них по парку, подозрительно посматривая на пару довольно фривольно ведущих себя юношей. — Не прекращу, — Дантаниэл взял его яблоко и откусил кусок, тут же вкладывая его обратно другу в руку. — Я хочу расшевелить тебя. Ты сегодня опять угрюмый! Марлоу опустил глаза. Когда он повернулся, Дантаниэл порывисто пододвинулся и встретил губы друга, прижимаясь к ним своими губами с привкусом яблочного сока. В мгновение ока Мэл оказался захваченным врасплох. Данте обхватил его голову, чтобы Мэл не вырывался. Он подтянул его к себе, ласково проводя кончиком языка по его зубам, открывая его рот так, чтобы Марлоу и не думал сопротивляться. Он кусал, сминал его губы, дыша жарко и смело, пододвигался ближе и делал это так успешно, что даже сдержанный Мэл не устоял. Он выдохнул и начал медленно отвечать на поцелуй. Дан приоткрыл глаза, чтобы посмотреть на его реакцию. Марлоу в этот момент глядел прямо на него. Он казался удивленным и немного ошарашенным, так что Данте умело воспользовался его удивлением. Его губы снова вошли в полуоткрытые губы Мэла, а его язык остановился у его сомкнутых зубов, пытаясь проникнуть дальше. Марлоу приоткрыл рот и пропустил его язык внутрь; их языки встретились, немного пульсируя, пробуя на вкус этот неожиданный поцелуй. Яблоко все-таки выпало из руки Марлоу. Дантаниэл почувствовал, как оно прокатилось по его ботинку и затерялось где-то в траве. Мэл не дышал. Данте ощутил, как ладони друга ложатся на его талию, мягко сжимая ткань рубашки. Мэл не знал, куда себя деть, и от этого незнания казался сейчас таким беззащитным, таким простым и ранимым. Данте любил делать это с ним. Его поцелуй в такой жаркий день утолял жажду лучше, чем глоток воды. Почему же Мэл никогда не позволял им обоим окончательно перейти все грани? Данте закинул руку за его шею, притягивая Марлоу к себе еще ближе. К несчастью, наваждение длилось всего несколько секунд. Мэл все же взял себя в руки. Он перестал отвечать на поцелуй и сделал попытку немного отдалиться. Зеленые глаза ворлока потемнели от желания, Данте точно видел это. Его пальцы немного подрагивали от напряжения. Марлоу приложил ладонь ко лбу, словно приходя в себя, а потом нахмурился, как будто происходящее не очень нравилось ему. Его затуманенный взгляд быстро потух, сменяясь крайне неопределенным выражением. Дан недовольно откинулся на спинку скамейки. — Ну что опять, Мэл? Хорошо же было! — Дантаниэл. Еще одна такая выходка, и я съеду от тебя. Помяни мое слово! — хриплым голосом пообещал Марлоу. — Иногда ты хватаешь через край. По его спине сбежала капелька пота. — Но почему? Ты всегда подчеркиваешь то, что между нами все-таки есть дистанция! Как будто не радуешься тому, что мы вместе, — так же, понижая голос до полушепота, произнес Дан. — Чего ты так боишься? Его глаза казались большими и полными обиды. Мэл подумал, что действительно задел его. — Дан… Ты немного… не понимаешь этого, — начал он, потирая шею и отводя взгляд в сторону. — Нам не нужно делать это просто потому, что мы обречены проводить вечность вместе. — Нет, не понимаю. Ты через раз произносишь мое имя, когда кончаешь, и никогда не используешь презервативы*, предпочитая делать это в меня. Ты трахаешь меня так, что у меня темнеет в глазах каждый раз. Ты носишь мои вещи. Заботишься обо мне, хотя сам этого не замечаешь или не хочешь признавать. Мы с тобой даже живем вместе! Даже мясо едим из одной тарелки! Но парой называть ты нас не собираешься ни в каких видах. Целоваться ты тоже отказываешься. Я не понимаю этого! Иногда ты плещешься как вулкан, говоришь и делаешь такие вещи, которых никогда и никто не делал для меня, кроме тебя. Между нами столько личного, сколько найдется не у каждой пары. Но через пять минут ты снова слишком холоден и делаешь вид, что ничего не происходит. Что с тобой не так? ___________________ *Да, они тогда уже продавались, но были очень дорогие))) — Данте… — Мэл устало прикрыл веки. — Мы не можем не спать вместе. Это всего лишь обмен энергией, без которого мы не проживем! Но поцелуи — это уже немного… другое! Ты переигрываешь, пытаясь добавить в это немного чувств. — Ага. Чушь собачья! — все больше распаляясь, ворчал Дантаниэл. — Ты сам веришь своим словам? — Данте… — Знаешь что, Мэл? Ты просто лжец. Самый обыкновенный лжец, который запутался в собственных эмоциях! На этих словах Дан встал со скамьи. Мэл тут же поднялся следом и схватил его за запястье. Он никогда не мог объяснить этого своему апрентису. Он не был уверен, что понимает это и сам… Дан не представлял, чего требовал. Почему вообще этот разговор обязательно всплывал у них с периодичностью раз в десяток лет? — Есть еще одна вещь, которую я тебе никогда не говорил, — выпалил Марлоу, сам не зная, как он собирается сказать Данте то, что вертелось на его языке со времен их перехода в вечность. — Да неужели? Что ты боишься показаться мне теплее, чем статуя на центральной площади? — Нет. Черт, это связано с… тобой… с днем, когда я превратил тебя в ворлока… — посмотрев в его полные гнева и непонимания глаза, Мэл подумал о том, что его слова повлекут за собой. Он замялся. Данте ждал от него продолжения, но Мэл вдруг ощутил, что слова не идут к нему. — Есть одна вещь… — пытался продолжить он, чуя, что теряет почву под ногами. Возможно, сказав это, он потеряет лучшего друга насовсем. — Знаешь что? — Дан не дал ему договорить, как и всегда, вспылив прежде времени. — Нет никакой вещи. Ты просто боишься. Скажи прямо. Марлоу опустил плечи. Его попытка признаться во всем проваливалась с треском, как и его уверенность, что он вообще сделает это хоть когда-нибудь. — Зачем ты все усложняешь? — устало спросил Мэл, как только Данте обернулся к нему. — Ты же прекрасно знаешь, как я к тебе отношусь. У нас и так… теплые отношения. Я просто не хочу, чтобы мы переходили границы… — О чем ты, Мэл? Мы давно их перешли, — раздраженно буркнул Дантаниэл, стряхивая его руку и направляясь к выходу из парка.***
Такой упорный. Он всегда был очень упорным. Нет, Мэл никак не мог забыть тот день, как и многие другие дни, когда они с лучшим другом не достигали взаимопонимания в вопросе, где все же находилась граница их отношений. На самом деле Мэл и не желал забывать те чудесные моменты, пусть даже в ходе выяснения отношений у них с Данте обычно тряслись стены и пол. Невзирая на все случившееся, он всегда держал в голове образы того золотого времени, когда лучший друг все еще доверял ему, как себе, и оставался рядом всегда. Мэл не забывал те дни, Дан требовал большего, а он сам не мог сказать ему самых главных слов, которые вертелись на языке целыми столетиями. Может, и нужно было хоть раз перешагнуть через себя? Оставить за спиной все секреты и сожаления и зайти так далеко, как ему всегда хотелось… Жаль, но этот шанс ускользнул прежде, чем Мэл успел его схватить. Так уж вышло, что больше к тому разговору они с Данте практически не возвращались. Мэл до сих пор помнил его губы — такие горячие и мягкие. Если чувства были под контролем, почему так разрывалось что-то в груди, вызывая безумную, въедливую тоску? Мэл так дико скучал. Скучал по его теплоте, по его прикосновениям и взглядам, которые остались для них обоих в далеком прошлом. Данте был теперь другой — поняв, что его ничто не держит, он ушел. Мэл знал, что его период горячей нежности пройдет. Может быть, он и сам помог ему пройти? Но в любом случае, он никогда не хотел, чтобы Данте путал с любовью чувства, которые испытывал к своему создателю. Данте с тех пор стал суше и чуть строже. Мэлу стоило больших усилий держать заложенный им же фундамент и вбивать в своего апрентиса немного жесткости, и если поначалу Данте смотрел на него такими большими и доверчивыми влажными глазами, то со временем и этот огонек в нем пропал. Он просто принял правила игры. Партнеры. И не более того. Больше он никогда не предпринимал попыток поцеловать своего создателя… Это был последний поцелуй, который помнил Мэл, — после этого больше не было других, за исключением того случая, на полу в дешевом мотеле, после их долгой разлуки. С тех пор при любом упоминании поцелуев Данте выкипал, как вода из кастрюли, и говорил: «Я никогда не целуюсь. Я же не девчонка». Сделал ли Мэл правильно, что никогда не шел навстречу этому горячему мальчишке, который сам не понимал, чего он хотел? Наверное, да. Отрывать его было бы больнее, если бы чувства вышли из-под контроля. — О чем ты, Мэл? Мы давно перешли границы… — тихо повторил Марлоу, усмехаясь собственным словам. Он задумчиво сцепил пальцы. — О чем мечтаешь, Марлоу? — его размышления были прерваны весьма прозаическим образом…