Drifting

Алан провел тонкими пальцами по пыльным клавишам. Да, звук все тот же. Даже странно, что ничего не расстроилось. Все будто ждало, когда же он, наконец, придет, также сядет за них и мгновенно польется мелодия, пробирающая до мурашек. Как это было раньше. Но Эла не тянуло больше на песни. А если иногда и было такое ощущение, то весь дальнейший процесс проходил без удовольствия, скорее, с мучением. Сыграв пару нот, он о чем-то судорожно начинал думать, раздражался и мгновенно все бросал, резко встав из-за стула и хлопнув дверью при выходе. Тот факт, что студия находилась в его собственном доме, отнюдь не облегчал задачи. Единственное, что спасало – выпивка. Дрожащими руками держась за стакан, он опрокидывал все содержимое и успокаивался. Буквально на несколько минут. Потом снова начинал думать до боли и сильнейшего стука в висках. Да. Уже два месяца как он был один, в свободном плавании. Уход из группы был для него своеобразным подвигом, как, порой, и работа в ней. Ведь сколько лет, сколько гребанных лет он посвящал всего себя музыке среди людей, которые практически никогда его не понимали. Клипы, бесконечные фотосессии, безумные концерты, фанаты, орущие без конца под твоими окнами – все это было несомненно весело, только не все всегда было настоящим. Насколько возможно близко Алан общался только с Дэйвом. Хотя и тот не всегда въезжал в то, о чем говорит Уайлдер. Слишком разные характеры, хотя дело вовсе не в возрасте. А последние полтора года музыкант просто хотел забыться. Напиться до такой степени, чтобы стать другим человеком. А лучше, вообще никаким. Белым пустым пятном. И нет. Не только героиновая зависимость Дэйва все усугубляла. Кончено, никто не будет спорить о том, что его отношение к работе в целом было безразличным. Он вытягивал нередко пьяным голосом нужные высоты и испарялся в поисках очередной дозы, пьяных тусовок и адреналина. Главной же занозой был, по-прежнему, Мартин. Его эго несомненного гения затмевало все, что делал Алан. Ведь маэстро почти никогда не соглашался на ту или иную идею без горячих споров и громких ссор. А Энди… Пожалуй, о нем у Эла останутся добрые воспоминания. Его всегда забавляло и, одновременно, злило то, что он забывал играть и на цене трясся как в конвульсиях, изображая некое подобие танца. Но рыжее чудо было точкой равновесия в группе. Как ему долго удавалось всех сдерживать – никому до сих пор не понятно. Только в последний момент его неуверенные попытки потерпели крах. В самом Эле что-то сломалось. Хорошая мина при плохой игре убивала клавишника изнутри. Съедала до мозга костей. Он решился. И боль, и радость в одно и то же мгновение поселились в его душе. Возможность новых перспектив, продолжения старых проектов без отвлечения на другое – что может быть лучше? Но от него точно оторвали кусок. Его противоречивой сущности. С этого момента ничего не сочинялось. Неужели он настолько зависел от кого-то? Неужели его неимоверные труды прошли даром? Нет. Поправив воротник постиранной рубашки, бережно отряхнув клавиши, сев за стул, он закрыл глаза и подумал: а ведь было много тех, кто поддерживал его все время. Почему голова так упорно отказывалась вспоминать их и не забывать то, от чего разрывалось закрытое сердце? Не поднимая век, он легонько надавил на них. Он чувствовал себя новичком, только что пришедшим в музыкальную школу. Снова захотелось встать и выйти, бросить. Больше никогда не прикасаться к чертовому инструменту, мозолившему глаза и терзающему душу. Но какая-то неведомая сила продолжала удерживать его на месте. Слух поражала ритмичность, плавность звука и... новизна. Новая пеня вонзалась в уши несколько удивленного музыканта. Злость уходила, наступала гармония. Он снова превращался из незадачливого школьника во взрослого состоявшегося волшебника музыки В распахнутое окно студии ворвался ветер и словно освежил сознание Алана вместе с этой песней. Да. Сейчас он понял, что то, что было, не стоит смерти его души. Его звуков. Его музыки. Улыбаясь, впервые за долгий период, он открыл глаза, встал. И, с легкостью закрывая дверь студии, знал, что уже через несколько часов снова вернется сюда.