Голос

Противно дребезжал мелкий дождь по осколкам черепицы. Белесый туман густым смогом висел над забытым Богом городом, заменяя собой небо. Холодный, влажный воздух. Кривые деревья, склонившие свои ободранные кроны к самой земле. И дома, больше похожие на скелеты, смотрящие на узкие темные улицы пустыми глазницами окон. Где-то протяжно с надрывом гудели под напором ветра полуоткрытые железные ворота. Сильный запах ржавого металла и плесени раздражал нос. Зачем я сюда пришла? Зачем сижу на краю крыши, созерцая этот оплот прошлого? Я любила людей, говорила с ними, когда они нуждались во мне. Всегда была рядом, хоть они этого и не знали. Но однажды, проснувшись, я увидела лишь выжженную пустыню. Люди. Я искала их часами, днями, неделями, звала, но никто не откликался. Они больше не слышали меня. Смачно захлюпали не высыхающие лужи, когда я спустилась на улицу и оглянулась. Скорее по привычке, чем из опасения увидеть чью-то призрачную тень за углом. Город был пуст, совершенно пуст. Он был брошен ещё задолго до моего пробуждения. И было не по себе в этом гробовом молчании, нарушаемом только стонами медленно умирающих результатов жизни человечества. Блекло горел фонарь над маленькой автобусной остановкой. Единственный источник света в сгустившемся мраке. Я села на лавку, из интереса посмотрела на дорогу, потом снова на фонарь – старый, с треснутым стеклом, но упрямо не желающий забывать те времена, когда вокруг него толпились прохожие, встречались и расставались, ненавидели и любили. Не знаю, чего я ждала. Знака, слова? Я могла бы уйти ещё на закате, но что-то держало меня здесь – странное предчувствие, что скоро все изменится. Настанет конец этому одиночеству. Я закрыла глаза, ощутила, как затрепетали крылья за моей спиной. Да. Цели у меня не было. Одна тоска, глухая, медленно убивающая изнутри. Тоска по дому, которого больше нет. Люди сами разучились слышать Голос. Тот самый, что вел их по жизни, спасал от жажды наживы, от крови. Люди отвергли его, решив, что они – полноправные хозяева всего мира, убили судьбу, сломали её ножницы и спрятали нити. Люди захотели стать бессмертными. - Как боги. Он появился незаметно, словно вырос из-под земли. Такой же белый, как туман. Но это не такой «белый», что так часто привыкли называть «чистым». Нет. Это был грязный белый, пропитанный ложью, мертвый. Наверное, смерть именно такого цвета - абсолютно безликого. И только бледно-голубые с красными прожилками глаза помнили все: и огонь, разливающийся в угольно-черном небе, и взрывы, и выстрелы. И отчаянный крик, обреченный остаться не услышанным. Он видел войну, видел конец «Богам земным», возомнившим себя «Богами небесными». - Минута, – он сел рядом, холодный, кажущийся нереальным, но остро пахнущий чем-то опасным. - До чего? – голос прозвучал неестественно громко в резко наступившей тишине. Словно кто-то щелкнул переключателем, убрав все звуки. - До автобуса, – он лениво потянулся и, заметив мой недоуменный взгляд, указал рукой на дорогу. И действительно, по растрескавшемуся асфальту, трясясь и хрипя, полз автобус. С ободранных боков редкими лохмотьями свисали обрывки некогда ярких плакатов, стекла покрылись желто-серым налетом от налипшей на них грязи. Проскрипели тормоза, открылась дверь, приглашая зайти внутрь. Я нерешительно поднялась со скамейки, сделала шаг назад, но он поманил меня за собой, и я подалась. Слишком хотелось узнать, что будет дальше. Бесшумно мигала лампа, заливая салон красным светом. Я заглянула в кабину, ожидая увидеть человека, но там сидела только блеклая толстая тень. Она не обратила на меня никакого внимания, механическим, отработанным за много лет, жестом дернула рычаг и сжала руль. Вот и все, что осталось. - Куда мы едем? – спросила я и села рядом с ним. Он развалился на сидениях, заложив руки за голову, прикрыв глаза, и насвистывал какую-то странную монотонную мелодию, от которой стало тоскливо на душе. Тут же мой взгляд сам наткнулся на табличку, прикрепленную над дверью. Надпись давно смазалась, сохранилось всего одно слово – конечный пункт рейса – кладбище. В стекло забарабанил начавшийся дождь. - У этого автобуса нет начала. Есть только конец. И он всегда один. Но судьба любит только тех, кто не боится трудностей и готов идти до конца. Теперь её уже нет. Люди были слишком глупы и высокомерны, возомнив, что могут стать хозяевами жизни. Они не учли того, что этих самых хозяев просто не существует. Они и не могут существовать, ведь невозможен абсолютный свет или абсолютный мрак. Конечно, каждый сам решает, что ему делать, но каждый должен слушать и Голос, который веками вел человека вперед. Так было раньше. А теперь люди предпочли забыть его, как самодовольный ребенок забывает голос матери. Они сами выбрали себе такую жизнь. Их никто не заставлял. Бессмертие стало им проклятьем, когда они поглотили все и обратились к войне, стерев, таким образом, себя самих. Остались лишь блеклые тени, да и то, не осознающие свое существование. - Ты человек? – я вглядывалась в его лицо, стараясь найти в нем хоть каплю чего-то родного, теплого, но в резких чертах сквозила только безмерная усталость. - Нет. Я всего лишь забытый Голос, – он пожал плечами и резко встал. Автобус остановился. Через открывшуюся дверь в салон ворвался продрогший воздух и противная морось. Автобус захрипел и поехал дальше, по бездорожью, разворачиваясь и медленно исчезая в тумане, расстилающемся до самого горизонта. Там где-то спал вечным сном разрушенный город. Мы же остались на холме. Вязкая земля проваливалась под ногами, а вокруг расстилалась все та же плоская, как стол, выжженная пустыня. С одним лишь изменением. Могилы, сотни пустых могил, выкопанные кем-то в приступе яростного отчаянья, близкого к безумию. - Куда ты? Он спускался к подножию холма, изредка касаясь тонкими пальцами покосившихся крестов, словно проверяя: настоящие они или нет. Услышав мой вопрос, он обернулся. На губах появилось слабое подобие улыбки. - У тебя есть крылья, а значит, есть те, кто тебя слышит. Запомни одно: человек сам выбирает, кем ему быть и как ему жить, но он не полноправный хозяин судьбы, ведь он даже сам над собой не властен. А теперь прощай. Удачи, – он снова побрел вперед, горбясь все больше и больше, меняясь прямо на глазах. Он старел. - А мне что делать? На этот раз он не остановился, только качнул головой, указывая куда-то вбок. - Мой мир – разрушен. Твой мир – только зарождается. Ещё раз. «Умрешь – начнешь опять сначала. И повторится все как встарь»… Он не договорил. Просто растворился в воздухе, оставив после себя лишь белесый обрывок тумана и так и не произнесенные слова. А горизонт уже заливало желто-красное пламя, и, разрывая толстый слой туч, парили в небе корабли, знаменуя новое будущее.