На пороге

Солнце садилось над Судзураном. И пусть оно было ещё достаточно высоко, но по каким-то неуловимым признакам — то ли слишком свежему ветру с океана, то ли по чуть красноватому оттенку солнечных лучей — чувствовалось, что день скоро «начнет заканчиваться». Последний день. По-разному можно было провести его: благо, и до баров рукой подать, и поводов беспощадно нажраться совсем не мало, начиная от недопразднованной победы над Хосеном и заканчивая первой — пусть еще искалеченной, но все-таки улыбкой — Цуцумото, который наконец-то смог сам подойти к окну палаты и свирепым сипением велеть убираться ко всем чертям взъерошенной толпе воронья, до смерти перепугавшей своим визитом персонал больницы. В любом случае, много чего повеселее можно было придумать, чем молчаливой кучкой сидеть и курить на вытоптанной траве под старым деревом где-то на задворках главного корпуса Судзурана. Но, видно, потрепанной судзурановской элите больше ничего другого в голову не пришло. А были там решительно все: и недовольный чем-то Тамао, и странно молчаливые близнецы, и Токаджи, упорно не снимающий темные очки, и непроницаемый Идзаки, и Токио, Чута, Макисе… И даже Риндаман — рядом с ними, но всегда в стороне. Только Генджи не было — его уже торжественно унесли приводить в чувство после очередного проигранного великану матча-реванша, чтобы он мог вечером вместе со всеми выдвинуться по барам. — Десятку проиграл, — уныло проворчал Тамао. — Злой ты, большой человек! Цветочки не цветочки, а обморок мог бы изобразить! Все же выпускной. Риндаман, рассеянно потиравший скулу, никак не отреагировал. Зато вдруг совершенно невпопад отозвался Макисе: — Парни… — растерянно сказал он с каким-то странно жалобным выражением, которое совсем не шло его свирепому лицу воина. — Так что, вот и всё? Всё закончилось? И как мы теперь? Никто не ответил. Да и что было отвечать? Молчали вороны Судзурана, и в этой тишине был ответ. Молчали о том, как тяжело вылетать из гнезда, зная, что больше туда не вернешься. О том, что, может, завтра вслед за гнездом ты потеряешь и своего брата-ворона, отнесенного прочь порывом ветра. О том, что много клеток впереди, в которые можно попасть и разучиться летать, и даже забыть о том, что когда-то ты это умел. И тот, кто оставался, молчал тоже, потому что тяжело уходить, не оглядываясь, но глядеть вслед тем, кого провожаешь навсегда, — не намного легче. — Да, — наконец сказал Токаджи. — Вот и заканчивается Судзуран. — Нет, — строго ответил Тамао, — Судзуран не заканчивается. Заканчиваемся мы. А Судзуран остается. Придут новые люди, и будут новые битвы. Только уже без нас. — Да ничего вы не заканчиваетесь, — проворчал Риндаман. — Все у вас будет хорошо. Никто ему не ответил, и он замолчал. Риндаман не умел долго и складно говорить, поэтому и не стал бы рассказывать им, что видит. А видел он далеко. Видел, что ветер, уже готовый подхватить и унести взлетающих воронов, будет к ним редкостно благосклонен, и совсем не плохие судьбы ожидают их вдалеке. Но еще знал Риндаман — что бы ни было у воронов впереди, а позади у них всегда будет Судзуран. За всё в этой жизни надо платить, и судзурановские мальчишки заплатят за прошедшее острой тоской, что будет накрывать их иногда. И, отстранённо глядя в белую стену офиса, будет молча курить успешнейший бизнесмен Серидзава, и трудновато будет его дозваться почтительному секретарю. И разухабистую драку не по правилам затеют шкодные мальчишки из секции дзюдо, пока их тренер, известный сэнсей Цуцумото, будет о чем-то думать, неподвижно застыв у широкого окна. И бешеный рок врубят братья-диджеи Миками, словно пытаясь заглушить чьи-то голоса. И… всё это еще далеко. И хорошо, что Риндаман молчит. — Ладно, — сказал Тамао. — Пошли, парни. Нас там заждались уже. Ты с нами, большой человек? — Нет, — Риндаман покачал головой, — идите. А то там Генджи, а я опять без цветов. Один за одним уходили вороны, и силуэты их медленно таяли в наступающих сумерках. Только Тамао все стоял и смотрел на темную громаду Судзурана, и лицо его было бесстрастно. Но когда он повернулся и посмотрел на Риндамана, тот отвел взгляд от черных глаз Серидзавы, потому что в них было… много чего в них было. Не всегда надо смотреть в душу. — Ну, прощай, что ли, чужак, — тихо обронил Тамао, — может, ещё когда и увидимся. Риндаман ничего не ответил, просто стиснул протянутую руку. Оба они знали о том, что не встретятся больше. Ведь с прошлым нельзя увидеться. Его можно только вспомнить. Солнце садилось над Судзураном. *** Всем нам однажды приходилось уходить от чего-то бесконечно дорогого. И всем нам знакома тоска и боль, и надежда той минуты, когда стоишь на пороге и, жалея о прошедшем, надеешься на будущее. Если ветер будет к вам благосклонен, это будущее будет хотя бы не хуже прошлого. Но даже если это и не так, если то, что пришлось оставить, оказалось самым лучшим в жизни, то разрешите вам дать один вполне бессмысленный совет. Не испытывайте горечи и злости от того, что оно прошло, просто будьте благодарны за то, что оно было. И пусть ваша печаль будет светлой — даже если она о черном воронье.