О синий мой ручей в горах зеленых!
Ты не гордись, что так легко течешь,
Знай, выбраться обратно невозможно
Тому, кто в ширь морскую попадет.
Тихое звучание приглушённых струн и отголосков чангу сливается с едва уловимым шорохом тканей, которые под огоньками свечей переливаются тонкими позолоченными нитями, что переплетаясь с узором белых цветов и светло зелёных листьев, образуют своеобразную картину, похожую на созвездия, осветляющие тёмное небо и окружающие покусанную сбоку луну. Каждое изящное движение руки в воздухе, наполненном стойкими древесными запахами ароматических палочек, сопровождается мелодичным позвякиванием тонких, как нить, браслетов с монетками, что опутывают запястье. Несмотря на громоздкий ворох тканей ханбока, Юнги умудряется плавно скользить по деревянному полу в кристально-белоснежных носках. Тонкие пальцы девушки соприкасаются с рукояткой меча, к которой прикреплена бордово-красная кисть из невесомых нитей. Несколько плавных действий, и, утопая в приглушённом свете, лезвия начинают очерчивать в воздухе загадочные знаки, за которыми следует хлопковая кровь. В глазах Юнги мелькает лукавый блеск, когда она улавливает восхищённый взгляд Сокджина, который резко встаёт, измученный прекрасным танцем. Девушка проворно уклоняется от его объятий, молча продолжая кружиться с мечами вокруг парня, словно находясь в состоянии какого-то транса.
— Неужели не позволишь? — расстроено вопрошает Джин, протягивая к ней руку, а та снова ускользает как рыжая лисичка, лишь невзначай кивает головой, словно давая отрицательный ответ.
Лёгкий взмах руками и кроткий кивок головой — танец окончен, утихнув вместе с мелодией. Медленно поднимая взгляд, Юнги любуется, как в глазах человека, стоящего напротив, плескаются мерцания, даже целый космос с его неизведанными путями... Семеня ножками, девушка убегает прочь, подобрав юбки, и садится на деревянную поверхность так, что её ноги едва касаются ледяной воды, которая плывёт волнами от соприкосновения с девичьей тёплой кожей. Юнги тяжело дышит, держась за грудь, чтобы успокоить покалывание между рёбер, но оно только усиливается, когда она чувствует на своём плече чужой подбородок и горячее дыхание.
— Снова убегаешь, да? — он обнимает её двумя руками: одной — за талию, а второй — под грудью. — Может, прекратишь издеваться надо мной, дорогая кисэн?
— Я же хочу, чтобы было как лучше... для тебя, — прошептала та, смущаясь от столь интимных прикосновений, ощущаемых даже через толстый слой цветных тканей. — Я всего лишь девушка, тебя недостойная... Мы с тобой разной крови.
— Не говори, что ты отказала мне только из-за этого. Даже когда узнала, что у меня есть невеста, ты... — не воспринимая её слова всерьёз, Сокджин сжимает в своих руках тонкое девичье тело чуть сильнее и утыкается в затылок Юнги, вдыхая тонкий запах, похожий то ли на мяту, то ли на апельсин. — Я люблю тебя, разве этого уже не достаточно?
Но она лишь молчит, чувствуя, как шпилька, украшенная бисером и блёстками, скоро упадёт, распуская рыжие волосы, что будут волнами расплёскиваться по её плечам. Девушка пытается высвободиться из объятий, но, чувствуя на своей шее шепот: «Не уходи, останься со мной ещё немного», у неё не остаётся сил для сопротивления желаемому. Вздохнув, она кладёт свои руки поверх его и ласково так, едва заметно, улыбается, думая, что завтра с утра расскажет ему, что ей нельзя иметь детей, что она больна смертельно; а пока, пусть он поплачет, обременённый горем и тяготой забот. Пусть Джину станет легче, пока он обнимает любимую женщину в темноте звёзд и неполной луны, что бросает отблески на колышущуюся от женских ног поверхность воды.
Все горы залиты Луною Ясной,
Не хочешь ли утешиться, Ручей?
