Боль.

Тишина. Вроде бы это все о чем можно только мечтать. Когда все молчат, когда ты в гордом одиночестве наедине с самим собой, со своими мыслями, со своими внутренними демонами, которые пожирают тебя изнутри до такой степени, что слово «демоны» кажется невероятным преуменьшением, а внутри тебя, внутри твоей души целый ад, который поглощает тебя в свою тьму с каждым разом, каждым воспоминанием, каждой секундой. Боль. Невероятная, острая, резкая боль, которая даже не ощущается в одном конкретном месте. Она везде. Во всем теле, в разуме. Боль от воспоминаний, боль от потери, от множества потерь, боль от предательства и от разочарования в самой себе. Боль повсюду. Она поглощает тебя и единственным плюсом является, пожалуй, только то, что с этой болью приходит и забвение. Хотя на какой-то жуткий промежуток времени, но ты забываешь обо всем. На миг, на долю секунды, но тебе становится легче, психологически. Ты даже готов терпеть всю эту боль, лишь бы растянуть этот момент забвения… но возвращаться каждый раз тяжелее. Все это накатывает на тебя с новой, двойной волной, заставляя взяться за голову и обессилено опуститься на пол, забиться в дальнем углу и надеяться, что все пройдет, что это лишь галлюцинация, что все не так, а последние годы жизни ужасный сон, кошмар, и ты вот-вот проснешься в родной комнате в башне родного факультета и будешь продолжать свои дела. Вычеркнуть. Вычеркнуть и стереть все последние воспоминания, оставить слепое белое пятно. Возможно, предать их этим, но так будет легче, правда? Ведь гораздо легче не знать, быть сумасшедшей, пытаясь сбежать от главного, от сути, от потери. От себя. Это единственный выход. Кажется… Взгляд вверх. Белый потолок, покрытый маленькими, едва заметными серыми трещинами, которые словно ветви молодого дерева тянутся вдаль. Они кажутся идеальными, настолько, что я подавляю в себе порыв срисовать их, перенести на бумагу и запечатлеть в памяти, а затем каждый раз вспоминать и давить этим воспоминанием боль от других гораздо более важных, но которые убивают меня. С каждым разом все больше и больше. Уничтожая изнутри, каплю за каплей. Медленной, мучительной смертью я погибаю, как от самого жестокого и садистского яда про которые рассказывал профессор Слизнорт еще в школьные годы. Кажется, с той поры прошла вечность. Вечность, измеряемая несколькими жизнями. Вечность, измеряемая несколькими смертями. Вечность, которую хочется выжечь из памяти, как выжигают имя с полотна или семейного гобелена, оставляя тлеть ткань и отпуская легкую струйку дыма, которая будто вырывается из заточения и стремиться наружу. К свободе. К тому, чего мне не светит, чего я уже не смогу принять, но к чему шла всю свою жизнь, пока не попала в цепи, оковы, которые связали меня и заковали на всю жизнь. Я не избавлюсь от этого. Никогда. Просто невозможно. Это слишком сильно. Слишком тяжело. Слишком больно. Эти взгляды. То, как на меня смотрят медсестры, которые приходят в палату раз в день, а иногда и вовсе не приходят, оставляя на произвол судьбы. Они видят во мне ничтожество, животное, неуравновешенного зверя и убийцу. Они боятся меня. Я бы и сама себя боялась, если бы не знала, что больше ни на что не способна. Максимум воткнуть вилку в руку стервы-медсестры с дешевым именем девушки-По-вызову, как сделала это на прошлой неделе, после чего была награждена тремя ночами в подвале на нижнем уровне, там, куда не спускаются даже крысы. Там темно. Настолько, что поднеся руку к самим глазам, ты не увидишь даже ее очертаний. Если бы существовала бездна, то я бы находилось в ней те три дня. Там не было потолка с красивыми «древесными» рисунками, которые уже мне кажутся шикарными картинами и верхом мастерства. Не хватает лишь красок. Но, увы, я больше не распознаю цвета. Нет, это не дальтонизм, просто для меня мир потерял свои краски. Он не то, что черно-белый… он просто никакой. Декорации и симуляция моей никчемной жизни. Та медсестра была права. Всем будет легче, если меня не станет. Я никогда не была глупой и наивной дурочкой, иначе меня бы просто не отправили на факультет, где учатся самые умные и догадливые. Но тогда… кажется, именно тогда я и потеряла часть себя. Простая вечеринка, пара взглядов и саркастичных фраз, две бутылки огневиски и незабываемая ночь. Вроде стандартный набор, но тогда все изменилось. По крайней мере, все только начало меняться, шаг за шагом приближаясь к неизбежному. Тогда я впервые сломалась, но не сразу поняла это. Это как разбить ногу в воде, не сразу почувствуешь, ведь вода отличный глушитель, но вынырнув ты ощутишь все в гораздо большей мере. Ты за все расплатишься. Так случилось и со мной. Надо сказать, что «плавать» было приятно: страсть, удовольствия, экстаз, любовь – но, увы, чувства никогда не являлись оправданием. Особенно в моем случае. Ошибка, за которую я себя никогда не прощу, ошибка, за которую я себя ненавижу. Ошибка, за которую я недостойна жить и ходить по этой грешной земле. Я бы с удовольствием сказала, что было под Империусом, что не отвечала за свои действия и слова, но это не так. Я все осознавала. Я просто слишком далеко зашла и забылась, утонула в пучине и в этих зеленых глазах, которые склеили меня как пятикурсницу. Никогда бы не подумала, что именно это сведет меня в могилу. Раз за разом, с каждой встречей я была все ближе к этой пропасти. Я даже не заметила, как дошла до того, что стояла, преклонив голову перед Темным Лордом и вытянув вперед левую руку, которую спустя несколько секунд прожгла невероятная острая боль, а на предплечье появилась Черная метка. Знак, которым некоторые гордились и которого боялись абсолютно все. Сейчас я задаюсь вопросом, как докатилась до этого? Как я стала тем, что ненавидели все мои друзья? Но каким бы простым не был ответ, теперь это ничего не изменит. Слишком поздно что-либо исправить. Люди боготворят любовь? Вздор. Я помню выражение лица и взгляд брата в тот день, как он все узнал. Это было чистой случайностью, правда. Сама я бы никогда не позволила ему узнать об этом, никому не позволила бы. Темный Лорд вызвал меня в тот момент, когда я находилась в гостиной поместья вместе с братом. Резкая боль в предплечье заставила меня кое-как сдерживать подступающие слезы и схватиться за руку, едва простонав от боли. Он спросил, что со мной, как всегда заботливый и любимый старший брат, я наговорила кучу чепухи, пытаясь уйти от ответа. Он спросил снова, а я вскипела и впервые попыталась серьезно задеть его словами, чтобы отвлечь, чтобы он просто психанул и ушел, забыв обо мне. Я говорила обо всем: о родителях, о его неудачах, подружке, я впервые сказала, что ненавижу его. Но вместо того, чтобы накричать, ударить или уйти, Коул просто схватил меня за руку и с силой разорвал рукав шелковой рубашки, что была на мне. Я никогда не забуду этого взгляда. Столько чувств разом и все они резанули по моему сердцу, как серебряный кинжал по телу оборотня, принося нестерпимые муки. Больше не нужно было сдерживать слезы. Все было кристально ясно. Но даже не в этом суть. Я предатель. Жалкая, никчемная, лживая сука. Разумеется, я никому не желала зла. Никому. Но разве теперь это имеет значение? На мне гибель всех моих друзей. Я осталась одна из-за своей глупости, из-за слепоты и самоуверенности. Но я жива, а они нет… Эти воспоминания раз за разом прокручиваются в моей голове, как кинопленка, как кадры одного и того же дубля, что шрамами остались в моей памяти и никогда не заживут, где бы я не находилась. Простая фраза, произнесенная прохладным осенним вечером на диване напротив камина в объятиях любимого человека: «Кому бы Поттер доверил свою жизнь?». Я не увидела там подвоха, никакого. Просто лежала рядом с ним, а он задумчиво перебирал мои темные волосы. Я просто назвала имена, думая, что это обычный вечерний разговор: «Кроме троицы лучших друзей и жены: Маккинон, Медоуз, Мередит…». Темный Лорд навестил каждого. И стер их с лица земли, оставив лишь имя, воспоминание и боль, которая и по сей день ломает меня и убивает день за днем. Все разрушилось в один момент. Все рухнуло, как занавес в театре, открывая всю суть и правду, которая, как всегда, была очень тяжелой и уж точно далеко не радужной. А что было на деле? А на деле никакой любви, никакой привязанности. Холодный расчет, манипулирование и никаких чувств, кроме жалости и презрения. Я не просто была сломана, меня раскрошили на осколки, которые уже никогда не собрать воедино. Я превратилась в пыль. И тогда я попыталась улететь. Раскрыть окно и шагнуть вперед, избавляясь от всего и быть свободной в этом недолгом и последнем полете. Но и здесь мне не повезло. Меня спасли. Я бы назвала это чудом, но ему обычно радуются, а я была разочарована в том, что не смогла избавить мир от такого ничтожества как я. Коул. Мой лучик света и солнца, мой спутник по жизни, мой брат. Он спас меня, как спасал всегда. Но вряд ли он поступил бы так, зная, что его жена погибла, а он остался один с дочерью из-за своей непутевой сестры. Он знал, что Пожиратели не оставят меня в покое, особенно после того, как я сбежала. Брат отобрал мою палочку, а меня запрятал сюда, в эту старую маггловскую психиатрическую больницу, находящуюся на севере Англии. Он навещает меня каждые три дня. Кто будет искать здесь Пожирателя Смерти и предателя в одном лице? Никто. Но надо сказать, что я действительно схожу с ума, так что с местом моего обитания брат не прогадал. Я схожу с ума. Сегодня он должен придти снова. Сегодня я опять его увижу и передумаю, как поступаю всегда, глядя в такие родные глаза старшего брата, а я не могу себе этого позволить. Не могу задержаться здесь хотя бы еще на один день. Невероятным усилием воли я заставляю себя подняться с пола. Еще больше силы нужно, чтобы подойти к железной и жутко неудобной кровати и достать из секретного тайника, который я нашла чисто случайно, металлическую вилку, что я припрятала во время той потасовки со шлюхой-медсестрой. Мои худые, практически белые руки дрожат, а в глазах сверкают подступающие слезы. Это правильно. Так и должно быть. Мне здесь не место. Я просто не заслуживаю жизни. Поднимаю острый металлический предмет и бросаю взгляд в дальний угол комнаты, где возле окна стоит моя лучшая подруга, облокотившись спиной о стену и согнув одну ногу в колене. Яркие рыжие волосы и горящие темно-синие глаза, по сравнению с которыми океан не кажется таким синим, - смерть ей к лицу. Она стоит неподвижно и не сводит с меня своего проницательно взгляда, затем неожиданно улыбается и едва склоняет голову набок. - Нам пора, Софи, - произносит она с легкой улыбкой и, наконец, отрывается от стены, делая шаг мне навстречу. Я глубоко вздыхаю, что отдается в моих легких тягучей болью. Кажется, я простыла, но здесь всем плевать на это. Впрочем, как и мне. - Это… больно? – даже сейчас я боюсь боли. Боли, которая шаг за шагом преследует меня последние несколько месяцев. Мелисса вздыхает и легкой, практически воздушной походкой подходит ко мне и садится рядом на кровать. Я чувствую, как матрац прогибается под ней. Гриффиндорка берет меня за руку, отчего по коже пробегают мурашки, а в руках, в том месте, где она держит меня, чувствуется тепло. Мел смотрит мне прямо в глаза и крепче сжимает мою руку. - Там нет боли, - проговаривает она. И это последнее, что подкупает меня.