Начатое дело нужно доводить до конца
24 марта 2014 г. в 15:23
За окном сияет солнце, освещая своими лучами мои каллиграфические записи в тетрадках. Никогда бы не подумала, что буду корпеть над домашним заданием в мае месяце, когда ещё чуть-чуть и будет лето, отдых и ясные деньки на берегу моря. Где-то далеко-далеко от этих скучных стен. Далеко от расплывающихся перед глазами чисел.
И какого чёрта я пошла на физико-математический факультет, когда у самой гуманитарный склад ума? Ах, ну да, так захотели родители, а примерная, добрая и хорошая дочка не может им перечить. Подперев голову рукой, я оторвала взгляд от окна и снова посмотрела на тетрадки и записи в них, со вздохом исправляя то, что никак не хотело делаться правильно, не сходившись с итогом.
— Ви-и-ик, — протянул парень, со скучающим видом лёжа на кровати, откинув голову на подушки и уставив взгляд карих глаз в потолок.
— Максим, отстань. Мне нужно работу доделать, — в который раз пробормотала я, даже не взглянув на него. Если бы я каждый раз отвлекалась от работы – на него, то и четверти того, что уже сделала – не написала. И что за привычка у него: отвлекать меня тогда, когда я чем-то занята?..
— Викуль, ну, солнце моё, — проныл он, кинув в меня маленьким медвежонком Тедди, им же и подаренным. — Посмотри на погоду за окном! Давай выйдем погуляем: развеешься немного.
— Ты же сам знаешь, что не могу. Это последний курс и учёба закончена. Институт позади и взрослая жизнь, понимаешь? — говорю я, лениво повернувшись к нему в кресле. — А ты бы хоть чем-то занялся, бездельник!
— Я занимаюсь твоим воспитанием, — возразил Макс. — И, да, дорогая, ты кое-что забываешь.
— И что же? — уставшим голосом спросила я, снова смотря на конспекты в тетрадках.
— Ты не должна портить прелестные стереотипы: блондинки – глупые, а ты уже который день корчишься над этими заданиями. Не боишься, что волосы темнеть начнут?
— Ха-Ха, — саркастически отозвалась я, зачёркивая пол страницы работы чёрной гелиевой ручкой.
— Да и потом, — отозвался он, не обращая никакого внимания на то, что я занята, — ты совсем забыла обо мне. Как-никак, а я – не кактус. Я требую твоего внимания.
— Так, Макс, оставь мой кактус в покое: Антон в отличном состоянии, и в поливе не нуждается.
— К черту твой кактус, — сказал он, поднимаясь с кровати и подходя ко мне вплотную. — Я тут со скуки завяну скоро.
— Ничем не могу помочь, — лениво отозвалась я, растягивая слова, чуть прикусывая зубками кончик карандаша, задумавшись.
— А я думаю, что можешь, — прошептал он, с усмешкой выдыхая воздух возле моего уха.
Его дыхание такое тёплое и размеренное, касалось моей чуть прохладной кожи, вызывая мурашки. Я сглотнула, но снова уткнулась в тетрадки, с явным намерением не замечать его и закончить начатую работу. Глаза предательски не хотели ничего видеть, затуманенные желанием, возникшим где-то глубоко внутри. Вот так вот и сказывается регулярная работа, и недостаток секса из-за неё.
— Ммм… Так мы решили строить из себя неприступную, да? — риторически спросил он, явно не ожидая от меня какого-либо ответа.
Его губы – мягкие и такие родные – коснулись моей оголённой шеи, в миг вызывая волну мурашек, разбежавшихся по всему телу. Поднятые в высокую причёску волосы, полностью открыли ему доступ к шее, не мешая. И он, кажется, решил этим полностью воспользоваться. Сначала нежно прикоснутся губами к мочке уха, аккуратно потянув её зубами, медленно перемещаясь за ухо, потом затылок, шея. Дорожки мягких и невесомых поцелуев прокладывались аккуратно. Так, чтобы я захотела большего. Макс знал это. Знал, что я очень чувствительна к прикосновениям. К любым прикосновениям.
Кончики его прохладных пальцев скользнули по плечу, отодвигая в сторону лёгкую ткань блузки и бретельку бюстгальтера вместе ней. Он довольно заметил, что я этому не возражаю. Не сказав ни слова, я так и смотрела на неведомые в данный момент моему уму числа. А его пальцы, не видя никакого препятствия на своём пути, скользнули к вырезу на блузке туда, где были маленькие пуговицы, которые под напором пальцев медленно расстёгивались, вызывая лёгкую улыбку на любимых губах. Я шумно выдохнула воздух, когда вторая лямка скользнула по плечу.
— Вика…
Твой тихий шепот у моих губ, а я пытаюсь взять себя в руки, не отдавшись желанию с головой. Смотришь мне в глаза, не моргая. А я сглатываю ком, что образовался в горле, замираю от нахлынувшего желания, которое мягкой, но настойчивой волной разливается по телу. Настойчивое и необходимое, как глоток чистого воздуха. А ты целуешь нежную кожу шеи, спускаюсь по ключицам к груди, оставляя влажные следы от поцелуев, вызывая у меня внутри настойчивое желание стянуть с тебя всю одежду и заняться любовью прямо на этом столе.
— Ну же, малыш, попроси меня продолжить. Я знаю: ты этого хочешь. Знаю, потому что ты напряжена, а твоё сердце сейчас вылетит из груди, — шепчет он, с усмешкой вглядываясь в мои глаза, поворачивая кресло к себе, чтобы я оторвала свой взгляд от бумаг и смотрела только на него. Сосредоточилась на своем желании. — Скажи, чтобы я продолжил. Хотя, знаешь, — он замолкает, выдерживая паузу, от которой я скоро потеряю сознание. — Я и так не собираюсь останавливаться.
И я молчу. А сердце летит вскачь. И руки сами, инстинктивно, пытаются покрепче опереться о холодный стол, с которого на пол полетели все мои тетради, и на который я с легкостью была посажена, оказавшись в ловушке, которую сама же и сделала. Мои ноги сжимают его бедра, а Макс довольно мурлычет мне в шею, вызывая у меня улыбку. И я поддаюсь. Расслабляюсь. Отдаюсь нахлынувшим чувствам.
Мягко перебираю тонкими пальцами в его тёмной шевелюре, чуть тяну вниз, наклоняя его голову и прикасаясь своими губами к его, игриво покусывая нижнюю губу. В это время его пальцы водят по оголившемуся участку кожи на моей спине. И я выдыхаю воздух, отрываясь от его губ, когда по телу снова проходит рябь удовольствия.
— Макс, — тихий шепот, а в нем мольба. Он победно улыбается и медленным, мучительно медленным жестом снимает с меня блузку, вмиг полетевшую вниз голубым облаком из тонкой ткани. И это несказанное удовольствие, когда его губы на твоей ключице, а пальцы, зная своё дело, ловко расстегивают застёжку лифа, освобождая небольшую, но упругую грудь.
Моё дыхание вырывается из груди рваными вздохами и я дрожу, когда Максим проводит дорожку поцелуев от губ, до подбородка; шеи, ямки у основания ключиц… Всё ниже и ниже к плоскому животу. И он прикасается к животу губами. Один раз. Второй. Третий. И я выгибаю спину, что-то бессвязно бормоча, в который раз понимая, что прикосновения – это моя слабость. Это то, что лучше всякого удовольствия… Это и есть удовольствие, в чистом его виде.
А он продолжает эту искусную пытку, расстёгивая зубами застёжку на моих штанах, стягивая их с меня своими крепкими и сильными руками. Я снова хочу обвить его своими ногами за бёдра, чтобы продолжить начатое, но он отходит от меня и скучающе говорит:
— Хотя, знаешь… Ты права: не буду тебя отрывать от работы. Продолжай заниматься. Виктория же у нас прилежная ученица.
И он снова ложиться на кровать с самым обычным видом, как будто ничего и не случилось.
Я сижу на холодном столе, как громом поражённая. И что это, черт побери, означает? Возбудим и не дадим, да? Месть – блюдо, которое подаётся холодным, но когда ты так разгорячена, возбуждена и требуешь продолжения банкета – нет сил ждать милости с его стороны. Нужно брать дело в свои руки.
— Значит, продолжать заниматься, да? — растягивая слова говорю я, задумчиво складывая розовые губки в трубочку, а потом чуть облизываю их. — Наверное, прилежная ученица так и сделает. Она закончит начатое дело.
Он довольно замычал, закрыв глаза, думая, что я имею в виду конспекты, которые теперь были разбросаны на полу. А я стягиваю заколку с волос, позволяя волосам лечь мягкими волнами на хрупкие, белые плечи и, хмыкая, вскакиваю со стола, предварительно бросив заколку в дальний угол. Макс открыл глаза, услышав этот стук и его рот удивлённо открылся, когда увидел, что я, медленно покачивая бедрами, подхожу к нему.
Пытаюсь не смотреть на его чуть ошарашенное лицо, чтобы не сдрейфить в последний момент. Залезаю на него, опираясь руками о его плоский пресс через тонкую ткань полосатой рубашки, нарочно медленно ведя ладони к плечам. Властно и грубо впиваясь в его губы поцелуем, одновременно расстёгивая пуговицы ловкими пальцами, оголяя безупречное, крепкое тело. Если Макс брал меня нежностью, то я буду брать его страстью. В этом вся суть, отличающая мужчину и женщину – у каждого свои потребности.
А мои губы движутся вниз, чуть покусывая и посасывая его загорелую кожу. Спортивное тело возбуждало меня, а я пытаюсь отдаться ответной волной возбуждения для него. Целую медленно-медленно, чтобы он понял, куда мои поцелуи переведут в итоге. И, судя по тому, что его возбуждение уже уперлось в ширинку джинсов – он это прекрасно понимал. Я двумя пальцами расстегнула змейку, быстро и эффектно, усмехнувшись про себя проделанной работой. Мой милый уже знает, что я совсем близко от центра его наслаждения. Максим со стоном откинулся на подушку, когда я стянула с него джинсы и боксёры, обхватив губами его мужское достоинство.
Медленно, словно это леденец, я выводила языком только мне известные узоры на нём, чуть посасывая. Макс стонет и я понимаю, что он совсем близко от финала, ещё одно движение губами и, причмокивая, я отрываюсь от него, а он так и не достигает высшей точки своего наслаждения.
— Вика, что ты..? — непонимающе пробормотал он, когда я встала с него и прошла к столу, на ходу собирая светлые волосы в пучок, закалывая их злосчастной заколкой, найденной на столе.
— Да вот, я тут подумала и решила: ты прав, я же хорошая девочка и…
— Ну уж нет, сладкая моя. Ты плохая, плохая девчонка, — шепчет он мне, беря за руку и притягивая к себе, аккуратно укладывая на мягкую кровать, нависая надо мной. И мы улыбаемся друг другу сквозь поцелуи, забавляясь этой игрой.
Он проводит рукой по моей талии и стаскивает с меня двумя пальцами оставшуюся часть гардероба. Я обхватываю его ногами и выгибаюсь, позволяя как можно глубже войти в меня. И мы оба знаем, что нуждаемся в этом. Нам невыносимо необходимы прикосновения. Только это спасёт. Только это спасает нас в этот момент. Ладонь по коже. Ладонь, согревающая нутро лишь повторяя контуры тела, заставляющая кровь бежать чуть быстрее, захватывать клетки кислорода и впрыскивать их в сердце. Это нежность. Это страсть. Эти два разных по значению слова в одном флаконе. Мне необходимо чувствовать его руки на себе. Мне необходимы линии жизни, отпечатанные в ложбинке пальцев. Мне необходим он. Сейчас. Полностью.
И вспышка света застилает глаза, достигнув высшей точки наслаждения. И последний стон, сорвавшийся с губ, утонувший в имени любимого, который, как и ты, не можешь отойти от произошедшего. Нежась в друг друге, как на солнышке, мы не можем поверить, что обычная игра сделала с нами такое в этот день. Обычная игра, которая теперь отзывается в наших сердцах гулким эхом, ещё долго не собираясь стихать внутри.