Пробуждение

...проклятые оковы не поддаются... да и кто ожидал, что заклятый металл уступит, что Ангбанд отпустит так просто? Отсюда не уходит никто... – Добей меня. Ну же, – бескровные губы чуть шевелятся, обозначая слова. Голоса уже нет, последний голос был отдан в той безнадежной песне, когда казалось... Казалось. Зря. Он запрокидывает голову, открывая беззащитное горло. Один удар. Быстро и просто. «Ты сможешь, я знаю. Брат мой, дороже всех братьев... Последняя милость судьбы.» Финдекано заносит кинжал, в его глазах блестят слезы, но на лице – отчаянная решимость, и рука его тверда. Сейчас все закончится. Навсегда. Наконец-то. ...запястье пронзает резкая боль, острым лезвием разрезая привычную пелену бесчувствия. Майтимо успевает увидеть алое на черном металле – собственную кровь – и понять, что произошло. И, уже падая в долгожданную пустоту, он ещё понимает, что на самом деле ничего не закончилось...* Когда он пытался удержаться то на гладкой спине орла, то на едва заметном уступе, в то время, как заклятая цепь жгла руку, ему было не до того, чтобы разглядывать Майтимо. Позже он думал, что осанвэ заменило ему в тот момент слух и зрение, и его фэа видела в созданной Морготом тьме больше, чем глаза. Уже в шатре он как следует разглядел друга, заботливо перевязанного целителями и устроенного со всевозможным удобством. И ужаснулся, опустившись на придвинутое к кровати кресло. Не могло быть, чтобы это тело – иссушенное, почти уродливое от истощения, было – Майтимо. Не могло быть, чтобы оно было – живым. Отравленные Морготом Древа не выжили; мог ли один эльда оказаться сильнее света, созданного Стихиями? А значит – Майтимо умирал… …погружался в чёрную вязкую тьму, как в болото, не в силах пошевелиться, закричать или открыть глаза – не может двигаться, звать или смотреть в нигде потерянная фэа. И темнота забирала его без остатка, всё глубже и страшнее. Не оставляя ни лиц, ни голосов, только упрямое сознание «Я есть». Но чувствовал – должно исчезнуть и оно. Скоро. И всё же, мучение темнотой длилось и не заканчивалось. А потом пришёл свет. Крохотный световой зайчик где-то на границе сознания, что-то такое, на что нельзя посмотреть прямо, можно только поймать на мгновение боковым зрением. Капелька света... Лаурелин – вспомнилось с трудом. И медленно, с напряжением потянулись не слова и даже не имена – ощущения. Отец. Темнота. Красный свет. Факелы, зарево. Свет. И Финдекано... …прервался на мгновение от почти мучительного усилия и посмотрел, запрокинув голову, на верхний полог шатра. Там танцевали, дрожа, кружевные текучие солнечные зайчики – воды Митрима отражали свет солнца. Оно было родственным младшему Древу – он чувствовал, и значит, эти блики были подобием света Лаурелин. Далёким и бледным, но прекрасным, как всё сотворенное Илуватаром. С этой мыслью Финдекано крепче сжал руку Майтимо, опуская голову, прижимаясь щекой к щеке, виском к виску лежащего. Отчего-то так было легче нащупывать слабую искру жизни и сознания, замершую глубже, чем слова. Теперь ему казалось, что тот, первый блик был семечком, из которого теперь прорастал свет. И струистые ленты света, переплетаясь, обхватывая плотно, несли его из темноты бережно и плавно. Тепло и совсем не страшно. И у него было тело. Он знал это сейчас благодаря обвившим крепко золотым нитям. Если бы не это, он не почувствовал бы себя – сам. Иногда нежность тёплого сияния сменялась вновь темнотой, но это была другая темнота – та, что наступает во сне под опущенными веками. Тогда ему чудилось тепло чьих-то рук на запястье и голос – знакомый. Финьо... – …я ненадолго уходил, Майтимо. Надо было. Сильпэлассиэ – целительница, ты ее помнишь? – дала мне ведро, и велела принести воды. Начинаю набирать – а в ведре – мышь. Я её выплеснул в кусты, а она даже спасибо не сказала, неблагодарное животное. Так что я теперь заслуживаю титула «спаситель мышей». Ты только никому не говори, ладно? Финдекано откинулся на спинку кресла. Теперь было не так страшно, как вначале. Теперь он мог позволить себе отойти не только тогда, когда готов был уже соскользнуть с сиденья от усталости. Разве что боялся пропустить за выполнением поручений одной из старейших целительниц Первого Дома и спасением мышей момент, когда Майтимо очнётся – по настоящему, а не выплывет из глубокого беспамятства в чуть менее крепкий сон... Открыв глаза, он удивился, что смотрит. Смотреть было очень тяжело, и не вышло – долго, но чтобы разглядеть главное, ему хватило времени.