Как я теперь живу

      Большой капучино с двумя ложками сахара без корицы. Новый день, новая порция кофеина, старые привычки, старый я. Все как всегда. Я неторопливо шел по улице, как обычно приходя на встречу чертовски рано. Наверняка вы спросите: зачем? Но я не найдусь с ответом. Может быть, я не люблю, чтобы меня ждали? Особенно я не люблю, чтобы меня ждал он. Я шел медленно, любовно обводя каждое растение в парке глазами, любуясь цветами и восхищаясь величавостью деревьев. Где-то там, на противоположном конце этого крошечного мира ровно год назад я расстался со смыслом своей жизни. Вы опять же спросите меня: а зачем? И я отвечу: потому что он так захотел. Курт всегда был сложным для понимания, но я понимал все, что он даже не успел произнести. Я помню, как мы начали отдаляться друг от друга, помню, как это резало меня хуже ножа. Мне казалось, что по моему телу с десяток раз прошлись бензопилой. И ровно год назад, на пруду, где плавали два белоснежных лебедя, Хаммел попросил меня дать отсрочку. Он яростно просил меня дать ему год. Я стоял и смотрел ему в глаза, пытаясь понять хоть что-то, но не смог, потому что Курт старательно отводил взгляд. Я не стал ничего спрашивать, не стал кричать, клясться в вечной любви; я просто отпустил его. Я помню, как его руки потянулись в мою сторону, чтобы обнять. Наверняка, по привычке. Я помню, как он тут же одернул себя, развернулся и пошел прочь. Помню, как стоял и смотрел ему вслед. Я бы стоял так и дальше, мне казалось, что я смогу простоять тут весь этот чертов год, даже вечность, если потребуется. Но дома меня ждал кот, для которого смыслом жизни являлся я, и я решил жить дальше. Я обернулся, встав как вкопанный и обнаружив, что лебедь на пруду остался один. Этим лебедем был я.       Я не знаю, как проснулся на следующий день, потому что мне хотелось проспать ровно год. Но я встал, накормил Блэма и отправился на работу. С того дня я каждое утро захожу в кофейню и заказываю свой нелюбимый кофе: я люблю обычный, а Курт пьет капучино, с двумя ложками сахара и без корицы. Вы снова задаетесь вопросом: почему я пью свой нелюбимый кофе? И я вам с удовольствием отвечу: чтобы быть ближе к Хаммелу, чтобы жить его жизнью, прочувствовать его привычки. Так что я заказывал кофе, шел до работы и только там его пил: Курт не любил обжигающие напитки, ждал, пока остынет. Со временем я привык и даже полюбил капучино: все-таки в нем была какая-то прелесть. Я все также работал в книжном магазине, все также играл на гитаре дома, все также был застенчивым парнишкой, который сейчас шел на место своей гибели. Я сел на скамейку у того самого пруда и вглядывался прямо перед собой, где год назад мы схоронили свою любовь. Она еще немного трепетала, и был шанс спасти ее. Сейчас меня ожидало попурри из фильмов «Один день» и «Дрянная девчонка» и дальнейшее развитие событий могло быть разным. Я насчитал три варианта. Первый: Курт вернется ко мне и все будет хорошо. Счастливый конец. Второй: Хаммел скажет, что все кончено и нам больше не стоит видеться. Никогда. Третий вариант: он скажет, что начал жить дальше, что без меня все идет гладко, в гору. Но он попросит лишь об одном: дарить ему каждый год в этот злопамятный день лишь одну встречу. Это был самый тяжелый вариант. Когда ты понимаешь, что с человеком тебе ничего уже не светит, легче стереть его с памяти, не надеяться ни на что. Но это развитие событий несет за собой угрюмые последствия. Мы будем видеться один раз в год, рассказывать о своей жизни и я точно вам заявляю, что мне не понравится его брак с другим мужчиной. Мне не понравится, что у них будут дети, мне не понравится, как будет звать их старшего сына, потому что это будет моя украденная жизнь. Я буду вспоминать о том, как мы с Хаммелом мечтали об этом, обнявшись в кровати, целуя наши переплетенные пальцы. Помню, как загадывали такую жизнь на будущее. Это моя жизнь и ее бессовестно вырвали из моего существования.       Я услышал шорох листьев позади себя и тяжело вздохнул. Была ранняя осень, моя любимая пора года. Под ногами бесконечное золото, солнце перестало нещадно дарить свое тепло, воздух был свеж, как весной. Я неторопливо встал, не сводя взгляда с пруда, стараясь дышать полной грудью, хотя легкие уже разрывались от запаха его парфюма в воздухе. Меня начинало жечь, но не солнце, а взгляд голубых глаз. Он пожирал насквозь мою спину, и у меня уже появилось желание содрогнуться, дать слабину и лечь навзничь, но я пересилил себя. Я услышал, как Курт подошел ближе и поравнялся со мной, не сводя своих печальных глаз с моего лица. Я набрался сил и повернулся в его сторону, удерживая себя на острие ножа. Сердце заныло от вида Хаммела, губы недовольно сжались от запрета целовать его кожу, уши жаждали услышать его голос, а руки сжались в кулаки, подавляя желание прижать его к себе и больше никогда не отпускать. У Курта был молодой человек, я видел их вместе больше полугода назад. Они шли, держась за руки, но не переплетая пальцев, на расстоянии. Я не видел в них любви или счастья, поэтому, думаю, что они не вместе сейчас. Меня до сих пор терзала мысль, что Хаммел попробовал, что, возможно, у него получилось. Но я ничего не мог поделать: Курт может быть счастливым и без меня.       Голубые глаза оторвали от меня взгляд после нескольких минут задумчивости. Голова опущена, брови сошлись на переносице, глаза странно блестели. Хаммел хмурился, сердился, но был таким прекрасным, неотразимым, желанным, что я сглотнул от желания прикоснуться к нему. Еще пара минут молчания. Я созерцал скулы Курта, а тот вдруг спросил меня охрипшим голосом: — Как ты живешь? — А разве я живу?       Хаммел посмотрел мне в глаза, отчаянно борясь с болью, проигрывая ей, резко делая шаг вперед и целуя меня в губы. Я истерично прижал его к себе, сдавливая до боли в груди, впиваясь в его губы, кусая их, сплетая наши языки, желая больше не отпускать его. Воздуха в легких почти не осталось, но мне не хотелось останавливаться. Я боялся, что это сон. Курт выдохся первым, уткнулся мне в плечо и прошептал на ухо: — А теперь? Я улыбнулся, закатив глаза, будто в какой-то дешевой драме. — А теперь живу.       Курт поцеловал меня в шею, а я посмотрел на пруд, отмечая про себя, что там плавали два лебедя, которыми мы с Куртом были. Лебеди, которые вернулись к друг другу. Мы были не птицами, а людьми. Но знаете что? Сейчас позади меня выросли крылья и я, наконец-то, взлетел.