***
В следующий раз это случилось где-то примерно неделю спустя. Последние несколько дней Германн бился над одной неразрешимой проблемой. Его вычисления зашли в тупик, а ошибки он не видел, хотя все перепроверил трижды и дважды попытался пойти другим путем. Поэтому на внешние раздражители он реагировал мало, Ньютона практически не замечал, хотя тот периодически проносился мимо разноцветным вихрем, пытаясь привлечь внимание. Пару раз он даже дернул Готтлиба за рукав, но математик был настолько увлечен, что едва это заметил. Он даже не успевал улавливать, когда Ньютон подкладывал ему на стол тарелки с сэндвичами, но все же съедал их, правда, весьма рассеяно. В один из вечеров, когда ему пришло в голову слегка разобрать ту крепость из книг и бумаг, которую он воздвиг не только на своем столе, но и рядом с ним, он с удивлением осознал, что среди всех этих бастионов из бумажек разной степени целости и помятости появилась термокружка. Она была явно не его, да и не Ньютона, более того, Германн вообще не видел ее раньше. - Эм... Ньютон? - математик посмотрел в сторону биолога и кашлянул. - О, ты сегодня разговариваешь? Это прогресс, я скажу тебе! Готтлиб скорчил недовольную мину по поводу замечания, а потом указал на кружку: - Это откуда? - А... Это я тебе вчера принес. Сэндвичи, к счастью, не остывают, а вот чай имеет такое свойство. Я ездил в город по делам, решил купить. А то не дело тебе пить холодное... Хотя ты все равно так редко вспоминаешь про чай, что тебе и термокружка тут не поможет... - биолог тяжко вздохнул и поставил на полку колбу, которую держал в руках. Германн нахмурился. Что тут следовало сделать? Поблагодарить его? Или же просто проигнорировать данный акт заботы? К вниманию в любой форме ученый более чем не привык, а тут доктор Гайзлер демонстрирует его, причем, без всяких претензий на то, что объект это заметит. - Германн... Не зависай посреди лаборатории, я могу тебя случайно задеть, когда буду проносить что-то мимо. - А... Да. Спасибо, Ньютон, - математик развернулся и похромал обратно к своей нерушимой крепости. Постоянная сидячая работа в последние дни делала его ноге только хуже, но он этого сознательно не замечал, полагая, что хуже уже быть не может. Его коллега глянул ему вслед и хотел что-то сказать по поводу ухудшившейся хромоты, но оборвал себя, посчитав, что от этого ему явно прилетит что-то в голову. На следующий день ближе к обеду воцарившаяся в лаборатории тишина разбилась от внезапного ликующего вскрика Германна. Ньютон от неожиданности уронил колбу и обернулся к коллеге, да так и замер с поднятой рукой, уставившись на него. - Ньютон, ты не представляешь, я нашел. Настолько глупой ошибки я не совершал ни разу в... жизни... - он обернулся к биологу и улыбка его померкла. - Германн... Мне не могло привидеться второй раз... - О чем ты говоришь? - Готтлиб притворно улыбнулся, надеясь, что это не выглядит так жалко, как ему кажется. Он попытался перевести тему, заговорив о расчетах, но Ньютон опустил голову и пробормотал: - Расскажи мне... - О чем я должен тебе рассказать? - математик почувствовал, что страх сменяется гневом. - Я не понимаю, о чем ты говоришь. Я очень устал за последние дни, так что я, пожалуй, дойду до столовой. Прошу меня извинить. Он прохромал мимо стола коллеги и вышел из лаборатории, закрыв за собой дверь. Прислонившись к ней по ту сторону, он прикрыл глаза рукой. Происходящее не укладывалось ни в какие рамки. Ньютон, оставшийся один в пустой лаборатории, тихо опустился на стул, отрешенно наблюдая, как вокруг разбитой колбы растекается физраствор. Отругав себя за минутную слабость, Германн решил изменить маршрут и отправился к себе в отсек, дабы побыть пару минут в тишине. Была середина рабочего дня, так что все равно пришлось бы возвращаться в лабораторию. Но ему нужно было восстановить равновесие. Поэтому, придя к себе, он налил белого чаю и пошел к креслу, по пути пройдя мимо зеркала. Остановившись на мгновение, он оглядел себя. Ничего особенного, если даже не сказать хуже. Он понимал, что представляет из себя типичного ученого-зануду, консерватора до мозга костей. Человека, с которым обычным людям скучно и непонятно, а людям его круга может быть интересно, но ничего серьезней деловых отношений тут явно бы не возникло. Что мог найти в нем Ньютон, который держался всегда рядом, причем явно добровольно. Тот факт, что они коллеги и делили лабораторию, не был условием его заинтересованности и заботы. Германн еще раз оглядел себя, вздохнул и развернул крылья. В маленьком зеркале они не смогли отразиться полностью, но мужчина знал и помнил каждое перо. Их серый оттенок всегда напоминал ему цвет асфальта после дождя. Этот цвет ему одновременно нравился и раздражал. Почему серый? Он никогда не мог ответить на этот вопрос, которым он задавался все время своей юности. Когда он увидел их в первый раз, они были светлее. Но это было в пять лет, так что Готтлиб не был до конца уверен в своих воспоминаниях. Он прикрыл глаза и вспомнил тот момент, когда их увидела мама. Она была первой. Как они у него появились, он не знал до сих пор, и все попытки прояснить ситуацию заканчивались ничем. Мама была тогда в явном смятении, но быстро привыкла, начав при этом называть его своим маленьким ангелом. Германн тогда был с ней вдвоем в усадьбе - отец и остальные члены семьи уехали. А когда вернулись, то он впервые осознал, что его крылья видят не все. На самом деле, таких людей в его жизни было только двое - его мать и сестра. Сестра как-то сказала ему, что это как индикатор любви. Если человек тебя любит, он видит твои крылья. В тот момент Германн был подавлен. А в последующие годы все время мечтал, чтобы он об этом не знал. А вот теперь Ньютон... Математик сложил крылья, и они исчезли. Внутреннее равновесие постепенно обретало форму. Следовало возвратиться к работе.***
- Эй, чувак, ты пойдешь в столовую? Время обеда же! - Гайзлер как всегда был полон энергии, чего нельзя было сказать о его коллеге. Поэтому Германн лишь поморщился и ответил, что он если и придет, то позднее. Биолог вздохнул, но спорить не стал и унесся навстречу еде. Математик поднялся со своего места и решил умыться. Совместная работа с Ньютоном его выматывала, так как тот совершенно забывал о личном пространстве и все норовил то схватить Германна за руку, то обнять на радостях, то еще какую глупость совершить. В общем, покоя не было и в помине. Умывшись и приведя себя в порядок, он почувствовал облегчение. Голод тут же напомнил о себе не слишком учтивым урчанием в животе. Взвесив все «за» и «против», Германн решил все же последовать за Ньютоном в столовую, чего бы ему этого не стоило. В пищеблоке было шумно, но народу было меньше, чем обычно. При входе стояла небольшая компания, состоящая, в основном, из младшего персонала, мимо которых Готтлиб попытался протиснуться к столам. Внезапно его кто-то толкнул и он, раскинув крылья и схватившись за поручень около лестницы, чудом удержал равновесие. Сердце бешено колотилось, гоняя адреналин по венам. Падение вниз ему бы стоило дорого. Толкнувший его парень принялся извиняться, но Германн проигнорировал его, всем видом показывая, что ему нет дела до случившегося, но, подняв глаза на зал, он замер в растерянности. На него смотрел Ньютон. Остальные продолжали есть и смеяться над своими и чужими шутками. А Ньютон смотрел. Впервые за много лет Германну стало стыдно, ибо в его взгляде читался тот немой укор, которым его иногда одаривала мать. Готтлиб закусил губу и отвернулся. Оставаться здесь было невозможно, поэтому он вышел из зала настолько быстро, насколько мог, и пошел к своему отсеку. Захлопнув за собой дверь, он прислонился спиной к холодному металлу и, впервые за последние несколько минут, глубоко вздохнул. Чувство, сдавившее его грудь костлявой лапой, рвано пропускало воздух к легким. Он не мог осознать его полностью, он ощущал смесь страха разоблачения и надежды, прожигающей в той клетке, куда он ее запер, огромную дыру. Надеяться он перестал уже давно, и запереть это несчастное чувство в себе оказалось проще, чем разочаровываться раз за разом. Оставайся внутри... Не выходи... Иногда уговаривать себя не получалось. Вот как сейчас. Он ненавидел свои крылья за то, что они появились. За то, что продолжали быть. За то, что делали его уязвимым. Ньютон не мог его любить. Сестра ошибалась? Резкий стук в дверь выбил из него остатки самообладания, он от неожиданности выронил трость, и она с глухим звуком упала на пол. Стук прекратился. - Германн... - голос биолога звучал обеспокоено, но твердо, - Нам нужно поговорить, открой. - Нам не о чем разговаривать, - Готтлиб перевел дыхание и нагнулся за тростью. Ногу предсказуемо прошило болью, и он поморщился от собственной ущербности. - Не о чем... - Ньютон помолчал пару секунд, а потом продолжил, - Не думаю, что ты будешь в восторге, если я начну разговор, стоя здесь. А я начну его. Германн вздрогнул. Он слишком хорошо успел узнать его за то время, пока они работали вместе. И слишком хорошо знал этот тон. Иногда доктор Гайзлер бывал серьезен. Поэтому математик повернул ключ в двери и отступил на пару шагов назад, опираясь на трость. Ручка повернулась, дверь отворилась с тихим скрежетом, и на пороге появился Ньютон. - Поговорим? - он шагнул в комнату и закрыл за собой дверь, - Если ты опять скажешь, что нам не о чем говорить... - Да о чем ты хочешь поговорить? - костлявая лапа сжалась сильнее, выдавливая остатки воздуха. Германну хотелось выглядеть скорее недовольным и разозленным, а не испуганным. - Слушай, я человек, находящийся в здравом уме. Я не употребляю сомнительных препаратов, хоть у некоторых и могут возникнуть на этот счет сомнения, - Ньютон снял очки и устало потер переносицу. - Но я видел их три раза. Три раза, Германн. Мне не могло показаться. Готтлиб молча смотрел в пол. Не сталкиваясь до этого с подобной ситуацией, он не знал, как ему реагировать и что отвечать. Ньютон вернул очки на место и вздохнул. - Ты мне не расскажешь? - тон его звучал явно примирительно. - Обещаю, никто об этом не узнает. Хотя, ты ведь сам в столовой... - Их никто не видит, - оборвал его Германн. - Я до сих пор не могу понять, почему их видишь ты. - Эээ... Что ты имеешь в виду? - То, что основная масса людей... Да что там, никто, их действительно не видит. Даже мой отец, - математик опустился на кресло и жестом указал Ньютону на стул. Тот послушно сел и уставился на хозяина комнаты. - То есть ты хочешь сказать, что они... магические? - Я не знаю, Ньютон. Сколько не пытался, ответа не находил. - А давно они у тебя? - Гайзлер почувствовал, как повисшее в комнате напряжение очень медленно рассеивается. - С пяти лет. - Эээ... Ты сказал, что их не все видят... А кто видит? - Ньютон озадаченно почесал макушку. - Мама видела. И сестра, - Германн вздохнул и кратко пересказал ему события того дня, когда он сам их обнаружил, и описал мамину реакцию. Биолог восхищенно вздыхал и требовал подробностей. - Чувак, это потрясающе... А летать ты можешь? - Раньше мог, в детстве. Когда мы жили за городом, и когда рядом никого не было, я летал. А потом перестал. - Эээ... Тяжело стало? Они же, наверно, как и остальные части тела, их можно развивать... - Нет. Перестал, потому что отпала надобность. Я забываю о них. Их ведь никто не видит. Да и мне особо не нужно. Как нос - вроде есть, но мы его не замечаем. - Но я вижу... Германн замолчал. Он не знал, как продолжить разговор. Ньютон заговорил первый после продолжительной паузы. - Покажешь? - Я... Ладно... Он поднялся со своего кресла и развернул крылья. В маленькой комнате сразу стало мало места. Ньютон тоже вскочил со своего стула и принялся их разглядывать с азартом ученого, но дотронуться не решался. - Я научился их контролировать большую часть времени. Это почти так же, как дышать. Но в стрессовых ситуациях, когда я падаю или еще что-то подобное, они появляются сами по себе. Раньше меня это не беспокоило... - До тех пор, пока их не увидел я? - В целом, да... Ньютон рассматривал крылья, потом внезапно отступил на шаг и виновато пробубнил: - Извини... Германн уставился на него с нечитаемым выражением лица. - Почему ты извиняешься? Это не твоя вина. Если только отчасти... - Ну... - Биолог замялся, - я ведь причиняю тебе беспокойство. Поэтому, я и подумал, что стоит извиниться. Германн сложил крылья и опустился обратно в кресло. Он молча смотрел на Ньютона и не знал, что ему ответить. Ведь он сам до сих пор не совсем верил в происходящее, а объяснять Гайзлеру, в чем конкретно он не прав, Готтлиб не мог. Слишком много подробностей. Он просто не мог рассказать о причинах, не мог рассказать свою историю полностью, а врать ему математику просто не хватало духа. Да и если говорить начистоту, Ньютон заслуживал правды своим отношением, своей трогательной заботой, своим вниманием. Поэтому Германн просто вздохнул, неопределенно взмахнул рукой и сказал: - Все в порядке, не переживай по этому поводу. Судя по виду, Ньютон ему ни капли не поверил, но по всей видимости решил, что спорить себе дороже. Он снова скромно присел на стул напротив хозяина комнаты и уставился в пол. - Ну... Это ведь хорошо, что я их вижу? - Ньют глянул на него поверх очков пытливым взглядом, - В смысле, что ты никогда не мог об этом поговорить, а... - Да, хорошо. Но вряд ли я буду об этом говорить. - Но... - Начал было протестовать Ньютон, но Германн оборвал его снова. - Я не вижу в этом необходимости. А теперь, как мне кажется, нужно вернуться к работе. Биолог послушно поднялся со стула и пошел к двери. Он явно что-то хотел добавить, но наткнулся на взгляд коллеги и передумал. - Ладно... Буду ждать тебя в лаборатории. Германн закрыл за ним дверь и прислонился лбом к обжигающе холодному металлу. Впервые за столько лет работы он был рад вечному полумраку в комнатах, благодаря которому Ньютон не заметил его постыдно покрасневшего лица. Хватит и того, что главную слабость - его серые крылья - рассматривали десять минут с восторгом на лице. Хватит. Никаких слабостей. Пора возвращаться к работе.***
- Геееермааан! Ты представляешь, я знаю, что можно сделать! Математик закатил глаза и досчитал до десяти. Ну все же было хорошо, так нет. Опять его коллеге пришло в голову что-то гениальное. Хорошо, если это закончится только порчей имущества в некрупных масштабах... - Что, Ньютон? На это биолог пробормотал что-то невнятно-радостное из под стола, выкидывая на свет божий то, что этот свет видеть явно не должен был. Германн осторожно подошел к разворачивающемуся театру боевых действий и аккуратно поддел тростью провод. - Неужели ты решил сделать уборку? Несомненно, это точно изменит ход войны... - Ай, не будь занудой! - пыльный Ньют показался из-под стола с какими-то деталями в руках. - Нет, уборку я делать не буду. - А счастье было так возможно... - пробормотал Германн и предусмотрительно отошел на безопасное расстояние, - Так что же на сей раз пришло в твою голову? Гайзлер в ответ пронесся мимо него по лаборатории в сторону большой колбы с мозгом кайдзю. - Я решил собрать нейромост! - Ты решил сделать... что?! - Готтлиб схватился за край стола от неожиданности. - Нейромост! Я войду в дрифт с кайдзю и... - Доктор Гайзлер! - прикрикнул на него математик, отчего Ньютон тут же затормозил и удивленно на него уставился. - Ты чего, Герм? - Я просил... А, к черту. Какой нейромост? Ньютон, ты в своем уме? Ты понимаешь, насколько это опасно? Я уже не говорю о том, что это полнейшее безумие. Ты не пилот, ты совершенно не подготовлен и к обычному дрифту с человеком, а к дрифту с кайдзю, который в принципе не изучался, ты вообще не можешь быть подготовлен! - Да, да, да. Конечно, я все понял, - Ньютон снова полез под стол за очередной деталью. - Ньютон... - начал было Германн угрожающе, но снова был прерван грохотом. - Да брось, чувак. Я все просчитал! Все будет нормально. А я, к тому же, узнаю много нового. Готтлиб закатил глаза и снова досчитал до десяти. Спокойствие не возвращалось. Наоборот, внутренний голос уверенно говорил, что Ньютон все равно сделает по-своему и, в лучшем случае, окажется в лазарете с повреждениями сосудов головного мозга, а в худшем... О худшем думать не хотелось. Но внутри все равно все предательски свернулось в тягучий клубок беспокойства. - Я иду к маршалу. - Эй, эй... Подожди! - Ньютон поймал Германна за рукав. - Не надо... Маршал явно не одобрит. Он всегда заворачивает все исследования... - Дело не в исследованиях, а в здравом смысле. Не уверен, что ты с ним знаком, если собираешься провернуть свой эксперимент... - Гееерманн... Ну ты ведь понимаешь, что это может изменить ход войны? Ради такого не жалко и пожертвовать... Готтлиб окинул его взглядом и понял, что переубедить не получится. Оставалось надеяться, что нужных деталей все равно не найдется. Разве что, биолог не решит ограбить техников. - У тебя ничего не выйдет. Сомневаюсь, что у тебя достаточно материалов, а руководство тебе точно ничего не даст. А если бы и дало, ты бы себя угробил, - припечатал математик и направился быстрым шагом к выходу из лаборатории. - Или наоборот прославился! - Донеслось ему вслед. Но Германн его уже не слушал. Он шел к Тендо, чтобы попросить его перекрыть для Ньютона доступ к складам деталей. Он объяснил ситуацию, не раскрывая самой идеи и не вдаваясь в подробности, но Чои ему поверил, полагаясь на всем известное здравомыслие ученого. Он отсутствовал не более часа, а когда вернулся в лабораторию, то его встретила тишина и слабое гудение генератора. Он прошел чуть вперед и увидел Ньютона, лежащего на полу с пультом в руках. - Oh, mein Gott... На секунду Германн забыл, как дышать и двигаться. Трость с глухим стуком легла на пол к его ногам, руки похолодели, и в глазах потемнело. Он дернулся в сторону Ньютона, едва не упав, зацепившись за трость не слушающимися ногами. Он инстинктивно взмахнул крыльями, но совершенно не заметил этого. Стул, стоявший на его пути, полетел в сторону, сопровождая свой путь противным скрежетом металла. Последний метр Германн практически полз. Дрожащими руками он дернул шлем с головы и нажал кнопку отмены процесса. - Ньютон... Что же ты натворил... - У биолога дергалась щека и шла кровь из носа, но он постепенно приходил в сознание, - Ньютон... Ты слышишь меня? Германн обхватил его за плечи и заглянул в приоткрывшиеся глаза. Так и есть, один стал уже заплывать кровавым пятном, закрывая радужку. Ньютон поморгал, увидел математика и вздрогнул, пытаясь отстраниться. - Это я, Ньютон... Все хорошо, слышишь меня? - Голос отказывал самому Германну, но он продолжал бормотать что-то бессмысленное, надеясь на внятный ответ. - Я... - Ньютон затрясся крупной дрожью и схватил Германна за жилет, - Они... - Тихо, тихо... Дыши... Я вызову врача, - математик потянулся за пейджером, но Ньют перехватил его руку. - Не надо... Подожди... Дай... Дай мне воды... Германн аккуратно посадил Ньютона, прислонив его к стенке стола, а сам поднялся и на негнущихся ногах пошел к кулеру с водой. Только бы не расплескать. Только бы не уронить. Чертов его консерватизм, давно нужно было поставить сюда холодильник с бутылками. Он вернулся обратно настолько быстро, насколько смог, неся в трясущихся руках стакан. Он отдал его Ньюту, придерживая, потому что того все еще била крупная дрожь, и самому ему держать стакан было трудно. - Они... Господи, так страшно... - биолог зашелся кашлем, и из кровь из его носа пошла сильнее. Германн выхватил платок из кармана и сунул его ему под нос. - Они пришли нас уничтожить... - Да, они это и делают, - примирительно начал математик, но Ньют схватил его за руку и заглянул в глаза. - Нет, ты не понимаешь... Им приказано нападать на нас... Приказано. Их хозяева, хозяева кайдзю... Они им приказывают уничтожать все живое... - он задышал глубже, пытаясь побороть накативший страх. Германн забрал у него пустой стакан и неловко обнял одной рукой. Он понимал. И от этого понимания становилось еще хуже. Возможно, Ньютон еще что-то узнал, возможно, он знает, что им делать... Биолог зашевелился и попытался встать, все еще трясясь всем телом, но Германн дернул его обратно на пол. - Ты куда собрался? Ты сидеть не можешь прямо, а идти тем более. Вот видишь, опять кровь пошла... - Надо к маршалу... - Ньют неосознанно вытер нос рукой, смотря в пустоту, но кровь все равно продолжила капать на рубашку. Математик вздохнул и снова приложил платок к его лицу, вытирая текущие струйки. - Пара минут ничего не решит... - Они собираются сбросить бомбу в Разлом! Германн, у них ведь ничего не получится! Математик потер переносицу. Он не совсем понимал причину, но раз Ньютон был уверен, то нужно действовать. Он поднялся сам, помогая себе взмахами крыльев, и поднял пострадавшего биолога, который опасно пошатнулся, но успел схватиться за стол и за плечо Германна. - В порядке? - Да, да, пойдем... И они пошли, по пути подобрав сиротливо валявшуюся трость и стянув со стола Ньютона кусочек ваты, чтобы остановить кровь, все еще периодически текущую из носа. Их изрядно шатало, пока они шли до командного центра - Гайзлера от пережитого дрифта, а Готтлиба от пережитого шока за Гайзлера. Но добраться у них получилось - и как раз вовремя. Ньют сразу же бросился к микрофону объяснять Пентекосту всю абсурдность его плана и советовать изменить порядок и прислушаться к нему. Германн периодически переводил маршалу с ньютоновского на человеческий, за что получал благодарные взгляды от Тендо.***
Война подходила к концу. Кровопролитная, унесшая сотни тысяч жизней. Германн до сих пор не верил, что их поступок склонил чашу весов. Когда сбросили хронометр, он почувствовал облегчение и чудовищную усталость. Но он все равно улыбался вместе со всеми, хотя сил не осталось. Потому что Ньютон улыбался. И улыбался ему. Когда, наконец, удалось улизнуть от общего шума, Готтлиб пошел к себе. Все, что ему хотелось сейчас - принять душ и упасть на какую-нибудь ровную поверхность. Но как только он скинул пиджак на стул, не удосуживаясь найти ему вешалку - все равно живого места на нем не осталось - раздался тихий стук в дверь. - Кто? - спросил Германн, хотя и так прекрасно знал. - Я... - последовал тихий ответ, а затем ручка медленно повернулась, и Ньют просочился в комнату. Он потоптался на пороге, вздохнул и поднял взгляд на Германна. - Ты спас меня... Готтлиб оторопел. Он даже не рассматривал ни одно из своих действий, как спасение своего не в меру резвого коллеги. Он попытался возразить, но Ньют оборвал его. - Не спорь... Я не послушался тебя... - Но ты оказался прав. Это действительно изменило ход войны. - Но если б ты не отключил машину, я бы умер... Внутри у Германна все похолодело. Он мысленно поблагодарил высшие силы за свои действия, большинство из которых он совершал, даже не думая. - Поэтому я и говорю спасибо... - Дурак. За это не благодарят. Лучше сходи в медотсек, пусть сделают сканирование. - Я был... - Ньют засунул руки в карманы брюк и качнулся взад-вперед, - Сказали, что все в пределах нормы. Иногда могу падать в обмороки или совершать странные поступки. - То есть, обычное твое поведение... Ньютон на удивление облегченно рассмеялся, утирая выступившие слезы. - Да, именно. Ты даже не заметишь перемены. Повисло неловкое молчание. Биолог смотрел в пол, а Германн рассматривал его самого - помятая грязная рубашка с каплями крови, почти развязавшийся галстук, взъерошенные волосы. Только умыться Ньютон, похоже, успел - на лице крови не было. Он нервно улыбнулся и глянул на Готтлиба. - Эээ... Я пойду наверно? - Как тебе будет угодно, - Германн не хотел, чтобы он уходил, но что делать дальше, если Ньют останется, он совершенно не представлял. - Только... Я напоследок сделаю глупый поступок... Математик непонимающе взглянул на него, а Ньютон коротко вздохнув, шагнул к нему, робко поцеловал и тут же отступил обратно к двери, смотря в пол. - Ньютон... - Я... Извини... Я предупреждал... Больше... Я больше... - Замолчи. Ньютон испуганно глянул на Германна, а тот, бросив ненавистную трость, шагнул к нему почти вплотную и поцеловал уже сам.***
- Доброе утро... Германн открыл глаза. В узкую полоску, называемую окном, пробивался свет. Часы показывали начало двенадцатого. - Для кого и не утро... - мужчина зевнул и протер глаза. - Ой, не занудствуй. Можно же хоть раз выспаться. И так месяц нормально не спали. - Ага, конечно. Если бы еще кое-кто не воровал у меня одеяло всю ночь, так было бы вообще прекрасно... Ньютон захохотал и стянул с Германна остатки одеяла. - А я и не знал, что ты утром первым делом любишь поворчать... - Ну и черт с тобой, - Готтлиб повернулся набок лицом к стене и укрылся собственным крылом, - Не нужно мне твое одеяло... - Видали его... Обидчивый какой... - Ньютон обнял Германна и уткнулся носом в изгиб шеи. - Даже не пытайся, не прощу. - Ага, я тоже тебя люблю, - прошептал Ньютон и легко поцеловал его в плечо. Германн промолчал, пытаясь вспомнить, как дышать. - Эй, зануда, вставать будем? В столовой, небось, сегодня будет что-то особенно-праздничное. Ньютон позади завозился, но вдруг замер. - Герм... - А? - Они белые...