Золотое небо

Что такое тупик в обычной жизни? Это когда мы упираемся в стену, толкая ее и стуча кулаками, а потом садимся у нее и миримся с этим. Но нет выхода лишь тогда, когда ты сдался. Если ты сдался, то считай почти труп. Да, мы умираем до того, как отказывают наши внутренние органы. Именно таким полутрупом я был, когда взялся писать эту книгу. Долго решался начать писать, всегда откладывал. Каждый когда-то хоть раз хотел написать целую книгу, не так ли? Но моя жизнь так скучна и обыденна, с чего это мне вообще писать? И о чем?.. Хотя, почему бы и нет. Почему бы не стать художником, почему бы не начать вязать, почему бы не написать книгу? Почему бы не покончить с собой? На самом деле почти каждый второй из нас – самоубийца. Просто кто-то делает это сразу, кому-то требуется год, десять лет, пятьдесят, семьдесят.… Каждый второй – потенциальный мертвец. Мы можем убивать себя таблетками, безвылазной работой, алкоголем или другой дрянью, мы можем сделать это незаметно… даже, порой, для самих себя. И вот, от меня, наверное, осталось лишь тело. И даже оно хилое и устало. Собственно, я никогда не отличался особой жизнерадостностью. Кто-то любит вышивать, кто-то рисует или поет в караоке, кто-то сажает цветы. А кто-то сводит счеты с жизнью. Самоуничтожение тоже можно считать за хобби. Мое хобби. Вообще я учился на журналиста, у меня были такие надежды и ожидания, свойственные выпускникам. Но знаете на что это похоже? Тебя выбрасывают из гнезда, кто-то вспорхнет, кто-то разобьется. Но пока летишь вниз, каждый надеяться, что именно он взлетит. И я не смог взлететь. Так вышло, что мне пришлось работать в одном из грязных дешевых журналов. Это была единственное место, куда меня взяли сразу больше учебы без опыта работы. Естественно, с небольшой заработной платой. Все мы устраиваемся на наши «нелюбимые» работы на время. Я мало сплю. Приходя с работы, я просто падаю на диван и смотрю глупые передачи по телевизору. Я засыпаю поздно, не потому что они мне интересны, а потому что раньше не могу. Теперь я выпеваю кучу снотворного, которое меня вырубает до утра, и это лучшее, что случается со мной за день. А худшее, что случается со мной, это когда я открываю глаза утром. Мне бы хотелось заснуть очень надолго, что бы когда я проснулся, то моя жизнь стала не такой, как сейчас. И я бы открыл глаза, совершенно выспавшийся и бодрый, сладко потянулся и захотел жить. Так сложно хотеть жить в квартире, где нет никого, кроме меня самого и тараканов на кухне. Здесь не бывает даже друзей или якобы случайно зашедших знакомых. Дома не было ни родственников, ни любимой девушки, ни даже собаки, кошки, попугайчика или хомячка. Как-то в детстве у меня были рыбки. Их звали Джина и Джек. Я к ним жутко привязался. Настолько сильно, что когда они всплыли вверх брюхом, (а когда-нибудь, конечно же, это должно было произойти) со мной случилась наисильнейшая истерика, на которую способен маленький мальчик. Ну и потом еще была около недели неимоверной скорби, как без этого. Насмотревшись на это, мой дед решил, что домашних животных у меня больше не будет. Их больше и не было. Кстати, воспитывался я у деда с бабушкой. Отец бросил маму, когда узнал о ее беременности. Когда мне было пять лет, мама попала в автокатастрофу и погибла. Мне нравилось жить с бабулей и дедом, это было чудесное время. Наверное, лучшее время. До десяти лет бабушка водила меня на занятие скрипкой, но у нас с этим инструментом совсем не связалось. Но после дед стал меня учить старым песням его молодости на такой же старой и поцарапанной классической гитаре. Потом мне подарили новую гитару, свою собственную. Если не ошибаюсь, это был мой пятнадцатый день рождения. Она до сих пор стоит в углу, и я почти не беру ее в руки. Друзей у меня тоже не было ни в школе, ни в университете. Моим лучшим другом была бабушка, по натуре человек мягкий и добрый. Все же я рос нелюдимым домоседом. Не то чтобы я не любил гулять…Просто, если уж до конца по-честному мне было страшно лишний раз выходить, потому что без синяков я обычно не возвращался. Отношения с одноклассниками не сложились, мягко говоря. И они часто колотили меня около моего дома. Ну вы знаете, как это бывает. Другие интересы, вкусы и неразговорчивость, и вот тебя уже считают странным. А это никакому обществу не нравится. Если ты отличаешься, тебя либо бояться, либо забивают. Потом я поступил в университет. Для меня это много значило, потому что те парни, которые меня поколачивали, разбежались по училищам. Я чувствовал в себе столько сил, мне казалось, что мир смогу перевернуть. А потом этот мир со всеми его разочарованием и трудностями, со всеми его невыносимыми буднями упал мне на плечи. Поэтому не сложилось мне мир перевернуть, это он перевернул меня. Хотя было желание, было нечто внутри, что подпирало и заставляло двигаться. Опора. Но твой энтузиазм тает с каждым месяцем, ты становишься слишком ленив, что бы бороться, потому что тебе не на что больше опираться. И не на кого. У меня были друзья. Я верил в то, что они мои друзья. Наверное, скорее мне хотелось верить в то, что они мои друзья. Но потом я разочаровывался. И снова. И снова. И снова. Вся наша жизнь состоит из разочарований и поисков нового объекта, в который можно верить. А потом мы что? – разочаровываемся. Мы собираем пазлы из наших ошибок и называем это жизнью. Мы когда-то прозреваем на время и называем это депрессией. Мы пытаемся забыть про наши неудачи и заполняем чем-то нашу пустоту, потому что когда ты не задумываешь о том, как несовершенен этот мир, тебе легче…и мы называем это счастьем. Итак, я устроился на работу и снял квартиру. Но через неделю сильно заболел дед. Я сразу примчался и снова поселился с ними, что бы ухаживать за дедом и поддерживать бабушку, которая, несмотря на мои старания за ним угасла. А я так и остался жить в этой квартире. Один. С тех пор жизнь обрела форму существования. Утро. Дешевое кофе. Одеваюсь. Работа, скука, отвращение. Прихожу домой. Телевизор, идиотские программы, таблетки, сон. Больше ничего, ничего не происходит. Как будто утро не наступает, день не кончается, и ты навсегда застрял в одном поганом промежутке времени. Этот день стоит у меня в горле, и я не могу дышать. Когда лошадь ломает ногу, ее пристреливают, что бы она не мучилась. У меня депрессия? Не думаю. Надеюсь, после смерти наша душа никуда не переселится, не в какое дерево или опять, упасите все всевышние силы, в человека. Приятнее брать билет в один конец, иначе смерть потеряет свою прелесть и притягательность, не правда ли?