Мухи

Застолье, как это всегда бывает, прошло свою бурную фазу и дошло до фазы тихой и полной самопознания. Обессилевший Эмиль полулежал на стуле, свесив ноги и запрокинув голову, и мелодически похрапывал. Столь же обессиливший Франкур полулежал на стуле, вытянув ноги под столом, и насвистывал, пальцами отбивая по столешнице ритм. Он сочинял новую песню. Рауль, зримо отличаясь от товарищей, сидел на стуле прямо и чинно (ноги Франкура, заняв все свободное место под столом, естественным образом вытеснили оттуда все прочие ноги и лишили Рауля возможности принять расслабленную позу) и предавался тягостным раздумьям. Его снедал комплекс неполноценности. “В самом деле, - думал он, буравя Франкура тяжелым пьяным взглядом, - в самом деле, разве это не справедливо, не закономерно? В нем семь футов росту, и, входя в комнату, он разворачивается боком, чтобы не свернуть плечами косяк - а я? Он силен, как бык, он пальцами гнет подковы и выдирает гвозди - а я? Он поет и танцует как бог, он сочиняет песни и виртуозно играет, похоже, на любом инструменте, который попадется ему в руки - а я? И на что, черт возьми, я могу рассчитывать при таком раскладе? Что могу предложить Люсиль?! Все безнадежно.” Донельзя удрученный этими печальным, но верным анализом, не в силах больше смотреть на источник своего горя и уничижения, он осоловелым взглядом обвел помещение. Внимание его привлекли три мухи, с жужжанием носившиеся вокруг лампы под потолком. - Бедняги, - изрек Рауль, обращаясь к мирозданию в целом. - Они пытаются выскочить из плоскости, через них проходящей. Бессмысленное, безнадежное занятие... И тяжело вздохнул, понимая и разделяя печальную участь мух. - А? - спросил Франкур, на время выйдя из творческого транса. - Что? - Мухи, - пояснил Рауль, - пытаются выбраться из плоскости, через них проходящей. Что абсолютно безнадежно. Франкур поднял голову и внимательно посмотрел на мух. - Почему? - спросил он наконец. - Что почему? - Почему безнадежно? Рауль уставился на него во все глаза. - Потому что, - проговорил он, справившись с изумлением, - через любые три точки можно построить плоскость, причем только одну... - А, - сказал Франкур; в глазах его не отразилось ни тени понимания. - В самом деле? Рауль начал медленно подниматься из-за стола. - Ты не знаешь, как построить плоскость по трем точкам? - спросил он страшным голосом. Франкур помотал головой. - А о неравенстве Коши-Буняковского тебе что-нибудь известно? - продолжал Рауль все тем же голосом, мертвым и жутким. Снова тот же отрицательный жест. - Ну, может быть, ты хотя бы знаешь теорему Веерштрасса? И вообще хоть что-нибудь о пределах, а? - Нет, - сказал Франкур. - А что? - Что? - повторил Рауль. - Что?! У него словно гора с плеч упала - да что там, не одна гора, а целый горный хребет. - А то, - выкрикнул он запальчиво и, согнув указательный палец крючком, потряс этой фигурой у Франкура перед носом, - то, что я смирился! Я отошел в сторону! Я не хотел ни на что претендовать там, где не мог ничего предложить! Но будь я проклят, если позволю Люсиль совершить роковую ошибку и навеки погубить свою жизнь, связав ее с человеком - ха, с человеком ли?! - который ни малейшего представления не имеет о началах мат. анализа и линейной алгебры! Ну уж нет! Я намерен сейчас же раскрыть бедной девушке глаза! Выпалив все это единым духом, он повернулся на каблуках и стремительно выскочил за дверь. Эмиль, в котором происходящее возбудило некоторый слабый интерес к жизни, посмотрел другу вослед и спросил: - Что это с ним? Франкур пожал плечами. В этот миг Рауль снова возник на пороге и погрозил сопернику шишковатым кулаком. - Таким как ты, - крикнул он, - Галуа вообще запретил размножаться! И убежал.