Мой ласковый нежный зверь

Посадка вот-вот начнётся, тем не менее, я не перестаю оглядываться по сторонам, надеясь на то, что, может быть, ты всё-таки сменишь гнев на милость и придёшь хотя бы затем, чтобы на прощание сказать мне что-нибудь язвительное, что в переводе на мой, как ты выразился, язык шимпанзе будет означать «Счастливого пути». Но минуты убегают, как песок в часах, а тебя нет. Тяжело вздохнув, я поудобнее перехватываю сумку с вещами и, дождавшись своей очереди, отправляю её под рентгеновский сканер. Чёрт бы побрал это рыжее несчастье, которое в последнее время буквально село мне на хвост. И ведь не отцепишь. Как банный лист к… Впрочем, неважно. Вот и сейчас, всё подмигивает да подмаргивает, небось усядется сейчас рядом со мной, и терпи его домогательства. Сбежать, что ли, в туалет? Подхватив вещи, я направляюсь к трапу, мысленно честя своего не в меру надоедливого сотрудника и… и тебя тоже! Неделю. Целую неделю я вынужден был терпеть твой холод, язвительные комментарии и прочие прелести твоего порой невыносимо-мерзкого характера. Спрашивается, почему?! «Что за глупый вопрос? Сам разве не знаешь ответ?» Да. Нет. Ох… Но это ж… это ж… Нервно закусываю губу. Хорошо, допустим… Ну проводил этот ужас меня тогда до дома, ну коснулся руки "случайно", ну что в этом такого?! В штаны же не полез! Хотя… может его от этого и остановил тогда вид тебя, так некстати вернувшегося из театра. Но, в самом деле, это не может быть поводом. Да, мы живём вместе уже два года, да, мы делаем то, о чём раньше и думать не могли. Я, по крайней мере. Но… ни разу за эти два года я не замечал за тобой такого. «Ага, тебя тоже никто ни разу за эти два года не трогал. Кроме него.» Да чтоб тебя! Заткнись! Чушь всё это! «Неужели? Думаешь, он на это не способен? Тебе бы, кстати, понравился такой расклад.» От злости на своё альтер-эго я уже готов зубами скрипеть. Всё-таки, самое лучшее сейчас – просто выбросить из головы все глупые мысли и сосредоточиться на предстоящей поездке. Хотя… вспомнив об этом, я с трудом сдерживаю желание скривиться. Мало того, что на меня, как обычно, навесили эту проклятую командировку, и именно тогда, когда у тебя выдался выходной (ещё одна причина того, что ты вдруг решил, что в последнее время живёшь один), так мне в напарники подсунули ещё и это чудо с медовой улыбкой, от которой уже выворачивает. Неудивительно, ведь в Комитете все уже решили, что мы с ним - не разлей вода. Бесит! — Сегодня вы, кажется, не в лучшем расположении духа, Сион-сан, - приветливо улыбается мне молоденькая стюардесса. Я так же отвечаю лёгкой улыбкой. В конце концов, другие не виноваты в моих проблемах. — Эми, вы слышали когда-нибудь о том, что утро добрым не бывает? – да уж, особенно сегодня, когда я "нечайно" получил по носу, а потом полетел с кровати. Она понимающе смеётся. — Ваш напарник уже прошёл в выделенную вам кабину. Кстати, - она слегка розовеет, - не сочтите за наглость, но… как его зовут? Я удивлённо вскидываю бровь. Зачем ей это? — Серафим Окава. — А… хорошо, - она невинно улыбается. — Спасибо. Просто… он такой красивый. Что??? Усилием воли состраиваю на лице непринуждённое выражение, сдерживая себя от того, чтобы в изумлении не вытаращиться на неё и не потрогать лоб на наличие температуры. — Э-э-э… ну… я могу передать ему ваши слова, - изображаю на лице лукавое подобие улыбки. Господи, что я несу?! Сера же не по женской части! Карие глаза тут же радостно вспыхивают, и только она раскрывает рот, чтобы, наверняка, засыпать меня благодарностями, но тут объявляют начало взлёта, и ей приходится возвращаться к своим обязанностям. Ну… хоть в этом мне повезло. Сжав ручку чемоданчика, я, стараясь не показывать того, насколько мне неприятна вся эта ситуация, а конкретно - четырёхчасовое нахождение в одном помещении с этим скользким типом, поспешно направляюсь к последней кабинке и открываю дверь. В следующее мгновение чемоданчик с лёгким грохотом падает на пол, а до меня краем сознания начинает постепенно доходить, что нет, Эми сегодня здорова и полностью вменяема. Вот только её слова я, ну, никак не смогу передать тому, кому они предназначались. — А я было подумал, что ты уже где-то успел уединиться со своим рыжиком, - вальяжная поза, расстёгнутая кожаная куртка и белеющая под ней кофта, шарф на плечах и стильные солнечные очки, скрывающие серебристо-серую гладь, которая, наверняка, сейчас переполнена ехидством. — Ты… - может, меня ещё не скинули с кровати, раз я до сих пор сплю? – что ты здесь делаешь? Где Сера? — Какое тёплое приветствие. Я просто таю, - ядовито отвечаешь ты. Решительно подняв чемоданчик с пола, закрываю за собой двери и, приняв некое подобие безразличного выражения лица, выжидающе смотрю на тебя. А сердце, между тем, бьётся так неистово, что вот-вот выскочит из груди. — Достопочтенный принц, как всегда, не может без вопросов? – лёгкие нотки раздражения в твоём голосе невозможно не услышать. Ну… мне, по крайней мере. — Прекрати, я серьёзно. Где мой напарник? Если бы… если бы ты только знал, как же мне, вопреки моей, по-твоему, чрезмерно мягкой натуре, сейчас всё равно, где находится мой персональный кошмар, как хочется кинуться к тебе на шею и крепко сжать в объятиях, пусть даже ты меня оттолкнёшь потом, как хочется прижаться к родным губам и раствориться в их тепле, в котором ты отказывал мне целую неделю. Но… … я, пожалуй, воздержусь. — Настырный-то какой, - интересно… скучал ли я по этому вкрадчивому тону или нет? Ведь ничего хорошего он не предвещает… — Ну что ж… Медленно поднявшись, приближаешься ко мне тягучей кошачьей походкой и, подойдя почти вплотную, упираешься в дверь, положив ладони по обе стороны от моей головы. Сквозь очки пытаюсь уловить выражение твоих глаз, но зеркальная поверхность делает это практически невозможным, что, в некоторой мере… сводит с ума. Забывшись, уже было поднимаю руку, чтобы убрать злополучный аксессуар, но, вспомнив о том, какую роль я себе выбрал, резко одёргиваю себя. Хотя… какой смысл? От тебя же ничего не укроется. Вот и сейчас я с неудовольствием смотрю на то, как тонкие губы кривятся в хитрой ухмылке. Лёгким движением руки снимаешь этот нервирующий меня предмет, открывая взору серые радужки, в которых сейчас пляшут озорные чёртики, аккуратно прячешь очки в карман, а затем наклоняешься к моему уху. — А тебе, правда, интересно, где он? Горячее дыхание щекочет кожу, я сглатываю, но, всё же, более-менее уверенно выдавливаю. — Да… — В самом деле? — Д-да… - чёрт, жарко стало… — Ну если тебе так интересно, то он… прямо перед тобой. Влажный язык касается мочки, и я, не выдержав, прикрываю веки, чувствуя, как ты слегка прижимаешься ко мне, как высвобождаешь из моих пальцев ручку чемодана, откидывая его куда-то в сторону. Ты так не любишь, когда что-то мешает… — Неужели? – близко, слишком близко… Я должен… Ох… — Неужели. Лучшего партнёра тебе… - коварно обводишь кончиком изгиб раковины, - …вовек не найти. — Да… ну? — О да… Просто введи его… - губы легко касаются виска, - …в курс дела. Ощущение проворных пальцев под рубашкой, подушечки, безошибочно скользнув по алой метке, слегка щекочат отмеченную ею кожу, и я с трудом удерживаюсь от того, чтобы выгнуть спину. Змей… Довольный смешок, и рука исчезает, но в следующий миг ложится мне на грудь, прямо на сердце. Утыкаешься мне в шею, ещё сильнее вжимая меня в дверь своим телом. — Как… бьётся… - жаркий шёпот опаляет кожу, - …как птичка в клетке… Почему, как? И… что за дела вообще?! Резко отталкиваю тебя от себя, приблизительно на расстояние трёх шагов, и, поджав губы, чеканю. ― Где. Мой. Напарник? Лёгкая тень удивления на красивом лице, а затем серые глаза недобро прищуриваются. ― Его Величество сегодня страдает глухотой? - тихо цедишь ты, снова приблизившись ко мне, и я тут же упираюсь руками в твою грудь, что тебя, впрочем, не останавливает. В мгновение ока перехватив мои запястья, заводишь их мне за спину, а затем стремительно разворачиваешь и припечатываешь к двери. ― Какой строптивый, - раздавшееся над ухом рычание и последовавший за ним укус заставляют ахнуть, и я дёргаю руками, стараясь вырваться, но меня только сильнее прижимают к лакированной поверхности. ― Не упрямься, - угрожающе шепчешь ты и снова наказываешь меня укусом, на этот раз в шею, - меня и так достала эта чёртова неделя, не хватало ещё твоих фокусов. ― И кто в этом виноват?! – огрызаюсь я, не оставляя попыток высвободиться. ― Сам же… Эй, перестань! ― Не хочешь? – мурлыкаешь ты, продолжая бесцеремонно, но, в то же время, нежно ласкать мой живот, грудь… ― Я так не думаю. Самоуверенность, сквозившая в этом тоне, неожиданно пробуждает во мне необъяснимую злость. — Не хочу, - отрывисто произношу я. — Как… Я уже недостаточно хорош для тебя, Сион? – освобождаешь мои запястья и крепко обнимаешь за талию, прижимаясь ко мне бёдрами, а я, вопреки всему, не могу не наслаждаться этим живительным теплом, которого мне так не хватало. — Или же… малыш Сера в этих делах лучше меня? – сколько яда в одном вопросе. Погоди, что ты… — Что ты… имеешь ввиду? — О, не стоит стесняться, - ощущаю, как влажный язык касается бьющейся на шее жилки, а сильные руки сжимают меня так, что даже становится трудно дышать. — И как, понравилось? Может быть, мне послышалось? Ну, пожалуйста… — Что ты… такое говоришь? – чувствую, как внутри всё обрастает льдом. Да как ты смеешь… — Он тоже был с тобой нежен? – похабный шёпот режет по самому сердцу, отравляет душу, лишает воздуха. — Или, может быть, тебе хотелось как-то… иначе? Жёстче? Глубже? Больнее? Оказывается… в глазах может темнеть не только при потере сознания. Ещё от ярости, разбушевавшимся пламенем ревущей в ушах, придающей столько сил, что их с лихвой хватает для того, чтобы, наконец, высвободиться из твоей хватки, оттолкнуть и со всего размаху ударить тебя по щеке с такой мощью, что даже кожа на собственной ладони начинает саднить. А ещё… желания причинить боль. И плевать на то, что в серых глазах мелькает сожаление, меня это не останавливает от того, чтобы прошипеть сквозь стиснутые зубы: — И что? Может и понравилось. Но перед тобой я не обязан отчитываться! Задеть… кольнуть, как можно, острее… Я никогда не ощущал ничего подобного. И как всегда, с иронией думаю я, ты первый, кто даёт мне возможность испытать что-то новое. Вот только… в этот раз я не стану благодарить тебя за это. Словно в замедленной съёмке наблюдаю за тем, как ты подносишь пальцы к щеке, на которой уже выступает отпечаток моей ладони, за тем, как в серебристо-серой глади что-то неуловимо меняется, отчего меня охватывает неконтролируемая дрожь. Краем сознания чувствую, как самолёт постепенно начинает двигаться ко взлётной полосе, лёгким дребезжанием нарушая повисшую тишину, в которой сквозит такое напряжение, что до него, буквально, можно дотронуться. В какой-то момент самолёт делает слишком резкий рывок вперёд, и я, до этого времени, не сводящий с тебя взгляда, покачнувшись, теряю равновесие, но в следующий миг обнаруживаю себя в твоих руках, железным обручем сжимающих мою талию, а затем… Жёсткая хватка в волосах, серебристо-серая гладь, похожая на поверхность замёрзшего озера, и… улыбка, от которой всё замирает внутри. — Может быть присядем? – наигранно-вежливо интересуешься ты. Секунда, и я ощущаю спиной мягкую обивку дивана и тяжесть чужого тела на своём. — Значит, не обязан, говоришь… - молниеносное движение, и пуговицы на моей рубашке разлетаются во все стороны, бесполезная тряпка летит на пол, а затем привычное тепло знакомых рук окутывает мои обнажившиеся плечи, спускается ниже, ласкает грудь, живот, рёбра. И я, прикрыв веки и тихо ненавидя себя за это, плавлюсь от этого долгожданного родного тепла, чувствуя, как вся моя ярость тает, словно снег под слишком палящими лучами солнца. Как хорошо… Даже подозрительно хорошо… Это мысль заставляет напрячься, а в следующий миг я вскрикиваю, ощутив, как острые зубы сжимают кожу у основания шеи. — Ошибаешься, детка, - шипишь ты, крепко сжав мои бёдра своими. — Ты застрял со мной на очень, очень долгое время. Как ты сам сказал… - усмехаешься и, наклонившись к моему уху, шепчешь, - в радости и в горе, в богатстве и в бедности, в здравии и в болезни, и даже… - приподнимаешь голову и в упор смотришь мне в глаза. Дыхание резко перехватывает. Ты… ты же смеялся… тогда… а сейчас… Влажный жар, накрывающий мои губы, настойчивый язык, грубо врывающийся внутрь, сумасшедшие ласки, подчиняющие, лишающие воли, превращающие в покорную марионетку… Или, может быть, тебе хотелось как-то… иначе? Жёстче? Глубже? Больнее? Ну уж нет!!! Дёргаю головой в сторону, упорно сжав губы… чтобы менее, чем через секунду вновь почувствовать на них тебя. — Лучше не доводи меня… В последний раз… предупреждаю, - выдыхаешь ты, прихватывая зубами мягкую плоть, проводя языком посередине, заставляя раскрыться тебе навстречу. Чувствую, как уголки глаз жжёт от обиды и бессилия, и решаюсь на последний, отчаянный шаг: слегка прикусываю тебе язык и закрываю глаза, чувствуя мрачное удовлетворение. Получил?! Ощущаю, как подушечка пальца касается метки на моём лице. Невесомо, нежно, но… я ведь знаю, что эта нежность обманчива, слишком обманчива. Разве ты простишь мне мою дерзость? Да ты… скорее расцелуешь Инукаси в обе щеки. — Значит так, да?.. «Верно, значит так», - упрямо думаю я, чувствуя, как меня слегка прижимает к спинке дивана — значит, самолёт уже разгоняется и вот-вот взлетит. Только… вряд ли тебе есть до этого какое-то дело. На несколько мгновений тепло твоего тела покидает меня, щелчок замка, а затем ты вновь садишься на меня сверху и быстрыми рваными движениями расстёгиваешь пряжку ремня на брюках. — Что ты творишь, чёрт тебя дери?! – я делаю резкий рывок вперёд, пытаясь перехватить твои руки, но даже не успеваю моргнуть, как ты заводишь их мне за голову, почти до боли сжав запястья. — Не хочешь по-хорошему, будет по-плохому, - стальные интонации в голосе заставляют вздрогнуть. Ты зло усмехаешься. — Иными словами, у меня нет настроения на прелюдии, вернее, ты только что отбил его. Сердце почему-то сжимает нехорошее предчувствие. Эта усмешка… Где же я видел её раньше? — Ты… что ты?.. В ответ расстёгиваешь молнию на моих штанах одной рукой и сдираешь их вместе с нижним бельём. — Недзуми… - дрожащим голосом произношу я и сжимаюсь, пытаясь хоть как-то прикрыться. И не потому… что мне стыдно. — Лучше не сопротивляйся, - мрачным тоном шепчешь ты, одним сильным движением раздвигая коленом мои ноги и устраиваясь между них. Ощущение взлёта, гул в ушах, отдалённое звяканье пряжки теперь уже твоего ремня, шорох ткани и… тупая, ноющая боль в груди. Остановись… Пожалуйста… Ты бы никогда… — Недзуми… н-не надо… — В чём дело? – вкрадчиво, опасно, холодно. — Боишься? — Н-нет. — Правильно. Тогда что ты чувствуешь? Что я чувствую?.. Зажмуриваю веки, не в силах выносить этот пронизывающий взгляд. И тут же чувствую жёсткие пальцы на своём подбородке. — Открой глаза. Никогда не думал, что воспоминания иногда могут быть настолько ясными. Но в этот момент, когда я смотрю на тебя, слова Рикиги, сказанные четыре года назад, всплывают в памяти настолько ясно, что такое ощущение, что он сейчас стоит рядом и произносит их вновь. Он - истинный демон. Тогда я не поверил ему. Какая наивность с моей стороны… — Тебе больно. Могу поспорить, что сейчас твоё сердце почти рвётся на части. Ведь ты уверен, что я никогда не причиню тебе вред. Даже сейчас ты не противишься, не кричишь, не делаешь ничего, чтобы помешать мне. Но… - горькая усмешка искривляет изящные губы, - …сама мысль о том, что я это сделаю, становится для тебя невыносима. Что же будет с тобой, если я сейчас не остановлюсь… Пальцы на моём подбородке превращаются в железные тиски, но… я даже как-то и не замечаю боли. Завороженный этими ледяными омутами, я постепенно начинаю понимать… — Ты не представляешь, как я хочу сейчас продолжить, вопреки твоему желанию, вопреки твоей боли, потому что сейчас я вижу в тебе свою добычу, свою собственность, которую хочется наказать за то… что она позволила кому-то, кроме меня прикоснуться к ней. Удостоверившись, что я улавливаю каждое твоё слово, ты отпускаешь мой подбородок, перемещая пальцы на щёку. — Я не хочу ранить тебя, не хочу причинять боль, не хочу ломать того Сиона, которого знаю и… - ты на секунду запинаешься, и становится ясно, что следующее слово дастся тебе с большим трудом, - …люблю. Не хочу… как человек. Но разве сейчас ты имеешь дело с человеком? Я еле заметно мотаю головой. Ты жестоко улыбаешься, медленно склоняешься к моему уху и выдыхаешь: — Скажи… Острые зубы ощутимо сжимают мочку и, подавив болезненный стон, я послушно шепчу правду, которую осознал только сейчас. — Именно… - выпустив моё ухо, спускаешься к шее, касаясь её языком. — А теперь, - слегка прикусываешь чувствительную кожу, - когда до тебя наконец-то дошло, - ведёшь влажную дорожку по линии челюсти, - ответь мне. Снова впиваешься в меня взглядом. — Нужно ли тебе это? Что… что ты имеешь ввиду?.. — Я готов рискнуть, Сион, я готов начать сначала, теперь выбор за тобой. И учти – это твой последний шанс. Ни холода, ни тепла, ни насмешки, ни ласки, ни безразличия, ни надежды. Только серьёзность и… готовность принять любой мой ответ. Да или нет. Я прекрасно знаю, какие последствия будет иметь каждый из них. Я готов рискнуть, готов начать сначала. На мгновение прикрываю глаза, пропуская через себя эти слова, впитывая их смысл. И понимая, что уже давно, очень давно сделал свой выбор. Склоняешься ещё ближе, почти касаясь моих губ своими, и тихо цедишь: — Уверен? – «что понимаешь, с кем связываешь себя, уверен, что хочешь стать моим?» Вместо ответа я просто подаюсь вперёд и накрываю твои губы своими. А когда отстраняюсь… Боги, кто бы мог подумать, что серый цвет может быть настолько тёплым, настолько ласковым и… Мысли – это как мгновения, появляются и исчезают, а уж когда их прерывают такие нетерпеливые, но нежные губы… Наплевав на всё, я растворяюсь в поцелуе, отдаюсь и отвечаю, с наслаждением пробуя и смакуя его новый, совершенно восхитительный вкус. Со стоном отстранившись, чтобы дать нам обоим возможность вздохнуть, ты внимательно смотришь в мои, наверняка подёрнутые дымкой глаза. Легко целуешь лоб, переносицу, уголок глаза, прошептав: — Как же мне жаль тебя, мой падший ангел… Ослабив хватку на моих запястьях, притягиваешь их к себе, массируешь каждое, откровенно извиняясь за причинённую боль, затем скользишь рукой вниз, проводишь ладонью по моему бедру, дразняще щекочешь внутреннюю сторону, срывая с моих губ тихий стон и даря ощущение палящего жара в низу живота. И когда касаешься меня там, снова… перехватываю твою руку, отвожу её и, обняв тебя за шею, прижимаюсь ближе, молча прося… — Ты спятил? – изумлённо выдыхаешь мне в ухо. — Не искушай меня… — Но я… хочу… - сам не знаю, почему, но хочу… почувствовать тебя, запомнить этот момент… — Мазохист… Если я начну, то даже и не вздумай потом просить остановиться. — Не буду, - я отчаянно всхлипываю и крепче прижимаю тебя к себе, зарывшись лицом в безумно приятно пахнущий шарф и обхватывая ногами твою талию. Ты так… дрожишь… — Сион, опомнись, - чуть ли не умоляюще шепчешь ты, уткнувшись лбом в моё плечо. — Не буди во мне… монстра… снова… — О да-а-а-а, - яростно шиплю я, ощущая, как адреналин кружит голову. — Именно его я и хочу. — Сион, это опасно… — Его, тебя, всего, целиком. Настоящего. Тебя… Тёмное пламя в серых глазах, низкий утробный рык, жёсткая хватка в волосах, резкое движение и жестокие губы принимают в себя мой рвущийся наружу пронзительный крик. А в следующий миг мир застилает прозрачная пелена.

* * *

Блаженное ощущение влажной ткани на горящей коже, лёгких, как крылья мотылька, поцелуев, заботливых рук, поглаживаний, забирающих острую боль и… — Идиот, - шипишь ты. — Ещё раз такое выкинешь, и я лично тебя прирежу. Я слабо улыбаюсь, наблюдая за тобой из-под прикрытых век. — А по-моему… - в очередной раз морщусь, - … было классно. — Классно ему было, - фыркнув, ты наконец заканчиваешь… ммм… с уборкой, ложишься рядом со мной и бережно обнимаешь за талию, прижимаясь грудью к моей спине и укрыв нас обоих шарфом. Осторожно переворачиваюсь на спину, игнорируя твоё недовольное шиканье. — Ну, а тебе разве не понравилось? На какое-то время с твоего лица исчезают все эмоции, а потом… ты склоняешься ко мне и целуешь. Нежно, страстно, мучительно-медленно, глубоко, словно… наслаждаясь изысканнейшим блюдом, продлевая удовольствие на, как можно, большее время… пока воздуха начинает катастрофически не хватать. Проведя напоследок языком по моим губам, шепчешь. — Балда… И я удовлетворённо вздыхаю, купаясь в лучах твоей улыбки, нежась в тепле, которым окутывает меня ласковый взгляд серых глаз… через несколько секунд, однако, становящийся серьёзным. — И всё-таки не делай так больше, - тихо произносишь ты, подперев рукой голову и легонько сжав пальцами моё запястье. — В какой-то мере я… понимаю, почему тебе захотелось этого, но тем не менее… Я сильно сомневаюсь, что в ближайшие несколько дней ты сможешь нормально ходить. — Ну… - я рассеянно наматываю на указательный палец упавшую тебе на лицо прядь иссиня-чёрных волос, - …у меня же вроде есть напарник, - лукаво смотрю на тебя, - он поможет, если что. Ты лишь подозрительно щуришься, а затем дуешь мне в лицо, немного растрепав чёлку. Весело усмехнувшись этой маленькой мести, обвожу пальцем изящно выгнутую бровь, медленно спускаясь к щеке. Кстати о напарнике… — Так ты мне скажешь, что ты с ним сделал? – с любопытством смотрю на тебя, очерчивая линию челюсти. — Поговорил, - будничным тоном отвечаешь ты, ловишь мою руку и оставляешь поцелуй на ладони. — Объяснил суть проблемы, привёл доводы и перечислил все возможные и невозможные последствия. Всё цивилизованно, а ты что хотел? – ох, уж это выражение оскорблённой невинности… — Ах да, ещё я избавил его от лишнего груза в виде билета и документов, а затем мы немного размялись. Так. Слегка. Кстати, очень милый парень. Сразу всё уловил, внимательно слушал, не перебивал, и не забывал кивать. Не понимаю, за что ты его так невзлюбил. Нет, это уже чересчур! Уткнувшись тебе в грудь, я начинаю смеяться, громко, чисто, от души и с лёгким сердцем. — Безобразие, - с деланным упрёком произносишь ты, проведя рукой по моим волосам, - я решительно плохо влияю на вас, Ваше Высочество. Как можно быть таким бессердечным по отношению к чужим бедам? — Переста-а-а-а-а-ань! - заливаюсь я, всё ещё не в силах изгнать из головы всплывшие там яркие образы из твоего рассказа. Отсмеявшись, я вновь откидываюсь на подушку, пофыркивая время от времени. ― И как тебе это удалось провернуть? Я, вообще, даже не заметил, как он куда-то исчез. ― Ну… - ты хитро улыбаешься, - во-первых, связи, во-вторых, - усмехаешься, - у меня в помощницах была Ева. Понятно… Шансы устоять равны нулю. ― Как бы то ни было, спасибо, что избавил меня от него. Он мне почти всю кровь выпил. ― Ну если уж ты так говоришь… - легонько трёшься щекой о мою ладонь, хотя глаза опасно поблёскивают. Осторожно провожу пальцем по вспухшей от удара коже. Чёрт… Собираюсь было приподняться, чтобы попытаться встать с достаточно широкого дивана, но твёрдая рука тут же давит мне на грудь. ― Лежать. ― Но нужно приложить что-нибудь холодное. Иначе синяк будет, - протестую я, с извиняющимися нотками в голосе. Не слушая моих возражений, укладываешь меня обратно. ― Я не дитя. Я бы сам мог сделать это уже давно, - строго говоришь ты. ― Ну так почему не сделал? Какое-то время ты просто растерянно смотришь на меня, а затем утыкаешься носом мне в шею. Подношу руку к твоим волосам. ― Недзуми? ― Всё-таки я должен научить тебя драться. ― За… ― Чтобы в следующий раз ты сильнее мне врезал. Прикрываю глаза, медленно впитывая смысл твоих слов и лёгких поцелуев, которыми ты осыпаешь мою шею и ключицы. Скользнув губами по щеке, смотришь мне в глаза, и я ощущаю, как у меня пересыхает в горле от твоего взгляда. Влажное касание языка, губ… Осторожные ласки, немая мольба и… нежность, исцеляющая всё, до единой царапины. Молча обнимаю тебя крепко-крепко, зная, что ты всё поймёшь и без слов. Они сейчас не нужны, нам они, в общем-то, никогда не были нужны. Бесполезная мишура, способная ослепить своим фальшивым блеском, ввести в заблуждение… Зачем это всё? Мы и так понимаем друг друга, мы до конца чувствуем друг друга, мы всегда будем связаны друг с другом. «В радости и в горе, в богатстве и в бедности, в здравии и в болезни, и даже…», - зарываюсь лицом в твои волосы, чувствуя, как по щеке медленно стекает одинокая капля, - «после смерти»