Маяк

Асами зареклась связываться с магами огня, но, когда Айро приглашает ее поужинать, в его глазах сияет такое обожание, что у нее не хватает духу отказать. Пока она выбирает подходящее платье и украшения, она думает о Мако. И еще о том, почему парни никак не могут определиться. Иногда Асами кажется, что они не взрослеют, только игрушки становятся дороже, а из песочницы перед домом парни перебираются в политику. Или в армию. Или в полицию. А уже там вволю играют и человеческими жизнями в общем и женскими чувствами в частности, распоряжаясь окружающими, словно оловянными солдатиками на карте. И Асами совершенно не нравится чувствовать себя вещью. Платьев в ее шкафу много: есть и тяжелая парча, и легкий шелк, и блестящий атлас, и нежный бархат, самые разные цвета и фасоны на все случаи жизни. Но такого, чтобы одним махом изменить мужскую природу, в ее гардеробе нет. Асами осторожно передвигает вешалки, гладит пальцами ткань и понимает, что устала. Сначала ее подвел отец, потом Мако, который внезапно полюбил Корру… За короткий месяц Асами хватило разочарований. Да и мужчин тоже. Косые лучи заходящего солнца красят комнату в золотисто-красный, длинные полосы света линуют стены и пол. Асами ставит ножку на границу света и тени, глядит, как играют лучи на блестящей ткани чулок. Она совсем несобранна, мысли путаются и перескакивают с одной на другую, и Асами никак не может сосредоточиться на предстоящей встрече с Айро. Когда у нее по вечерам выдается свободная минутка, Асами любуется закатами. Голубое небо постепенно оседает ниже, словно солнце за день подтачивает опоры, облака — пуховки — будто окунают в розовые и оранжевые румяна, постепенно наливается ночной синевой восток. И небосвод становится похож на загримированного для вечернего выступления актера, только наблюдай за представлением. Асами хочется устроиться в любимом потертом кресле, завернуться в плед и ни о чем не думать. Но вместо этого она, наконец, выбирает бледно-зеленое узкое платье с коротенькими рукавчиками-буфами. Оно ей совсем не идет: аляповатый узор полнит, глаза становятся блекло-болотного цвета, а кожа кажется болезненно бледной. Асами не утруждает себя макияжем, собирает волосы в высокий хвост и вдевает в мочки ушей вульгарно-дорогие серьги. На нее из зеркала смотрит усталая грустная девушка гораздо старше восемнадцати лет: под глазами видны синеватые мешки, бледные губы испещрены мелкими трещинками. Асами неестественно криво улыбается, облизывает лопнувшую ранку, трогает кончиком языка. На языке становится солоно и горько от крови, словно Асами держит во рту кусочек металла. Впрочем, она довольна своим видом и даже подумывает о том, чтобы нацепить на нос старые отцовские очки в роговой оправе. Женская гордость слабо сопротивляется подобным добровольным унижениям, но Асами не дает себе передумать. Никаких больше разочарований. Хватит с нее. Никто ей не нужен. Метрдотель в небольшом ресторанчике, куда Асами часто захаживает, от удивления роняет блокнот и глядит на нее с плохо скрытым ужасом, но правила заведения не позволяют ему задавать неудобные для посетителя вопросы. Но очки Асами снимает сразу — в них ничего не видно и болят глаза. Она оставляет их на стойке у входа, и метрдотель мужественно делает вид, что ничего не заметил. — Добрый вечер, госпожа Сато, — он низко кланяется, и через секунду, когда выпрямляется, на его лице — выражение безмерного счастья и радости. — Вас уже ждут. Метрдотель ведет ее через зал к небольшой кабинке и раздвигает легкие седзи из плотной рисовой бумаги. Первое, что видит Асами — большая кремовая роза, лежащая на столе. По кабинке плывет дивный дурманящий аромат, словно в курильницу капнули чуточку эфирного масла. На плотных лепестках еще подрагивают росинки, будто цветок только срезали с куста. Асами не имеет ни малейшего понятия, откуда Айро мог узнать, но чайные розы действительно ее любимые. Асами хочется разрыдаться в голос, но она заставляет себя растянуть губы в приветливой улыбке. На короткий миг ей становится стыдно. Просто от того, что быть тут совсем не хочется, и еще потому, что она наверняка выглядит уродиной рядом с привлекательным генералом. Чертова женская гордость! — Добрый вечер, — Айро встает из-за стола, галантно целует Асами руку, помогает присесть и шутливо гнусавит, подражая метрдотелю: — Чего изволит госпожа? И Асами смущается, молчит и смотрит прямо перед собой. Перед ней на столике — раскрытое меню, но вместо того, чтобы пролистать его, Асами прячет руки под стол. Кончики ее ушей краснеют, на щеках появляется яркий румянец. Асами мнет подол, терзает нежную ткань влажными холодными пальцами и закусывает нижнюю губу. Во рту снова становится солоно от крови. — Госпожа изволит помолчать и подумать, мудрое решение, — Айро больше не гнусавит, но и не кажется расстроенным. Он кивком отсылает метрдотеля: — Бутылку красного вина, пожалуйста. Основной заказ мы сделаем позднее. Метрдотель услужливо кланяется, улыбается, бормочет: «Конечно, господин». Седзи бесшумно сходятся, отрезая Асами и Айро от остального мира. Звуки становятся чуть тише, аромат розы — гуще и тяжелее. Он будто липнет к коже, приставая намертво, Асами подавляет желание стряхнуть его с обнаженных предплечий. Она думает о том, что зря пришла и стоило бы насладиться закатом, который, в отличие от мужчин, всегда разный. Молчание, причудливо перевитое с приглушенным шумом ресторана, кажется, весит килограмм десять, не меньше. Но взгляд Айро, который Асами ощущает кожей, давит гораздо сильнее. Асами хочется сгорбиться или хотя бы откинуться на резную спинку стула. Только правила этикета, прочно вызубренные под присмотром матери, не позволяют ей пасть так низко перед совершенно чужим человеком. — Откуда вы узнали про розы? — Асами произносит первое, что приходит в голову, и поднимает глаза. — Вам нравится? — радостно переспрашивает Айро, улыбаясь. — Я не знал, честно. Мне чутье подсказало. Одно безумно долгое мгновение Асами тонет в жидком золоте радужки Айро, не может вздохнуть, не может оторвать взгляд. Глаза у него гипнотические, вязкие, дурманящие, глаза хищника — тигра. И Асами чувствует себя даже не вещью — жалкой букашкой, которой суждено вечность провести застывшей в благородном металле. «Возможно, это было бы неплохо», — отстраненно думает она, а вслух говорит: — Мне очень нравится, спасибо. Эти розы — самые любимые. — Тогда я рад вдвойне тому, что привык доверять своей интуиции. А у вас есть особая история? — Айро смотрит на нее с неподдельным интересом, и у Асами кружится голова, не иначе как от густого цветочного запаха. — Я вывел своеобразную теорию: каждая симпатия или неприязнь имеет свою историю. Например, я очень люблю снег. Каждый раз, когда я представляю снежинки, кружащие в воздухе, в душе разливаются покой и умиротворение. Это потому что еще маленьким я гостил на Южном Полюсе и ловил снежинки ртом. Асами тихонько смеется, представляя облаченного в форму генерала Айро за ловлей снега. В ее воображении он оскальзывается, падает, широко улыбается и почему-то собирает губами с ладоней тающий снег. А, может, даже делает снежного ангела. Снег блестит в волосах Айро, словно россыпь драгоценных камней на свету, а щеки краснеют от мороза. — Презабавное зрелище было, вы абсолютно правы. И не спрашивайте, как все это связано. Скорее всего, это лишь бессознательный перенос, проекция детского счастья на обыкновенное погодное явление, — Асами кажется, что Айро лжет или просто сочиняет глупости, чтобы развеять ее смущение. И вполне успешно. — А почему вы любите именно эти розы? — Потому что такой розовый куст рос на нашем заднем дворе. Каждое утро мама посвящала цветам: поливала, обрезала, удаляла засохшие цветы, рыхлила почву. А по саду лился дивный аромат, совсем как сейчас… Если закрыть глаза, то можно представить, что мы сейчас в саду, над головой только небо, вокруг — ветер… Наверное, для меня это тоже проекция из детства. — Могу ли я считать, что сейчас вы тоже счастливы? — Айро умеет внимательно слушать и задавать правильные вопросы. — Пожалуй, — Асами немного расслабляет сведенные плечи и улыбается по-настоящему, — да. — Вы очаровательны, — после небольшой паузы говорит Айро. — Вы — самая красивая девушка, которую я встречал. И Асами почти хочется ему поверить. Если бы только она не знала, что выглядит отвратительно, если бы только сама не приложила к этому столько стараний… Асами грустно улыбается бледными губами, испещренными кровяными трещинками, и укоризненно смотрит на Айро. — Вы мне льстите, генерал. — Вашу красоту не скрыть, — мягко говорит он, словно догадавшись о ее мыслях. — Она слишком сильная, яркая, проступает даже сквозь усталость и обиду. Так свет маяка виден сквозь туман и дым… А когда вы говорите о своем детстве, о том, что вам нравится, вы сияете. Каждому моряку нужен его собственный маяк на суше. Небольшой матовый рожок на стене дает немного света, потому в кабинке царит приятный полумрак. Асами подумывает о том, что при таком освещении, возможно, не так видны недостатки ее внешности. И даже приободряется. — А что вы еще любите? — Мне нравится… Ее прерывает метрдотель, принесший вино в темной пузатой бутылке. Пока он разливает его по высоким искристым бокалам, Асами пытается решить, о чем лучше рассказать. Красное вино благородно сияет даже в неярком свету: густое, бордовое, почти черное. — Господа определились с заказом? — осторожно осведомляется метрдотель. Айро вопросительно глядит на Асами, а она вдруг понимает: он тоже смущен и взволнован. Ей очень хочется успокоить Айро, передать ему уверенность, которой ей недоставало весь вечер. И Асами чувствует, как сползает с нее блеклый налет усталости. — Скажите, Ханнес, — она учтиво улыбается, — а что вы посоветуете сегодня из рыбного меню? *** Над головой сверкает бутылочное стекло звезд, которое невозможно увидеть в центре города, где слишком много света. Айро шагает рядом с Асами и поддерживает ее под локоток, словно оживший герой из дамской книги. Она улыбается, слизывает с нижней губы проступающую кровь и снова не может сдержать улыбки. Замкнутый круг. — Скажите, что это не первый и последний вечер, который мы проводим вместе? — Айро останавливается у раскидистого клена. Изогнутые, причудливо искривленные ветви, похоже, стремятся обнять друг друга. — Вы согласитесь пойти со мной в театр? Асами кивает и улыбается. На нижней губе набухает бисеринка крови. Она слизывает капельку и снова не может сдержать улыбки, глядя на возмущенное лицо Айро. Замкнутый круг. — Совсем себя не бережете! Разве можно так? Он осторожно касается пальцами ее подбородка, трогает гладкой, словно обожженной подушечкой, и Асами замирает, позволяя себя поцеловать. Айро целует долго и нежно: гладит языком губы, посасывает, чуть прикусывает. Совсем не так, как Мако, не лучше, но и не хуже — иначе. Асами почти не дышит, стискивает кулаки, не замечая, что чайная роза, зажатая в правой руке, оцарапала ладонь до крови. Асами сдавленно охает и разжимает пальцы, роза летит на густую траву. Когда Айро отпускает ее, прерывая поцелуй, он неодобрительно хмурится, разглядев ранки. — Совсем себя не бережешь, — повторяется он, прижимаясь губами к ее ладони. Асами стаскивает с волос резинку, позволяя блестящей каштановой копне рассыпаться по плечам. Дышать сразу становится легче, даже платье будто бы сидит иначе. Над головой шумит листва раскидистого клена, до Асами доносится слабый аромат чайной розы. Ранки на ладони жжет, но это даже приятно — разбивает сказочную нереальность вечера под бутылочно-зелеными звездами. А еще Асами испытывает разочарование: Айро оказался совсем не таким, как она ожидала. Но это, наверное, первый раз в жизни, когда Асами рада разочарованию.