One summer day...

Мы едем уже полчаса. Он ведет машину осторожно, но очень спеша, одной рукой сжимая руль, другой — мою ладонь. Он повторяет: «Все будет хорошо», и я верю ему. Так забавно наблюдать за ним. Что сказали бы те, кто уважают и боятся его, если бы увидели, что один из самых сильных демонов на свете может так смотреть на простую смертную и так волноваться. Да что и говорить, я до сих пор не понимаю, чем заслужила его внимание. Но мы вместе, и я верю, что это до конца. Тем более, у нас скоро появятся еще две весомые причины не расставаться. Я проснулась сегодня ночью. Было только полчетвертого. Очень хотелось пить, да еще и почувствовала под собой что-то мокрое. Я к этому почти привыкла, ведь носить под своим сердцем еще два маленьких — нелегкая задача. Мои мальчики ворочаются, пинаются, иногда заставляя меня вздохнуть, замереть. В такие моменты Спарда смотрит на меня особенно встревоженно. Мне больно, но хочется смеяться, ведь его голубые глаза так расширяются от волнения. Он боится за меня. За нас. Он не боялся бросаться в гущу разъяренных демонов. Он не боялся рек крови, не боялся вести за собой. А тут… его жена ждет ребенка. Когда мы узнали, что судьба подарит нам сразу двоих, он был так шокирован, что всю дорогу до дома не мог сказать ни слова, а потом вдруг резко побросал какие-то вещи в сумку, подхватил меня на руки, и мы снова ехали. Теперь уже к морю. Он плотнее закутывал меня в плед, сидел позади, обнимая меня за плечи, и говорил фразу, которую скажет потом еще много раз: «Всё будет хорошо». И я верила. Всегда верила, и буду верить. И вот сейчас он напряженно смотрит на дорогу, пытаясь сказать что-то успокаивающее всякий раз, как очередная схватка сковывает мою поясницу. Мы должны были ждать еще полторы недели, но, видимо, наши мальчики очень хотят посмотреть, что же там, вне мамы. А я… мне бы очень хотелось, чтобы они оставались под моим сердцем подольше. Мы притормозили. Спарда быстро вышел из машины, посмотрел на меня внимательно, как тогда. Но обстоятельства были иными. Тогда он просил меня послушаться его и уехать как можно дальше. Я не хотела. Не могла оставить его. Я говорила, что дала клятву быть рядом всегда, и сдержу ее. Я была тверда. Он взял меня на руки, аккуратно вытащил из машины. В глазах у меня на мгновение потемнело, новая, но уже более сильная волна боли накатила на меня. Я стараюсь держаться, но слезы сами катятся из моих глаз. Дети — это счастье, пусть даже чтобы подарить им жизнь, нужно пройти через боль. Я пройду. Мы пройдем. Пока меня везут по коридору, он идет рядом. Он не выпускает мою ладонь. Те, кого мы встречаем, удивленно смотрят. Не на меня, ведь такие, как я, попадают сюда ежедневно. Они смотрят на него. Да, он выглядит необычно. Наверное. Может, это я слишком привыкла к его белоснежным волосам, немного странной одежде, к моноклю, который он носит скорее по привычке. А сейчас, когда на его плечи наброшен простой белый халат, он выглядит еще страннее. Но ему плевать на это. Он думает о нас. И я ценю. Пытаюсь улыбаться, несмотря на боль, которая возвращается уже через каждые тридцать секунд. Мне трудно дышать, я считаю про себя, а он сжимает мою ладонь чуть сильнее, когда я шумно выдыхаю. Двери распахиваются и снова закрываются за нами. Медсестры спрашивают, не хочет ли он подождать в коридоре. Но он уверенно качает головой и подходит к креслу, на которое меня переложили. — Ева, посмотри на меня, — просит он, хотя я отвела взгляд всего на несколько секунд, услышав плеск воды. Акушер моет руки, надевает перчатки. И я смотрю в глаза любимого. Чистые, небесно-голубые. Почти как у меня. Только без серого оттенка. Я заглядываю в глубину его зрачка, вижу чуть искаженное отражение себя, стараюсь дышать размеренно, как говорила мне врач, но сбиваюсь. — Я здесь, слышишь? — говорит он и улыбается. Так, как я люблю — одними лишь уголками губ. Пытаюсь улыбнуться в ответ, но боль настигла меня раньше, на двадцать седьмой секунде — так я посчитала. Не смогла удержаться от вскрика. Прости, мне очень трудно. Я стараюсь, но это сильнее меня. Слезы хлынули потоком, шумные вздохи вырываются из моей груди против воли. Мне страшно. Что, если я не справлюсь? Как там они? Бьются ли их сердца? Почему ни один из них не толкнет меня маленькой ножкой изнутри, дав понять, что все хорошо? Почему? — Я боюсь, — этот шепот сорвался с моих губ прежде, чем я осознала, что это действительно так, в полной мере. Он поцеловал меня в лоб, прижался щекой к выступившим на моей коже капелькам пота. Мои ноги накрыли простыней, сняли белье. Акушер и еще кто-то в белой маске заглянули под ткань. «Раскрытие — шесть пальцев», — донеслось до моего слуха. Вроде, это не плохо. Или… — Это плохо? — спрашиваю я, не сумев унять дрожь в голосе. Спарда поднял голову и тоже посмотрел на врача. Тот в ответ усмехнулся. — Это хорошо, но нужно подождать еще. Хотя бы до восьми пальцев. Рожать одного — не так-то просто. А у вас сразу двое. Вдыхайте носом, выдыхайте ртом. Старайтесь почаще. Сколько секунд? — Семнадцать, — успела сказать я, и снова вскрикнула. Словно электрический разряд идет по моему позвоночнику сверху вниз. Жарко, очень жарко. Хочется пить. Время идет медленно. Я не знаю, сколько прошло секунд, минут, часов. Я почти ничего не вижу, ничего не слышу, кроме стука собственного сердца, отдающегося в ушах. Не чувствую ничего, кроме боли. Интервал — восемь секунд. — Десять пальцев, — кажется, это снова врач. Я задыхаюсь, пытаюсь набрать воздух в легкие, и вдруг… Боль отступила. — Ну что же, мамочка, пришло время постараться еще немного, — говорит акушер, и я с трудом увидела, как возле его глаз появились морщинки. Он улыбнулся мне, кажется. Слышу рядом шумный вдох. Поворачиваю голову. Спарда смотрит на меня в упор, перебирает пальцы на моей левой руке, поглаживает своими. — Я готова, — сейчас я — самая сильная на свете. — На счет «три» сильно тужимся, — велит врач. — Один, два… Я не услышала «три», но поняла — вот сейчас! Стараюсь изо всех сил, стискиваю зубы, чуть не прикусив язык. — Спокойно, мамочка, успокаиваемся, набираемся сил… Один, два, три! Сколько раз я услышала эти цифры? Не могу сказать. Силы покидают меня, мне кажется, я сейчас потеряю сознание, но… Я слышу крик. И только потом вижу маленькое тельце в руках акушера. Но оно тут же скрывается в белоснежной ткани. Мой сын… — Отлично, но нужно постараться еще чуть-чуть, — говорит врач. И я стараюсь. Стараюсь. Стараюсь. Это и вправду легче. Второй крик, и я больше не могу. Я захлебываюсь слезами, начинаю истерично смеяться. Спарда гладит меня по волосам, ласково смотрит мне в глаза. Боли больше нет. Сил тоже. Но я счастлива. Я никогда не чувствовала такого безграничного счастья… — Ты смогла, — шепчет Спарда, и его чуть шершавые губы касаются моих, абсолютно пересохших. Я очень, очень хочу пить… Но сейчас это так неважно… Заходящее солнце смотрит в окна моей палаты. Открываю глаза. Рядом, сидя на стуле, дремлет мой муж. Поворачиваюсь направо и вижу тех, ради кого терпела боль… Мои малыши спят, сомкнув чуть отекшие веки. Вам тоже пришлось непросто, родные. Но больше боли не будет. Ни для кого. Нас ждет только счастье. Нас ждет только любовь.