Может, чашечку кофе?

Необязательно падать в воду, чтобы почувствовать, что тонешь. Правда?(с) Он часто сюда приходит. Каждый, практически, день. Какая бы ни была погода: будь то сильный, пронизывающий чуть ли не до костей ветер или холодный, мерзко-противный и промозглый дождь - всё равно, он здесь. В одно и то же время. На одном и том же месте. В углу зала, куда практически не падает мягкий, полуприглушенный желтовато-оранжевый свет из висящих на стене светильников. Странный он. Всегда заказывает только кофе. Горький, без единой ложечки сахара, ни сливок, ни молока, ни вкуснейшего и нежнейшего десерта, которым и славится это уютное и милое маленькое местечко. Ничего. Только горький, крепкий, чёрный кофе. Странный же, ну, не странно?.. Я думаю о нём не всегда, нет. Просто в последнее время как-то слишком часто. Как-то слишком часто непослушные мысли пробегут мимо его образа, да так и замирают и потом долгое, бесконечно-долгое время крутятся вокруг, как ни пытаешься вернуть их назад. И снова ложь. Признайся уж - если бы хотел, наверняка бы уже забыл, а так... Не хочешь ведь? И кто из вас больше странный?.. То-то же. Да глупости всё это: мысли, думы, чувства, эмоции. Глу-по-сти. Только вот... Странно всё-таки. Да как-то непривычно видеть его таким. Обычно, он в лёгком твидовом пиджаке, наброшенном на мягкую, трикотажную футболку, светлых, практически выбеленных джинсах. Сегодня же... Весь в тёмном: тёмные, строгие, классические джинсы, чёрная короткая футболка с белым, единственным светлым пятном во всей этой темноте - абстрактным узором, и чёрные, адидасовские (как примитивно!) кроссовки с шипами. Странный он. Ну, не странно же?.. Прихожу в себя только когда меня не больно, но ощутимо и с нервом толкают в плечо, пошатываюсь слегка и в недоумении, причём почему-то искреннем, как будто не я должен сейчас быть весь в своих профессиональных обязанностях, а не просто стоять замерев столбом возле двери обслуживающего персонала, ну той, откуда мы - официанты попадаем из горящей, пыхтящей и скворчащей кухни в оживлённую, пусть и не всегда уютную и мерную, спокойно-величественную обстановку нашего кафе, который почти ресторан, но ещё не совсем, ещё чуть-чуть не дорос, и наконец, полностью выныриваю наружу и, улыбаясь, мягко отшучиваюсь на безобидные, но не слишком радующие меня подколки о некоторых любителях "помечтать" и отлынивать от работы, улыбаюсь и покрепче прижимая к груди блокнот с ручкой, иду к нему. На ходу, мимоходом, словно вскользь отмечаю взглядом в большом зеркале напротив - слегка взъерошенные волосы и выбившуюся чёлку из-под идеально уложенной причёски с туевой кучей геля и пенки, чтобы, ни дай Бог, ни одна волосинка не выбилась, а тут такое "несчастье"... Улыбаюсь. Снова. Уже в который раз. Вздыхаю. Глубоко. Глубоко-глубоко. И нацепив предельно вежливую, безукоризненно-выверенную улыбку, интересуюсь, придавая лицу вежливо-приветливое, дружелюбное, как и полагается, выражение: - Вам, как и всегда, только кофе? - и, не дождавшись привычного кивка, слегка судорожно сглатываю и через короткую, совсем непродолжительную паузу спрашиваю, - Или, быть может, вы желаете ещё что-нибудь заказать? Жду, а у самого чуть ли поджилки не трясутся. Как и всегда, когда я стою перед ним, весь такой вышколенный, в идеально-безукоризненном "костюме" официанта и забавной, бежевой в чёрный горошек бабочке, - ещё одна причуда нашего сумасшедшего, в положительном смысле этого слова, хозяина. Ну, а кто додумается выкрасить стену радугой да еще добавить оранжевые, красные, фиолетовые и синие пятна светильникам, так что теперь и свет в нашем маленьком и уютном кафе кажется причудливым в неверных лучах солнца со стороны большого окна, занимающего всю стену, когда солнце расщедривается на яркие солнечные лучи и всё сверкает и переливается подобно ёлочной игрушке и даже когда убыль солнца сходит на нет, близится вечер и пряные сумерки украшают яркую, бледную, призрачную синеву неба, даже тогда можно любоваться изломленными, разноцветными тенями на лицах присутствующих и таким же невообразимым смещением цветов на предметах интерьера и снующих туда-сюда работниках заведения, то бишь нас, ваших покорных слугах - официантах, и администраторе, конечно же... Куда уж без него? Вздыхаю. Снова. В который раз. И удивляюсь, правда, мысленно, про себя, настолько быстро, практически молниеносно, в одно лишь цельное мгновение - все эти мысли картинками и ощущениями проносятся в голове. Кажется, что прошло не больше минуты, а может и несколько, но я-то знаю, что на самом деле прошло не больше секунды. Секунды, которую я жду, терпеливо (а как иначе?) жду ответа. А он всё молчит. Странный. Выдерживает долгую, томительную паузу. И за это время я успеваю сделать ещё пару глубоких и длинных вдохов-выдохов, на миг, чёртов миг прикрыть глаза, скрывая недоумение и непонимание, - может, даже приплелось к этой растерянной смеси и удивление, искреннее, весьма-весьма, - и "очнуться", открыть глаза и в упор напороться на его тёмные, практически сливающиеся с таким же чёрным зрачком, глаза и невольно застыть. Выдохнуть. Да что, чёрт возьми, происходит?! Со мной. С ним? С этим грёбанным миром? Вдох. Неглубокий, поверхностный. Выдох. На этот раз короче предыдущего. И отчаянно, с каким-то болезненно-нужным, (правильным?) вызовом посмотреть в ответ: не отводя, не моргая, долго-долго, на сколько хватит сил, - и, выбиваясь из последних, продолжать упрямо смотреть. И увидеть долгожданное довольное удивление, промелькнувшее в его глазах. Усмехнуться про себя и почувствовать странное удовлетворение от его удивления. Странно. Полувыдох-полувздох: - Что-нибудь ещё желаете?.. Ухмыляется одним уголком губ, всё так же не сводя с меня своего пронзительного, тёмного и с нотками явной, ну вот ни капли не скрываемой издёвки взгляда, и качает головой. Едва-едва, чуть-чуть повернув голову из стороны в сторону. Едва. Но и этого хватает, чтобы развернуться поспешно и попытаться скрыться. Попытаться. Потому что внезапно и очень-очень неожиданно чувствую на своём запястье чужую, сильную, стальную хватку. В недоумении перевожу взгляд со своей руки и с пальцев, чужих, сильных и покрытых ровным загаром на тёмные глаза, открыть свои, даже и не собираясь скрывать просящееся наружу возмущение (какого чёрта?!), и задохнуться, замерев, застыв на полувдохе. И смириться. Принять поражение. Опустить глаза, закрывая наверняка появившийся там гнев и недоумение, за чёрными, длинными ресницами (ну как же, гордость! У тебя такие красивые реснички, прям как у девушки!) и резко выдохнуть, разогнуть пальцы, вцепившиеся в кожаную папку от меню и улыбнуться. Совсем не фальшиво, нет. Но далеко не дружелюбно. Дать понять, что собеседник совсем не настроен на такие вот фокусы и что дружелюбием и приветливостью тут как бы и не пахнет. И не будет. Потому что так... неправильно. Ну вот ни капельки. Ну совсем неправильно. Улыбнуться снова. На этот раз с большей теплотой. Выдернуть всё ещё сжимающуюся в чужом захвате руку. Присесть напротив. Совсем наплевав на то, что, наверное, уже донесли на поведение "высшим" и наверняка будет потом много вопросов, много-много, потом, потому что сейчас нельзя. При клиенте ведь. Не солидно. Непрофессионально и совсем неправильно с точки зрения... всего. Ну, это будет потом. Потом будет много вопросов и будут ждать ответов: разумных, адекватных и объясняющих моё не совсем благоразумное и правильное поведение. А вот объяснений - ни сейчас, ни потом, - вряд ли дождутся. Потому что нет их. Как нет и внятных ответов, и разумных объяснений, и... вообще нет. Странно, но почему-то это сейчас волновало меньше всего, пронеслось фоном как задняя, блеклая и полустёршаяся мысль. Больше волновали его глаза, смотревшие пристально и несколько до обидного отчуждённо, больше волновали полные, с чётким верхним контуром губы, больше волновали длинные, смуглые пальцы, лежавшие на столе и отбивашие еле слышную, едва уловимую и одним им ведомую мелодию-песню, больше волновал... он. Усмехнуться и со странной горечью, поднявшейся изнутри, закусить губу. На секунду. На сотую доли. Посчитать специально. Снова вздох. Глубокий и тяжёлый. Усталый. Ну, пойми же ты, наконец, что больше не в силах?! Что больше не в силах выносить всего... этого. И вздрогнуть, когда перестал слышать причудливую мелодию, и вздрогнуть, ощутив на щеке, ближе к уху прикосновение холодных, практически ледяных пальцев. Словить взгляд напротив и не отпускать насколько это возможно. Задохнуться внутри. Выдохнуть снаружи. Странный. Столько дрожи от одного лишь прикосновения, касания, едва уловимого, но такого... правильного, что мурашки от кончиков пяток и до ресниц, длинных, чёрных, как у девчонок, помнишь?!.. И нужного, почему-то именно здесь и сейчас. Странно? Или уже не совсем? Выдохнуть. Сосчитать до десяти. Улыбнуться. Через силу. Устало-устало. Что же ты со мной делаешь? Вдохну... И задохнуться от внезапно прозвучавших слов и хриплого, тягучего, чувственного голоса: - Ты странный. Улыбнуться. Против воли. А почему нет? Снова касание. На этот раз к щеке. Не отводить взгляда? Или отвести? Задуматься. А когда открыть глаза - никого рядом не увидеть. Только всё ещё чувствовать холодное прикосновение холодных пальцев. Обжигающе холодных. С силой весь оставшийся день пытаться забыть. Забыть, забывать. Стирать насильно. Но без всяких усилий. Сдаться - не сдаться. Закрыть глаза на странное сосущее внутри чувство. И сосредоточиться на работе. Всё вечером. И подумать больше, и проанализировать, и задуматься о большем. А сейчас... Забыть. Уже поздним вечером, выдохнуть глубоко-глубоко и улыбнуться про себя весьма и весьма довольно: выдержал, справился. Даже выволочки закономерной не получил. А всего лишь потому, что администратор к тому моменту был уже давно дома. Отсрочка, хоть небольшая, но есть. До завтрашнего утра. А тогда... Вздохнуть. Улыбнуться проходящей мимо новенькой девочке-официантке. Широкой, не искусственной и совсем не фальшивой улыбкой. Нет. Вежливой и дружелюбной. Зачем? Не знаю. Просто, так ведь нужно? По правилам и нормам приличия среди персонала: быть вежливым, даже когда тебе этого совсем не хочется, даже когда от усталости подкашиваются ноги и кружится голова, даже когда сил не остаётся не то что на улыбку, а вообще передвигать ноги, - всё равно улыбаться. Потому что так принято. И так... правильно? Возможно. Всё относительно в этом мире. Уже стоя на улице, переодетым и усталым, внезапно вспомнить о бумажке, найденной в кармане фирменных, "рабочих" брюк. Пожать плечами. Но развернуть поспешно уже изрядно смятую бумажку. Снова улыбнуться. Да, будь он проклят!.. С силой, не думая, зашвырнуть бумажный клочок как можно дальше и с досадой, но понимающе скривить губы в недовольной гримасе, наверняка ну ни на капли не похожей ни на улыбку, ни на ухмылку, ни даже на усмешку. Просто гримаса. Скривить губы, когда беззаботный и игривый ветер швырнул обратно прямо в лицо ту злосчастную записку. Сплюнуть с досады. За что ты издеваешься надо мной?! Кинуть под ноги, со зверским, не иначе, выражением лица, себе под ноги и затоптать, пройтись с наслаждением по бумажной поверхности тяжёлыми шнурованными ботинками. Вздохнуть устало. Опять. И посматривая на тёмное, чернично-чёрное небо, пойти домой. Оборачиваясь почему-то. Словно надеясь, что ветер проказливо снова принесёт отвергнутое послание. Ан нет. Ускорить шаг и практически бегом, несмотря на усталость, добежать домой, а там просто упасть позади закрытой с обратной стороны двери. Прислониться сначала лбом, потом спиной и замереть на несколько вдохов и ударов сердца. Вздохнуть, смиряясь. Потому что неизбежно. Ну, невозможно же забыть. И подняв тело с порога, поплестись в душ. Холодный сначала, потом горячий. Тёплый в итоге. Забавно. А в голове субтитрами, отрывистыми кадрами текст оборванной и уничтоженной наспех записки: "Жду тебя вечером. В 11. Бар - "У короля". Жду пять минут. Если не придёшь... Забудь обо мне. P.S. Ты странный, помнишь?.." И вот я, как дурак, самый настоящий дурак, стою перед дверью ярко освещённого бара, громыхающего музыкой так, что даже снаружи слышно, и боязливо переминаюсь с ноги на ногу, весь принаряженный (может, лучше просто "жутко напряженный"?). Дурак, ну что взять?.. А вдруг это шутка? А вдруг?.. Вздох. Закусить губу, почти до боли, не почувствовать ничего, кроме острого укола где-то в подреберье. И не дав себе больше сомневаться, поднести руки и резко нажать на дверную ручку. Переступить порог. Поспешно. Так, словно гонится следом стая голодных и обезумевших оборотней. Зажмурить глаза, ну как ребёнок, чес-слово. И выдохнуть. Ощутив "непревзойдённые" ароматы здешнего помещения. Распахнуть глаза. Быстро-быстро. Так резко, что перед глазами поплыло и резануло непонятно откуда взявшимся пронзительно-ярким светом. Зажмуриться. И вздрогнуть всем телом, ощутив чей-то тяжёлый, плотный, казалось, окутывающий всего меня взгляд. Почувствовать прикосновение чужого, обматерить себя. Мысленно. И улыбнуться. Несмело, криво, но очень даже мило, я надеюсь. Поднять ресницы. Ухмыльнуться самому себе. Едва-едва подавить в себе предательское желание зажмуриться и, не разбирая дороги, умчаться прочь, толкая всех и локтями, и ногами: стало противно от этих людей и от громкой, практически орущей музыки. За себя. За то, что пришёл. За него. За то, что пригласил, позвал именно сюда, а не куда иначе. И вообще на весь мир? А вдруг это не он? А вдруг это и вправду шутка? А вдруг?.. От отчаяния за собственную глупость тянуло назад. Всего лишь шаг. Назад. И скрыться за порогом, за дверью и забыть... Потому что не место приличным мальчикам из хороших семей в таких вот... злачных, дурно пахнущих местах. Потому что не стоило вообще. Да и глупо это всё. Но... Неожиданно, как-то сам по себе ловится взгляд тёмных, таких нужных, несмотря ни на что, глаз и... Дыхания нет, оно теряется где-то на полпути к грудной клетке. Да так там и остаётся, замирает, затихает, и слышно только биение собственного сердца, почему-то отдающегося где-то в районе горла. Тоже, наверное, затерялось, непослушное, как и... Собственные поступки и действия. Отчего бы тогда я стал вдруг продвигаться к нему навстречу и, пристроившись осторожненько рядом, облокотился на барную стойку локтем и заказал, щурясь на яркий лампочный свет, водки со льдом? А до этого раньше ни-ни, никогда. Только слабое, красное или белое из запасов любимого и единственного дядюшки, ну, того, что немножко, но по-доброму сумасшедший, который владелец ресторана, где я и работаю лет этак... двести. Давно, в общем. Почему-то глупая и всё рвущаяся наружу улыбка вылезает наружу, когда её и не звали... А глаза тёмные-тёмные... Бездонные - бездонные. Красивые, выразительные, манящие... Вдох. Короткий. Какой-то ломкий-ломанный. Теряешься. От всего окружающего, от этой атмосферы, от... чужих, непонятных взглядов и его: странного, тоже непонятного, пугающе-бесстрастного и вместе с тем манящего... От запаха, когда очутился так небезразлично-близко и неосторожно рядом: странного, пьянящего, освежающего и вместе с тем одуряющего, хмельного и такого, что сносит голову, крышу, мозги... напрочь. Лишая сознания, памяти и ощущений кроме как одного: быть рядом, находиться рядом, всё что угодно, - но только... рядом. Выдохнуть. Долго-долго, ошеломительно долго для того, кто забыл, как дышать всего секунду назад. И выдохнуть, смотря прямо в глаза. Почему-то смутиться. Закрыть полыхающие румянцем щёки руками, прижаться лбом к грязной столешнице и вздохнуть. Выдохнуть снова. А потом... А почему бы и нет?! Какого черта?! И как в омут головой. ... Одна рюмка, другая. На пятой, наконец, улыбаться широко-широко, словно выиграл какой-нибудь зашибезный приз и... Какая там по счёту? Шестая? Бармен, ещё!.. Потеряться уже окончательно после десятой, на одиннадцатой жаловаться бармену на вон того парня, ну, что слева и рядом, на его искусное или безыскусное (чёрт его знает) безразличие и лезть целоваться к тому же, что слева и рядом, и с тёмными, пронзительными, кажущимися такими безразличными и равнодушными глазами. А может и не кажется. А может всё так и есть. Топить своё "великое и большое" горе в алкоголе. Знаешь, как плохо? Знаешь, что душу рвёт на куски? Знаешь? Не знаешь... Да и не нужно это. Ну и зачем, скажи, заливаться алкоголем, хотя последний раз пил лет эдак пятнадцать назад?.. Зачем? Зачем сейчас топить мысли в алкоголе, вместо того, чтобы взять его за руку и уйти? Уйти, закрыть двери за собой, за ним, за нами. И целовать. Безудержно, горько, страстно, с исступлением, с отчаянием. И только сейчас начать понимать, насколько, оказывается, стал важен и так близок, так нужен, что... Просто странно. Непонятно даже самому себе, что и говорить о нём. И он молчит. Молчит и смотрит. Молчит и смотрит. Лишь молчит и только смотрит. Смотрит так знакомо. Понимающе. И даже с сочувствием. Словно понимает. Словно чувствует то же. Словно то же и испытывал когда-то. Словно и вправду ему не всё равно. Словно... Чёрт... ... В глазах и в мозгах всё плывёт и расплывается. Ноги немножко, совсем чуть-чуть заплетаются и сами, непослушные, цепляются за все придорожные камни и так и норовят подогнуться. Но тёплые и сильные пальцы цепко хватают за локоть (и строго) и насильно удерживают в вертикальном положении. Улыбаюсь. Ну дурак же, ну? И плетусь покорно следом. Но в мозгах что-то вдруг переклинивает, переворачивается, становится вверх тормашками и, вновь улыбнувшись, произношу слегка (слегка, совсем-совсем!) заплетающимся языком: - А может ещё того... Выпьем за знакомство? Мой новый знакомый, ну, или не совсем, кивает со странными смешинками в глазах и тянет меня куда-то в сторону. А дальше уже плохо мне. Один бар, другой, рейд по ближайшим тапас-барам, а в итоге... А в итоге мы как-то вдруг, совсем для меня неожиданно оказываемся близ моего дома. И вот уже то и дело пытаясь уронить ключи, пытаюсь попасть в замочную скважину подъезда. Но длинные и сильные пальцы перехватывают их. Распахивает гостеприимное нутро, и мы проскальзываем внутрь. Я ввинчиваюсь вперёд и плетусь наверх, совершенно позабыв о другом, более удобном и в нынешней ситуации, более быстром способе передвижения вверх, на седьмой этаж, - лифте... За мной едва слышные шаги моего тёмноглазого незнакомца. Едва-едва слышные даже в пустом, вымершем и сонном и не слишком широком пространстве коридора из площадок и ступеней. Нужный этаж. Нужная площадка. Нужная чёрная дверь собственной уютной и родимой квартиры. А следом, за спиной, щекоча спину долгим и испытующим взглядом, он. Тёплое и приятное дыхание как-то вдруг очень уж неожиданно и до боли непривычно опаляет макушку, ухо и... И сердце. То стучит быстро-быстро, то пускается вскачь, как сумасшедшее. Странное. Как и вся ситуация. И мир в общем. И мы. И я в частности. Тяжёлый и долгий-долгий вздох. Мой. Его - протяжный и тихий, но слышный из-за пугающей мертвенности и замороженности подъезда. Но и это не странно, а весьма закономерно. Сколько там времени?.. Слишком много для того, чтобы приводить совершенно незнакомого человека домой. И слишком мало для того, чтобы алкогольные пары мгновенно и без остатков улетучились, чтобы думать о чём-то, кроме... него и его присутствия рядом. Вдох. Короткий-короткий. Прерывистый. Так хотелось, чтобы тихий, но нет. Пронзительно-громкий и ломанный-надломленный. Рваный. Ненужный и обличающий собственную неуверенность и дрожь не только в голосе, но и в теле. Щёлкнул замок. Входная дверь негромко отворилась. Секунда, даже и того меньше, - половина на размышление. И больше сомнений не нужно. Потому что... не нужно. Просто хочется быть. Рядом. Близко. Или вот просто так. На одной площади, на одном, пускай не слишком большом и широком, но пространстве. Одном. Рядом. Вместе. Забавно. Никогда раньше о подобном не думал. И когда шёл к тому бару не думал ни о чём таком. Теперь как-то вдруг разом захотелось. Странное, нет, уже, наверное, и не такое странное желание узнать, быть ближе, на расстоянии непосредственно-близком и волнительно-щемящем, задевающем что-то внутри. Не сердце, нет, что-то дальше и глубже. Просто... - Хочешь кофе? Я варю отличный... кофе. И это мой голос? Срывающийся, тихий, почти неслышный из-за собственного тревожного волнения, вспыхивающего, поднимающегося из груди? А он всё так же молчит. Ну почему, зачем?! Скрестил руки на груди. Прислонился бедром об угол стола. Глаза упрямо смотрят. Словно ждёт чего-то, выжидает. Когда лопнет моё терпение или что? Не пойму я, совершенно и категорически. Его. Себя. Собственных поступков. Вдох. Мой. Закрываю глаза. А открывать почему-то не хочется. Потому что чувствую взгляд. Пристальный. Настойчивый. Пронизывающий не только до костей, но и до того, куда не достать. Но всё равно не издаёт ни звука. Продолжает безмолвствовать. Ведь если вопрос задан - ответ всё же должен быть. Хотя бы из вежливости. Или даже потому что так принято. Этикет и всё такое. Продолжаю томиться в молчании, не в силах прервать затянувшуюся паузу. Комнату окутало его угрюмое молчание. И моё: беспокойно-душное. Отчего-то вдруг стало жарко. Поправил тугой воротник. Стянул светло-бежевый джемпер. Остался в лёгкой белой футболке. Прислонился к углу подоконника. Его взгляд не отпускал. Прожигающий. Обжигающий. Пронзительно-откровенный. Открытый. И как-то так получилось, что глаза снова встретились. И я так и застыл, прикованный-закованный. Не прерывая дуэли. Не опуская ресницы. Не пряча глаза и не пытаясь даже. И несмотря ни на что, всё так же, может, немного глупо, но всё равно ждать ответа. И словить, наконец, едва заметный, но всё же кивок. Порывисто развернуться. Подойти к шкафу и медленно, неторопливо начать доставать всё для кофе. Почему-то дрожащими, подрагивающими руками. Почему-то. Почему-то. Глупые-глупые мысли. Глупые действия. Глупые... Зачем, зачем всё это?! Послать бы к чертям подальше: его, собственные желания, всё более сковывающие изнутри, всё больше и больше. С каждым часом, минутой, секундой, с каждым вздохом всё больше накатывало понимание о том, что уже невозможно ни уйти самому, забив на всё, ни отпустить его. Не-воз-мож-но. Невозможно. Такое большое слово и так мало значения. Невозможно. Всё. Точка. Вздох. Снова мой. Не его. Отнюдь не его. А он всё также стоит и даже не шевелится. Только наблюдает. Следит глазами. Внимательными, чуть прищуренными, слегка насмешливыми и пронизывающе-тёмными. Странными глазами. Почти чёрными. Не то слишком карие, не то кофейно-чернично-чёрные. Не поймёшь. Необычные. Как и он весь сам, впрочем. Оборачиваюсь, чтобы спросить сколько ложек кидать, да так и застываю в паутине его немигающего, замерзшего, казалось, взгляда. И сам замираю. Застываю. Теряюсь среди его тёмно-чёрных глаз. Теряюсь. Когда неосознанно ловлю его взгляд. Теряюсь в том хаосе мыслей, что обрушиваются с новой волной, с новой силой на голову. Теряюсь среди того безумия, что творится внутри. Чувствуя, как сердце предательски, неверное, выстукивает сбившийся ритмы. Чувствуя, как дыхание не хватает на новый вздох. Всё так же теряется на подступе к груди. Или где оно там?.. Теряется... Хватаюсь руками за столешницу, вцепившись сильно, до побеления костяшек и боли в сведенных судорогой пальцах. А пальцы-то дрожат, немного нервной, мелкой, прерывистой, колкой дрожью. Отчего бы? С чего?.. Не успеваю додумать вопрос, как ответ тут же возникает сам собой. Глупый вопрос. Снова. Такой же ответ. Ведь он всё так же смотрит, продолжает смотреть. Тяжёлым, внимательным, оценивающе-изучающим взглядом. Но молчит. Чёрт возьми, почему он молчит? Почему? Выдыхаю. Чёрт, чёрт, чёрт!.. Облизываю пересохшие от волнения и ещё чёрт знает чего губы. Большой, глубокий вдох. Будь ты проклят!.. Вздох. Резко оборачиваюсь, чтобы вновь, в который уже раз за день встретить, словить этот взгляд... и пропасть. Пропасть мгновенно, без остатка, почти наверняка со всеми потрохами, мыслями. Всем-всем. Сразу и почти наверняка. Вдох. Не мой. Его. Резкий, опаляющий. Дыхание рядом опаляет кожу. Чужое близкое дыхание. Неправильно-неверный поворот головы не туда, не в ту сторону... И он оказывается близко, непозволительно близко для того, чтобы и дальше оставаться обманчиво и показательно-равнодушным. Подчёркнуто-нарочито безразличным. Слишком, слишком равнодушным для того, чтобы быть действительно равнодушным. Дыхание учащается, срывается в пляс. Непослушное. Обманчивое. Ненужное. Шумное, слетающее с губ единым то ли вздохом, то ли выдохом. Чёрт его знает. Не поймёшь. Да и нужно ли?.. Чёрт, чёрт, чёрт!.. Кофе уже стоит на плите. Ждёт своего часа. Потихоньку закипает, поднимается, стремится наружу, на выход. И вовремя, ох как вовремя. Ещё секунда, полсекунды, и оно наверняка бы убежало вниз и осталось бы не плескаться в чашках, а сиротливой коричневой, не слишком приятной на вид жижой лежать на девственной, белоснежно-белой плитке. Торопливо, поспешно ставлю чашки на стол. Разливаю горячий, обжигающе-горячий кофе по кружкам. При этом же старательно пытаюсь избегать его взгляда. Чересчур старательно отвожу взгляд. А внутри всё дрожит резкой, порывистой, бесконечной дрожью, то затихающей на одно полумгновение, то срывающейся с разгону в бег. Жарко внутри, до боли, полыхает всё. Опускаю глаза, занавешиваюсь, как спасеньем ресницами. Понимаю, понимаю, что ещё один лишь взгляд и пропаду. Не смогу остановиться и потом... Потом уже ничего не изменишь. Не будет точки возврата, не будет. И хочется, и не хочется. Сложно, всё так запутано. В мыслях хаос, круговерть бесконечная, кажется. Она, кажется, и не собирается останавливаться. Бежит-бежит. Обрастая сомнениями всё больше и больше. Они охватывают, цепляют всё больше, заплетают словно белесым, почти прозрачным, но осязаемым, чёрт возьми, коконом больше и больше, дальше и дальше. И уже, кажется, не в силах вырваться и сделать что-нибудь. Ну сделай ты хоть что-нибудь!.. Вдыхаю. И вдох, короткий, бесконечно-долгий разлетается по молчаливой тишине резким, громким, невыносимо громким звоном. Его вдох, то ли выдох. Его пальцы. Холодные, ледяные, касающиеся вдруг моих. Осторожно, робко, будто с опаской. Чувствую его взгляд. Он режет, обжигает, сжигает. Сопротивления нет. Снаружи. Внутри же всё дрожит от волнения, желания и ещё чёрт знает чего. Всего лишь одно касание - и дрожь по коже. Резкий вдох. Отрывистый, обрывистый, рваный. Короткий. Мой. Хочется закрыть глаза, хотя они и так уже закрыты. Снова вздох. Забываю про выдох. Вдох. И выдох. Выдох. Вдох. Ресницы дрожат, подрагивают. Облизываю зачем-то губы. И открываю глаза. И лучше бы этого не делал, чёрт бы тебя побрал. Он стоит рядом, в нескольких неуловимо близко-далёких сантиметрах. Казалось, протяни руку - и дотронешься, коснёшься, изучишь пальцами, а не глазами. Один шаг всего отделяет. Всего лишь один единственный. Шаг. И всё. Я смотрю на него во все глаза. Не в силах больше отпустить и на мизерное-маленькое мгновение. Даже на секунду. Не в силах. Кусаю губы, облизываю. То одну, то другую. Всё смешалось, спуталось. Снова. Вновь и вновь. В нерешительности застываю, не зная, что делать. Хочется - не хочется. Боюсь - не боюсь. Не знаю, что сказать, а сердце отбивает непомерно громкий и непозволительно быстрый, сумасшедший будто ритм движения, задавливая другие, внешние звуки. Исчезает всё. Кроме него. А я всё смотрю. И меня будто нет. Только ощущения. И сердце, что глухо и громко отдаёт то в ушах, то где-то у горла, перехватывая то и дело дыхание. Глаза в глаза. И шаг никто так и не делает. Почему?.. Он... Покусываю губы. Кусаю, с удивлением ощущая странный, металлический привкус. Не отрывая взгляда, вытираю губы тыльной стороной ладони. Кровь? Забавно. Усмехается кривой, половинной, совершенно не целостной и будто смазанной пополам насмешкой. Усмехается одним уголком рта. И всё так же. Не отрываю взгляда. Кусаю и без того искусанные губы. Пауза. В три удара сердца. Выдыхаю. Коротко, резко, отрывисто-обрывисто и умолкаю. Хотя и не говорил до этого ни слова. Короткое, смазанное, неуловимо-быстрое движение и он рядом. Рядом. Предельно близко. Так близко, что я слышу, ощущаю чужое дыхание. Его дыхание. Тёплое, согревающее. Нужное. Мне. Сейчас. Всегда?.. Стоим. Всё так же привязанные глазами, будто невидимыми, сильными, крепкими нитями. Чёрт бы тебя побрал!.. И не разорвать. Только разрезать эти нити, разрубить напополам, наполовину. Одну - мне, другую половину - ему. Глупо. Глупые-преглупые мысли. Кажется, уже было, да?.. Ох-хххх... Вздох. Его дыхание вдруг совсем близко. Долгий-долгий вздох. Улыбка, на долю секунды мелькнувшая на губах. Пристально-внимательные глаза ловят, цепляют взгляд. Руки притягивают, тянут, обхватывают. Смыкаются двумя замками за спиной. И вновь дрожь. Только от одного того, что касается. Он. Этого хватает. Достаточно. А что дальше?.. Одна рука всё удерживает, а другая вновь легонько, легко, быстро, короткими прикосновениями дотрагивается до моей щеки и едва-едва опять касается губ. И пальцами по коже. Чёрт! Чёрт бы тебя побрал! Вниз. По подбородку, смазанным движением в сторону. Вниз, легонько касаясь лишь подушечками пальцев, скользя по шее. Вниз. Обводя яремную впадинку, остро выступающие ключицы. Вниз. Вниз. Пока не остановиться. Замереть. Тихонько-тихонько вздохнуть. И обнять за шею. Притянуть, обхватить рукой резко, порывисто. Выдохнуть. Улыбнуться. И вдох теряется в его губах, растворяется в них, осыпается на части, тонет меж наших губ. Теряется. И шёпот непонятно как срывается между наших сомкнутых губ, срывается с учащенным, шумным дыханием: - Не бойся, малыш. Слышишь? Не бойся... Шёпот рассыпается, разрывается, разрезает тишину комнаты на сотни, тысячи, может быть и десятки тысяч мельчайших, невидимых осколков и они расползаются, опадают на полу, заползают в углы и оседают внутри несмолкающим, бесконечным, кажется, эхом разбитой на части, отрывки, осколки долгой, тихой, вздыхающей тишины. Когда она разлетается на части, распадается и становится слышно, как грохочет моё-его сердце рядом. Так близко. И так... Медленно, медленно ловлю его взгляд. Отчего-то вдруг за мгновение, за секунду, за вдох, сменившийся на напряжённый. Пристальный. Чересчур пристальный. Потемневший. Вздрагиваю от слов, произнесённых чувственным, низким, глубоким, хриплым голосом. Тихим-тихим, но безумно приятным. Закусываю губу. Шумно сглатываю почему-то образовавшийся ком в горле. Большой, неудобный. Отстраниться наконец. Улыбаясь, он смотрит на меня. Губы шевелятся, будто он хочет что-то такое сказать, облизывает их, всё так же не сводя с меня взгляда тёмно-чёрных глаз, но слов сказано не было. А разве они нужны сейчас? Сейчас, когда и так всё ясно и без... слов?.. Не знаю, что он увидел в моих глазах, может быть удивление, потрясение и ещё бог знает что, но он улыбается и вновь приближает своё лицо к моему. И я опять и опять чувствую его губы на своих. Ощущаю. Ощущаю его мягкие, лёгкие, воздушные будто, почти не заметные, но такие нужные!.. поцелуи. Потом словно дразнясь, поддразнивая, чуть касаясь, он обводит мои губы языком. Кончиком языка трогает уголок рта, и эта лёгкая, мимолетная ласка вырвала один, но долгий потрясённый вдох. Мой. И дыхание вновь начало сбиваться, спрыгивая с привычного ритма. Выдыхаю, широко раскрывая глаза, смотрю на него. Никогда раньше от одного лишь простого поцелуя так не кружилась голова, так не подкашивались колени, так не сбивалось сумасшедше-быстро дыхание, и никогда раньше так не хотелось от простого поцелуя продолжения. Большего. Ещё большего, чем сейчас, и это странно было, непривычно, но... приятно. И хотелось, чтобы не заканчивалось никогда. Никогда, слышишь?.. Слышишь?.. И он, будто отвечая моим мыслям, мысленному вопросу-просьбе, наклоняется, прижимается и целует. Опять. Долгим-долгим. Яростным, властным, глубоким, полным поцелуем. Вышибая напрочь дыхание. И если сомнения ещё и оставались какие-то, где-то, то они растаяли и таяли, терялись, исчезали с каждым поцелуем, с каждым касанием, с каждым прикосновением, с каждым... его взглядом. Но вот его руки скользят по спине вниз, назад, и притягивают ещё больше к себе, вжимаясь, прижимаясь насколько близко, насколько позволяло тканевое препятствие. И ничего не хотелось больше. Только его. Рядом. Рядом. Его губы, руки, он весь. Без остатка. И уже как-то само собой разумеющимися кажутся касания, прикосновения. Такими непривычно-привычными. Нужными, как никогда. Правильными. Важными. Сумасшедше-правильными. Болезненно-нужными. Он вжимается и резко отстраняется. Смотрит несколько долгих мгновений в глаза, проводит пальцем по нижней губе и мягко целует в уголок, спускается к подбородку и неспешно, лениво-медленно спускается ниже по шее, целует в судорожно бьющуюся жилку на шее, ключицу, и спускается так же медленно и неторопливо ниже. Вниз. По груди, очерчивая языком, губами влажные причудливые линии, одному ему известные. Я, не в силах сдерживаться, тихонько постанываю-стону в ответ. И всё крепче, сильнее, стараюсь его прижать. Поближе к себе. Насколько это возможно вообще. Целует, убийственно-медленно, спускаясь всё ниже. И как-то само собой оказалось, что одежда снята и я стою весь на обозрении, под прицелом его потемневших, но всё таких же внимательных глаз. И всё целует, целует не отрываясь, чуть прохладными пальцами касается низа живота и проводит пальцем медленно вниз, дотрагивается до головки, проводит аккуратно и неторопливо, издеваясь, ну наверняка же!.. и я резко вздрагиваю и шумно выдыхаю, тяжело дыша. Чёрт бы его побрал с его прелюдиями, такими долгими и мучительными, когда хочется больше и сию минуту и секунду. Немедленно. И быстро. И резко. И всего. И... Чёрт, чёрт, чёрт!.. Вновь прошивает дрожь по телу. Пальцы смыкаются-сжимаются на запястье. Обхватывают и тянут за собой. И я послушно ступаю, делаю осторожные шаги. И удивленно раскрываю глаза, когда он впихивает, толкает меня на кровать в моей комнате. Эхом быстро проноситься мысль: "Как он узнал?".. Но слова не произносятся, они замирают на губах. Потому что губы не слушаются. Они пересохли от волнения и желания, что скручивает-сжимает всё внутри. Лопатки опускаются на шёлковую простынь, потом спина, ягодицы, ноги и я весь лежу, распростёртый, смотря на него снизу вверх. Прохладная простынь приятно холодит разгоряченное, обнажённое, оголённое тело, соприкасается, прошивая контрастом. Я шумно дышу, полуприкрыв глаза, и наблюдаю за ним, облизывая то и дело губы. Он стоит у порога, смотря почерневшими и расширенными от возбуждения глазами. Я уверен, оно затапливает его изнутри и оттого прорывается наружу шумным и сбитым дыханием. Стоит, наблюдая за мной. Какое-то время соревнуемся взглядами, пока он, не опуская глаз и не разрывая зрительного контакта, не начинает медленно, будто осторожно двигаться, делая маленькие, аккуратные шаги ко мне. Возле кровати он останавливается, замирает. Закусывает полную нижнюю губу и усмехается, кривя губы. Хочется крикнуть ему, закричать: что же ты медлишь? Зачем ты мучаешь меня?.. Но я молчу, только губы кусаю всё больше и чаще и дышу громко. Чересчур громко, пожалуй, но по-другому не получается. А он всё медлит, тянет, заглядывает в глаза и усмехается. Будто дразнит, коварный змей-искуситель. Соблазняет пыткой и предвкушением. А я всё напряжённо жду, не делая попыток как бы то ни было заставить или хотя бы попытаться двигаться и делать что-то дальше. Наконец, будто просыпается и, также не отрывая взгляда, начинает медленно и не спешно стягивать с себя футболку. Помедлив, откидывает небрежно и неторопливо в сторону. Пальцами касается груди, пробегается по соскам, отчего-то они сжимаются, а потом сбегает пальцами вниз, касается кубиков пресса и застывает на ремне. Медлит, водя пальцами по пряжке ремня, не сводя с меня тяжёлого, тёмного и обжигающе-пронзительного, напряжённого взгляда. Не выдержав, привстаю на локтях и тянусь к нему. Он с полуулыбкой качает головой и делает шаг назад. Черт бы тебя побрал!.. И вновь пробегается пальцами по линии джинсов, касается ремня я и наконец-то начинает лениво-медленно, словно делая одолжение мне, расстёгивать его, вытягивая из петель. Откидывает в сторону. Усмехается. Вновь пауза. Пальцы застывают на пуговице. И вот она медленно выползает с петли. Остаётся лишь расстегнуть молнию и всё. А я вновь опускаюсь на простыни, забывая, как дышать. А он делает шаг вперёд, проводит костяшками пальцев по щеке, по скулам, задевает большим пальцем губу. Я тянусь за ним, подаюсь в след за его рукой, льну к нему, как котёнок, тяну руку. И хватаю воздух вытянутыми пальцами. Закусываю раздражённо губу, еле сдерживаясь от того, чтобы не застонать. Только кусаю губы. А на его губах вновь появляется усмешка. Только глаза полыхает тёмным пламенем, показывая, что ему не всё равно. Нет, не всё равно. Точно. А иначе почему бы с его губ сорвался громкий, длинный, прерывистый стон, только потому что я, глядя ему в глаза, намеренно медленно, как и он до этого, медленно, тягуче облизываю губы и, выгибаясь, тихонько постанываю, проводя пальцем по губам? А палец провокационно ныряет внутрь? Я еле замечаю его движение ко мне. Он чуть-чуть подаётся вперёд, демонстративно-медленно, и я это малейшее движение замечаю, но мне этого хватает. Губы расплываются сами собой в довольной, не сдерживаемой широкой улыбке. Сумрачно смотрит на меня, покусывая губы. Чему-то вдруг усмехается, и положив пальцы за змейку начинает медленно тянуть вниз. Вжииик. Молния расстёгнута. И?.. Цепляет за верх и лениво, вызывающе-медленно тянет вниз, отбрасывает ногой в сторону. А я замираю, застываю, смотрю на него, с трудом дыша. На нём остаются лишь весёленькой яркой расцветки трусы, и вот они летят в сторону. И я потрясённо замираю. Он абсолютно обнажён. Я судорожно сглатываю, пытаясь протолкнуть воздух в лёгкие. Он не двигается, давая мне возможность рассмотреть его, совершенно не стесняясь и не пытаясь побыстрее юркнуть ко мне. Только улыбается. Медленной, ленивой, лукавой ухмылкой, приподнимая правый уголок рта вверх. Сжимаю челюсти и часто-часто и отрывисто дышу. Закрываю глаза, внезапно испугавшись. Почему-то. Непонятно почему. Ведь казалось, все страхи уже позади. Он не уйдёт. Не сбежит. И не исчезнет, как представлялось иногда, но почему-то становится страшно. И глаза открывать не хочется, и так всё вполне устраивает. Он ведь рядом, да? А это главное. Так ведь?.. Так? Вопросы проносятся ураганом в голове и уносятся, сминаемые лавиной новых и новых. Почему-то не думать не получается. Почему-то. И глупо всё как-то. И вместо того, чтобы расслабиться, мысли не дают покоя, и голова забита всем этим и... Выдыхаю. И решившись, приоткрываю глаза, наблюдая за ним из-под полуприкрытых ресниц. И встречаюсь с ним взглядом. Выдавливаю слабую, неуверенную улыбку. Он осторожно опускается на край кровати, тянется ко мне, сжимает лицо с обеих сторон ладонями. Одну руку опускает, а другой ласкает большим пальцем скулы, щёки. Отстранится на чуть-чуть, совсем чуть-чуть и легонько целует, лишь едва-едва соприкасаясь губами. Ухмыляется уголком губ и проводит всей ладонью по щеке, подбородку, шее и сползает ниже. И всё медленно, очень медленно и неторопливо. И я, как ни странно от этих хрупких и легковесных прикосновений успокаиваюсь и только дышу громко и часто. - Можешь закрыть глаза. Его шёпот оказывается громким и неожиданным. И я непроизвольно вздрагиваю. Но подчиняюсь и послушно смыкаю веки. Веки закрыты, но ощущения так в сто, а может и тысячу или десятки тысяч раз, оказываются острее. Лёгкие, почти невесомые прикосновения жалят и отбирают жалкие крохи дыхания. И когда чувствую влажное прикосновения к соску, не выдерживаю и распахиваю глаза. Шумно выдыхая, смотрю на него и быстро закрываю глаза обратно; от увиденной картины хотелось сразу кончить. Его пальцы ласкают в низу живота, а губы облизывают, очерчивают замысловатые, ломаные, короткие и быстрые линии вокруг соска. И я тихонько стону, постанываю, покусывая, кусая губы. Выгибаюсь навстречу его рукам, пальцам, думая только о том, чтобы ласки эти не прекращались ни на секунду, ни на минуту, ни вообще... никогда?.. Как же хорошо... Как же.. Захлёбываюсь собственным полустоном-полувыдохом, когда чувствую его губы уже внизу. Они обводит головку легко и, едва прикасаясь лишь кончиком языка. Я шиплю сквозь стиснутые зубы и подаюсь вперёд, хватаю пальцами простынь и комкаю её в кулаках. Пальцы сжимаются до сведения судорогами и побеления костяшек пальцев. Я всё это замечаю отстранёно, будто наблюдая со стороны, тогда как и мысли, и глаза прикованы к тому, что творится чуть ниже, как его уже губы обхватывают и заглатывают насколько можно, и он двигает головой вверх-вниз, вперёд-назад. Туда-обратно. Чёрт, чёрт, чёрт!.. Касается не только губами, но и языком. И стоны удовольствия и неги так и прошивают моё бедное, измученное ожиданием чего-то большего, тело. Когда я чувствую, что ещё чуть-чуть, совсем капелька, капелюшечка и наконец наступит долгожданное облегчение, он замирает, отрывается, отстраняется и зажимает пальцами до предела возбуждённый член чуть выше основания, и я давлюсь своими же вдохами-выдохами от резкости, неожиданности, недоумения и ещё бог знает чего. Но он качает головой, когда я тянусь к нему и сам подаётся навстречу и ловит мои губы в жадном и долгом поцелуе. Только лишь когда его губы отпускают мои, я могу выдохнуть и тут же вдохнуть полной грудью воздух. Я едва успеваю выдохнуть и снова вдохнуть, как он снова наклоняется, одну руку кладя мне на плечо и слегка надавливая, опускает вниз. Не успеваю опомниться, как его губы уже на моих, а пальцы свободной руки ласкают соски. Дыхание не стаёт и я через силу, с трудом отлепляюсь от него, и цепляя его глаза своими, ловя взгляд, веду руку назад и запускаю под подушку, вытягивая баночку. Он сперва едва заметно приподнимает брови, удивление проскакивает в глазах, а затем его губы складываются медленную, предвкушающую не то улыбку, не то усмешку. А я под взглядом тушуюсь заметно, съеживаюсь и, смущенно краснея, отвожу глаза в сторону и прерывисто, быстро выдыхаю, судорожно цепляя напрягшими пальцами ту злополучную подушку. Дышу так же шумно и громко и быстро, когда он толкает меня и наваливается сверху. И его тихий, но совсем не обидный, а слегка хрипловатый смех раздаётся у уха, а губы обводят по краю и кусают мочку, слегка потянув вниз. Вцепляюсь в него, обхватывая за плечи, сам целую, ловя губами то нижнюю, то верхнюю. Прижимаюсь как можно крепче и сильнее, словно боясь отпустить или просто потому, что чертовски не хочется этого делать. Да и не надо, впрочем. Мысли наваливаются снежным комом, смешиваются, мешаются, а то и вовсе исчезают. Снова не получается не думать. Потому что опять страшно, что не понравится, что уйдёт после всего и больше никогда-никогда не позвонит. А впрочем, одёргиваю тут же себя, у него даже и номера моего нет, какое тут позвонит. И страшно так становится от одной лишь даже не мысли, а полу, половины её. А потом он снова целует (в который уже раз?), и вновь, и опять мыслей совсем нет, только наслаждение и тепло, обжигающее внутри, и сомнения, крохи эти и останавливающие маету. Ставя точку. Без троеточий. Растекается по мне, давя своей тяжестью. Но мне не неприятно, нет, наоборот, очень и очень хорошо ощущать, чувствовать чужое тепло так близко, тело к телу. Кожа к коже. И от этого бегут мурашки и сладко сводит всё внутри. А дыхание сворачивается и останавливается, застывает, скатывается в ком, огромный и большой в горле. И каждый мой стон, выдох, вдох он ловит губами. Секунду на вдох-выдох и снова к губам. Прижаться. Сильнее. Крепче. Больше. Едва ли нежно. Больше жёстко и со странной не то злостью, не то... Опускается ниже, прокладывая влажную, мокрую дорожку губами, языком и слегка прикусывая губами. Вниз. К шее. Я тихо выдыхаю и тут же давлюсь не успевшим стать полноценным вдохом. На полпути к груди дыхание ломается напополам и срывается. Ещё один вдох. Теперь уже целый и полный наконец удаётся сделать. Потому что пальцы: скользкие, влажные и прохладные только кружат внизу, а не пытаются как секунду раньше проникнуть внутрь. Кружат осторожно, аккуратно, предельно осторожно и предельно аккуратно, и я больше не зажимаюсь, пытаюсь заставить себя расслабиться. Вдох-выдох. Вдох-выдох. Вдох. Его губы на моих. Ласкают. Нежничают. Становятся тревожно-нежными. Так что пальцы сводит на ногах. И это срабатывает. Я отвлекаюсь и только, спустя наносекунду чувствую его пальцы там. Больно не было, просто слегка ощущения давят. Боли нет, только тянущее чувство внизу. Неспешно пальцы внутри, растягивают. Уже два. Три. Цепляют точку внутри, и я вновь давлюсь стоном, и он получается смазанным. А теперь и вовсе хорошо, очень-очень хорошо. Выдох. И он уже внутри, во мне. Выдерживает долгую, бесконечно-долгую, в пятнадцать секунд паузу и начинает двигать бёдрами. Слегка-слегка. Чуть-чуть. Совсем немного. Тянется чуть вперёд и касается языком моих губ и тяжело дышит. Рвано и хрипло. Движения медленные, ровные и до упора. Вперёд-назад. Вперёд-назад. Кусаю губы, облизываю и тихонько матерюсь сквозь зубы и сам подаюсь ему навстречу. Смыкаю ноги у него за спиной, касаясь талии и упираясь пятками о его ягодицы. Прижимаюсь, как можно ближе, вжимаюсь ещё сильнее, насколько можно, и когда встречаюсь с ним глазами: тёмными-тёмными и совсем безумными - нахожу в себе силы слепить улыбку, чуть кривоватую и быструю и секундную. Но всё же улыбку. Он долго и упрямо не опускает глаза и ухмыляется в ответ, с силой входя. До упора. Сильно и резко, и неожиданно. И замирает так же, всё так же продолжая ухмыляться. Двигаю, дёргаю бёдрами, прошу, нет, умоляю, просто умоляю о продолжении, но он неумолим. Выдерживает тяжёлую, пропахшую ожиданием и возбуждением паузу и разворачивает меня. Ставит на колени и вбивается с силой. Сжимает пальцами задницу. Мнёт. Так что наверняка останутся синяки, но плевать, на это плевать. Резкие, сильные, болезненно-сладкие движения. И быстрые, частые и даже грубые, но нужные и сейчас кажущиеся правильными, невозможно правильными и нужными. Вновь переворачивает, при этом ему хватает воздуха шепнуть: - Смотри на меня, слышишь? Смотри... И опять те же движения, только сейчас мои руки скользят по вспотевшей, напряжённой, сведённой спине. Коротко остриженные ногти царапают спину, лопатки. А губами касаюсь и кусаю кожу на шее, подбородке. Облизываю губы. Куда достаю. Движения смазанные и рваные, но мне хватает. Только бы ощущать его в себе и вообще. Дыхание его учащается. Пульс под моими губами срывается в бег, становится невыразимо быстрым и громким. Сжимаю его внутри и прикусываю губу. До боли. Выдыхаю. И снова вдох-выдох. И наконец отпускаю. Слышу, словно сквозь толстый и огромный слой ваты его приглушенный, ускользающий стон, и перед глазами начинает плыть и уплывать. И взрывается тёмными искрами. Слышу только своё хриплое и учащенное дыхание. Вдох-выдох. Вдох. И его. Тоже тяжёлое и тоже рваное. И не только дыхание. Чувствую его взгляд на себе. Но глаза открывать не собираюсь. Просто слепо нашариваю рукой его руку. Сплетаю наши пальцы и прижимаюсь к его боку. Тыкаюсь, как слепой котёнок, в плечо и затихаю и замираю. Осторожно выдыхаю. Отчаянно клонит в сон. И уже на грани, почти на краю успеваю удивиться тому, насколько он стал мне нужным, ощутимо-родным и таким... своим. Тогда как только недавно, совсем недавно был бесконечно чужим и чуждым. *** Он не помнит, где, когда и как его увидел. Он просто как-то сразу почувствовал его запах. Тот шибанул в ноздри, резанул, вышибая другие, не такие приметные и... вкусные. Он почувствовал его сразу, да и вряд ли кто-то из таких, как он смог бы пройти мимо, не ощутив и не остановившись. Впитывая и запоминая, фиксируя в памяти аромат. Его аромат. Терпковатый, пряный. Одновременно тёплый и прохладный. Как запах после дождя. Такой же вкусный и приятный. И его так же хотелось вдыхать и вдыхать, заполнять полную грудь воздуха и не выдыхать его, словно забыть. И не вспомнить. И не вспоминать. Пока воздуха совсем в лёгких не станет хватать и будет такое чувство, что ещё миг, мгновение и задохнёшься. И всё. Он не знал почему пошёл в след за ним. Инстинкт, шестое чувство или интуиция его повели или аромат... Он не знал, просто... Просто так получилось. Просто захотелось. Просто почувствовал, что так надо, что так нужно, что стоит пойти, что стоит. И не нужно сомневаться и думать, что это неправильно, что он может пожалеть о зря потраченном времени, что его могут послать куда подальше и вообще... глупо это всё. И неправильно, да. Очень неправильно. Очень-очень. Но кому какое дело до правильности, если тянет, если сшибает с ног только запах, а дальше... дальше бесконечное "хочу". И точка. Всё. Финиш. Конец. The End. И хочется больше, впервые, может в жизни. И это удивительно, и неожиданно, и... поражает, очень, до глубины, до самых низин души и... И... странное, бесконечно-незнакомое чувство в общем. Которое хочется немедленно и сразу до конца разгадать и забыть. А оно не подаётся, оно манит, притягивает всё больше и больше, с каждым разом, с каждой секундой, минутой, мгновением и когда понимаешь, что от него уже не отвертеться и никуда не деться - становится слишком поздно для того, чтобы уйти или просто отойти в сторонку. И вляпался в общем. Поэтому и приходил к нему в ресторан. Поэтому и следил, и наблюдал за ним, когда он видел и когда нет. Было всё равно - заметит или нет. Просто было очень нужно, необходимо просто видеть. Хотя бы. Этого было достаточно. На первых порах. А потом... Потом хотелось большего и больше. И видеть просто оказалось недостаточно. Просто как-то незаметно стал нужным, как глоток, живительный, спасительный глоток воздуха. Никак не меньше. И не больше. Только так. И никак иначе. Только так. Просто так получилось. И всё. Просто. Так. Получилось. И всё?.. Ни черта ни всё. С каждым днём, часом нет, не рядом, а поблизости всё хотелось и хотелось большего. Не просто где-то недалеко, а может это просто и так правильно - рядом?.. Странно всё. И вскользь заметить, что это слово стало привычным по отношении, и мыслях, думах к нему, о нём. А иногда хочется убежать. Вот так. Не оборачиваясь. Чтобы навсегда и с концами. Думается об этом. Но всё равно возвращаешься, как приклеенный и никак не получается отклеиться. Потому что такие, как он не могут быть вместе с такими, как этот парень. Не потому что не хотят. А просто потому что не мо-гут. И это больно. Да, даже ему, оказывается, бывает больно. Так что тянет в груди и щемит и сжимается вокруг правой стороны груди. Там, где сердце. Определённо. Потому что такие, как он не должны любить. Не должны влюбляться. И ещё много чего "не". Тогда как хочется изменить это чёртово "не" на "да". И на этом поставить точку. Вместо многократных запятых. А вот не получается. Да. Не очень как-то получается. К сожалению. Потому что такие, как он, даже в его клане, даже в его семье считают за... слово бы помягче. Неправильным. Не таким, как все. Такие, как он рождаются редко, очень редко. И оттого они так непонятны. А всё непонятное... Не понимают. А всё потому что у него есть то, чего нет у них. У многих из них. И из-за этого он, как белая ворона. Все они чёрный, а он белый. Всех белых считали проклятыми. И это правда. Та из правд, которая и горькая и пряная и острая на вкус одновременно. Сколько себя помнит, он всегда был один. Его не боялись. Это громкое, очень громкое слово. Его опасались что ли. Он так и не понял до конца. Просто приходилось или принять или... А вот этого "или" очень хотелось допускать. Даже мысли такой. Даже её малой частички. А теперь вот так случилось, что этот человечек его тянет. Тянет к себе всё сильнее и сильнее. И теперь приходилось думать о том "или" о котором так старался не думать. И от этой мысли, как раньше, не сжималось сердце и сжимались кулаки и челюсти не сводило болезненно-неприятной судорогой. Уйти. Ему придётся уйти. Чтобы не навлекать опасность на человека. Это хорошо, что пока не узнали. А он, а он как-нибудь справится. Не впервые. И ещё об одном, сущей мелочи он пытался, очень сильно старался не думать. О том, что человек не примет его такого, каким он есть. Оборотня. Поганого, злого местами и когда-то считавшегося мифом и легендами... Всего лишь оборотня. Теми тварями, которыми в этом городе пугали детей с детства, рассказывая им страшные сказки. Не хотелось думать. Но нужно было. Нужно было, наконец, перестать, прекратить прятать голову в песок, подобно страусу, пытаясь закрыть глаза на проблему и делать вид, что раз не вижу - то её и нет. Это нужно было. Очень нужно. Для того чтобы дальше жить. Теперь у него нет рядом тех, кто его сколько бы то ни было понимал и был таким же, как и он. Почти таким. Теперь приходилось принимать решения самому. И брать всю ответственность на себя. Так нужно было. И наконец-то делать что-то правильно. И необходимо просто. Решение принято. И вот он, сейчас рядом с этим человечком. Рядом. Так близко. И это не страшно, быть так близко. Это бывает даже хорошо. Очень-очень хорошо. И не хочется останавливаться. Хочется... Хочется быть просто рядом и не отпускать. Странное чувство. Очень странное и от того непонятное. Но от этого самого не хочется бежать, а напротив, (наоборот) рваться навстречу. И с разбега. С наскока. Чтобы больше не думать. Не сомневаться. Чтобы вот так - раз и в омут. *** А за окном серая хмарь. Но уже почти светло. Утро, но только ранее-ранее. То, которое следует за рассветом. Почти за ним. Наступает следом. Я лежу. Молча, долго и неподвижно. Думаю. Вдох-выдох. И решаюсь. Шепчу. Не слишком громко, просто очень-очень тихо. Неуверенно, несмело и даже робко, наверное. Да. И осторожно. Очень. - Ты не уйдёшь? И почти испуганно. Молчаливый, долгий взгляд в ответ. Лёгкая улыбка, зарождающаяся в уголках губ. И едва-едва видное, но всё же покачивание головой. И всё так же не сводя своих глаз от моих. Притягивает ближе. Обнимает за плечи. Скользит губами по шее и шепчет, на выдохе на ушко также тихо, как и я до этого, проводя пальцем по губам и соскальзывая неспешно вниз: - Не дождёшься. И смеётся, тихо и сжимает меня ещё крепче в своих объятиях. А я? А что я? А я счастлив. Просто счастлив. *** А на столе стоят две кружки с остывающим кофе. Просто их не забыли, нет. Их выпьют, но позже. Обязательно.