Реабилитировать

Я сидел на ковролине, перед выключенным телевизором, и пил кофе. Я находился здесь совсем один, в этом доме никого кроме меня не могло быть. Мы купили его одиннадцать лет назад, когда у нас уже было достаточно средств. Он не был старым, но его стены и окна отдавали лишь холод. Эта покупка была предназначена в первую очередь для веселья. Мы были совсем юными, сумасшедшими и считали себя крутыми ребятами, которые могут позволить себе такую недвижимость. Я сидел на ковролине, перед выключенным телевизором уже второй день. Как только я подъехал, то стал чувствовать себя не очень хорошо. Этот дом - место, где мы отдыхали, устраивали тусовки, иногда и репетировали, писали что-то новое. Здесь не было ни души уже три года. Мне пришлось потрудиться, буквально вдалбливая ключ в дверь, прежде чем я открыл её. Я чувствовал себя как на аттракционах - когда вы несётесь вверх, к самому крутому виражу, и страх смешивается с волнением, и ожиданием. Но что я хотел увидеть? Я зашел, и пустота сбила меня с ног. Не здесь, только не здесь. Тишина никогда не была спутником этого дома. Я вздрогнул, когда случайно задел толстовку Майки, болтавшуюся на металлической вешалке. Шаг за шагом, каждый предмет соотносился с событием, некогда происходившим здесь. Вот стопка открыток, подаренных друг другу на рождество. Среди них нет ни одной магазинной, каждая – наше творчество. Мы напивались и рисовали. Напивались и пели, танцевали, смотрели ужасы и смеялись. Да так, что гитары, стоявшие у стен, постоянно падали от нашего настроения. Я сидел перед выключенным телевизором и ждал. Чуда? Смешно. В наш последний приезд не было веселья, эйфории. Не было ничего хорошего, потому что я принял решение уйти. Всем вместе, исчезнуть. Резкая боль ударила меня в голову, и я закрыл глаза. Тогда я чувствовал смятение и панику. Я выбрал тот путь, потому что хотел сохранить всё, что мы сделали, чтобы остаться теми, кем мы были. В это время мы создавали наше новое творение. Оно было мрачным, как парад, но это пугало меня. Я говорил себе, что это не то, что я хочу дать людям. Я ошибался. Я понял это, когда время для спасения истекло, взорвалось, оставив пепел. Я помню это. Все рассмеялись, никто не воспринял мои слова всерьёз. Тогда я вдохнул и начал говорить. Я говорил долго, затрагивая всё: от наших образов до коммерции. И тогда до них дошло, что я не шучу. Они стали настолько бледными, похожими на призраков. Рэй держал в руках бутылку, и я испугался, что останусь без головы. Но минуту никто не говорил вообще, а затем они начали ругаться, используя самые грязные слова, но я просто молчал. После этого Фрэнк выбежал, хлопнув дверью с такой силой, что штукатурка падала как безумная. Рэй просто ушёл в другую комнату, Майки вышел во двор. Я остался один в этом зале. Я сидел на диване, телевизор издавал непонятные звуки, люди в этом плоском ящике смеялись, а я молчал. Прошло около двух часов и первый, с кем мне удалось заговорить, был Рэй. Он старше всех нас, он мудрее. Он пытался переубедить меня, он говорил, что лейбл можно сменить, и мы сами можем выбрать компанию, к которой примкнём; что коммерция – не настолько большая проблема, мы сможем решить её вместе. Но я пропускал его слова, как звук тех людей в телевизоре. Страх окутал меня плотным туманом. То, что любил больше всего - я хотел уничтожить. Я никогда не видел себя в роли убийцы, даже когда рисовал самых жестоких персонажей. Коммерция… Наш последний альбом был пронизан ей, но он был хорош. Мы работали над ним слишком долго, в конце концов, выдав то, что всем и было нужно. Нет, мне нравились наши песни, наша музыка. Но это были не мы. Затем началась работа над MCR5. Мы вернулись к собственному я, отбросив во тьму всю «попсовость» последнего звучания, но я хотел покончить с этим. Я почувствовал переизбыток. Всё, что мы могли – мы уже представили. Мы сотворили собственный свет, который пылал мрачностью, и являлся спасением. Тогда мы с Рэем еле нашли Фрэнка. Он оказался в парке, и не хотел со мной разговаривать. Лишь слова Рэя убедили его вернуться. Майки, сидящий всё это время на качелях во дворе, тоже предпочитал игнорировать меня. Прошло около часа, прежде чем мы снова собрались в этом зале. И я снова объяснял им свою позицию, и мы много пили, и разговаривали, уже не ругаясь. Я убедил их. Но они поддались мне, имея совершенно другую точку зрения. Мы все знали, что когда-нибудь группы не станет, считая себя вспышкой. Но они предпочитали говорить о том, что Скорпионы – тоже вспышка. В тот день я говорил так много… Мы окончательно записали трек «Подделай свою смерть» к концу лета две тысячи тринадцатого. Мы знали, что это конец. Фанаты узнали об этом в марте, –я громко вздыхаю, вспоминая– я чувствовал, что всё это съедает меня изнутри. Я выпил вторую кружку кофе. К сегодняшнему дню у каждого из нас были достижения. Прошло три года, но это не было терапией для меня. Я сделал то, что задумал. Мы оставили после себя наследие в виде музыки, которая призвана помочь каждому, кто её понял. Я вспоминал о ребятах каждый день. С Майки мы, естественно, видимся очень часто, с Рэем иногда созваниваемся, Фрэнк… с ним сложнее, но мы общаемся, потому что друг без друга существовать не можем в принципе. По нему распад ударил больнее всего. Он не показывал свои эмоции, но я знаю это. Родственная душа? Я бы назвал как-нибудь по-другому, но смысл, наверное, не изменится. Я включил телевизор, так как тишина втаптывала меня в пол. Я отправил всем им сообщение два дня назад, я попросил их приехать сюда, в наш дом. Я не очень понимал, чего хотел. Мысли в моей голове путались, словно провода. Что мне нужно говорить? «Хэй, давайте опять будем группой?» Это больше. Мы были больше, чем люди, просто играющие в одной группе. Мы были связаны друг с другом цепями, которые даже если бы захотели сами, сломать не смогли. Я знал – процент того, что они появятся здесь, очень мал. Мы не ссорились, перед тем как разъехаться в разные стороны, но и прощальные объятья решили оставить. Я сидел на ковролине, смотрел в телевизор, и пытался реабилитировать то, что разрушил. Я не смог бы сделать это в одиночку. Я находился здесь второй день, потому что надеялся. Но я был уверен точно, что приедет Майки. Он не спрашивал причину и не писал в ответ, как и другие, но он был моим братом. Значит, он занят в этот моме… Мысль не успела завершиться – её прервал звонок в дверь. У каждого из нас были ключи, поэтому я ступал по коридору с некой осторожностью. И всё же я ощущал лишь волнение, потому что я чувствовал… Я набрал воздух и всё, что мне осталось – открыть дверь. У нас не было глазка, поэтому никаким другим образом я не мог узнать, кто пришёл. Я повернул замок и моих сил хватило лишь на выдох. - Привет, Джерард. Я моргнул, не совсем воспринимая всё происходящее. Они стояли передо мной. Майки, Рэй, Фрэнк. Я смотрел на них как помешанный, и я был помешанным. Мой химический романс – это стало моей жизнью с сентября две тысячи первого. Это было тем, что нельзя уничтожить, и от этого нельзя было просто уйти. Решив, что я больше не могу с этим жить, я понял, что не могу жить без этого. И я всё так же стоял на пороге и думал о том, что сейчас у меня есть возможность реабилитировать жизнь. И я не один.