***
— Опять босиком! — всплеснул руками Джон, войдя одним солнечным вторником в гостиную и заметив, что Шерлок развалился на диване, широко расставив босые ноги (слава Всевышнему, он был в пижаме!), и философски взирает на скачущий по потолку солнечный зайчик. На появление Джона Шерлок, само собой, не отреагировал. Поёжившись, Джон взглянул на настенный термометр — «50°F*»! — Ты вздумал нас заморозить! — Уотсон кинулся к камину и загремел поленьями, закладывая их в топку. — Да на улице теплее, чем у нас тут! — Весна, — выдержав театральную паузу, лениво откликнулся с дивана Шерлок. Джон чиркнул спичкой и облегченно выдохнул, когда в камине заиграло языками пламя. Спрятав коробок за стоявшую на каминной полке коллекцию жуков и вдоволь нарадовавшись согревшему замёрзшие ладони огню, Уотсон наконец снова вспомнил о Шерлоке: — Весна, Шерлок, да, — начал он, подходя ближе, — март месяц и ночные заморозки. А ты без камина и на холодном полу. И мне же потом тебя лечить. Шерлок перевёл скучающий лазурный взгляд на Джона и снова отвернулся к зайчику, не проронив ни слова. — Шерлок, надень тапки. — Нет. — Шерлок, надень, добром прошу. — ... — Тогда шерстяные носки. Шерлок изогнул бровь: — Тем более. — Почему? — Ты знаешь, как я ненавижу вязаные, — Холмс скривился, точно горгулья на Соборе Парижской Богоматери, — вещи. — Почему это, позволь поинтересоваться? — вопросил Джон, припоминая, как третьего дня застал Шерлока за примеркой своего свитера, и, дабы не рассмеяться в голос, быстрым шагом направился в спальню. — Хэрроу. Кардиганы, жилеты, — с раздражением прилетело Уотсону в спину. — После них разве что ногти на ногах не чесались... А что я тебе объясняю?.. О, чёрт!.. — Джон уже стоял рядом с Шерлоком и протягивал ему пару отличных шерстяных носков. — Ты прав, — согласился Уотсон, повертев синие в зелёный горох носки в руках, — наверное, будут немного маловаты, я же их для себя покупал. Шерлок ожидаемо не шелохнулся. — Ох, ну ладно. Как всегда, всё приходится делать самому, — кашлянув, насупился Джон. — Гоняешь пожилого, можно сказать, человека, — продолжал он ворчать, опускаясь на корточки между колен детектива, а потом намного мягче добавил: — Негодяй. Сверху хмыкнули, но Джон знал, что Шерлок улыбается. Уотсон приподнял охотно поддавшуюся левую ступню — да, как и думал, ледяная — и натянул на неё носок, оказавшийся, однако, впору, и с вызовом заглянул в лицо Холмса. Тот с недоумением и интересом наблюдал за развернувшимся у его ног действом и всё не мог понять, почему же у него так назойливо засосало под ложечкой при виде такого Джона. Проделав то же самое с правой ступнёй, Уотсон сжал её в горячих ладонях, а потом — вдруг прижался губами к пушистой ткани. Не ожидав от себя такой нежности, Джон смутился, возвратил ногу Шерлока на место и собрался было сбежать, но Холмс ухватил его за предплечье и склонился к озадаченному лицу. Пару долгих мгновений они смотрели друг другу в глаза, и Уотсон понял, что Шерлок решается. Мозг Холмса и вправду теснила тысяча вопросов: что он чувствует? является ли то, что он чувствует, желанием? как отреагирует уставший Джон на намерение Шерлока заняться сексом сейчас, или лучше подождать более подходящего момента? но этот «подходящий момент», представится ли он ещё когда-нибудь? Гениальный детектив Шерлок Холмс готов был разбить голову об стену. Он действительно — возможно, впервые — не знал, что ему делать. Но мудрый Джон всё понял. Он ободряюще улыбнулся, погладил Шерлока по напряженной щеке: — Шерлок, мы можем подождать, — твёрдо сказал Джон, хоть сам был с головы до пят покрыт мурашками. — И подождём столько, сколько потребуется. А потом он накрыл ладонью судорожно вцепившиеся в рукав его куртки пальцы детектива, и треволнения, недовольно зашипев, растворились, как растворилась секунду назад тьма между книжными полками, стоило солнечному зайчику ворваться туда. Добрый, заботливый, всё понимающий Джон. Шерлоку так захотелось тут же отдаться ему, почувствовать его в себе, почувствовать, как задрожат в предоргазменных судорогах любимые руки на его талии. Он соскользнул к Уотсону на колени, обвивая руками шею, и накрыл поцелуем колючую с ночи ямочку на подбородке. — Раздавишь же! — засмеялся Джон в ответ, оседая на пол и увлекая Холмса в долгий безмерно сладкий поцелуй, запустив повлажневшие ладони под пижамную футболку. Момент настал. Оставалось лишь не упустить его.***
Конечно же, Джон мечтал, чтобы всё было идеально. С того самого момента как он понял, что влюбился в Холмса без памяти, он принялся фантазировать о том, как это произойдёт, что станет финальным толчком к их с Шерлоком окончательному сближению уже и на физическом уровне. Джон успел построить в голове тысячи тысяч сценариев и отработал их каждый по несколько раз. Естественно, ни один из них не включал носки в качестве спускового механизма. И ощущения ни от одного из них не были и отдалённо похожи на те, что сейчас они оба переживали. Постель, на которой они спали вместе уже не первый месяц, вдруг показалась такой чужой и огромной, а обволакивающее тело пуховое одеяло — холодным и жестким. Шерлок дрожал, стесняясь своей ранее охотно демонстрируемой наготы, и целовал так робко, смотрел так испуганно, что Джон чуть было сам не потерялся. Уотсон никогда не был с девственницами, чего уж говорить о социопатичных великовозрастных девственниках, но что-то подсказывало ему, что с Холмсом нужно быть нежнее, чем со всеми девственницами этого мира. Зарываясь лицом в негустую светлую растительность по центру любимой груди и чувствуя невесомые касания пальцев к своим волосам, Джон отчетливо вспомнил, как когда-то давным-давно, теперь уже почти в прошлой жизни, учил Шерлока целоваться. — Тш-ш, Шерлок, молодец. А теперь приоткрой немного рот, впусти меня. — Зачем? — Так мы сможем быть ещё ближе. Попробуй. — Фу, нет! Ты лизнул меня! — Потому что ты не открыл. Пожалуйста, Шерлок, тебе понравится. — Объясни, зачем ты лизнул меня! — Ох, Шерлок. Ты не знал, что можно целоваться с языком? — То есть, ты и я?.. — Да. Ты мне доверяешь? — «Поцеловать — значит прижаться или дотронуться губами (при этом сжав губы, а потом их приоткрыв) в знак приязни и любви, или как акт почитания и благоговения; или для выражения приветствия или ласки с помощью губ». Оксфордский словарь! Ни слова про языки, Джон! — Может, ты не дочитал абзац? — Дочитал. — Ох, Шерлок. Просто доверься мне, пожалуйста. Ты же мне доверяешь? — Бесспорно. — О-о-о, Джо-о-он!.. Сделай так, пожалуйста, ещё раз... Когда горячее дыхание Джона достигло пупка, Холмс шумно выдохнул и зашуршал одеялом, приподнимаясь на локтях. Уотсон поднял голову. Шерлок никогда не страшился открытий, но такая новизна его явно пугала. Джон медленно и очень осторожно погладил судорожно сокращающийся живот Шерлока и, когда мышцы под ладонью расслабились, сказал: — Шерлок, мы можем прекратить в любую минуту. Переводя взгляд то на лицо Джона, то на его ладонь, Холмс отрицательно мотнул головой. — Ты мне доверяешь? — Бесспорно, — прошептал Шерлок, и тут же получил поцелуй в нос от расчувствовавшегося Джона, которого приводила в восторг способность любимого воспроизводить сложные слова даже в такой щекотливой ситуации. Вновь спустившись ниже, Уотсон попеременно поцеловал широко разведённые коленки и позволил себе наконец посмотреть на самое главное. Сколько раз в мечтах Джон представлял, как аккуратно коснётся головки губами, как попробует языком её островатые краешки, а потом втянет в рот и примется ласкать солоноватую — о, Господи! — самую красивую часть любимого тела. Нет-нет-нет! Джон и впрямь сходит с ума по члену Шерлока Холмса! Несколькими минутами позже Уотсон завороженно смотрел, плавно двигая рукой, как скрывает и открывает крайняя плоть тёмно-бордовую головку, блестящую от его собственной слюны. Шерлок уже кончил, его сперма сладковато-горьким сиропом обволокла гортань, и Джон снова прижался губами к тонкой кожице. Шерлок глухо застонал, и Джон, с неохотой оторвавшись, вытянулся в полный рост рядом с любимым. Джон никогда ещё не видел Шерлока таким оглушающе нежным, так жадно ищущим прикосновений; никогда не видел его разметавшимся по сбитому одеялу с откинутой назад чёлкой. Нуждающимся только в Джоне. Думающим только о Джоне. Шерлок пребывал в беспамятстве; зрачки были подернуты послеоргазменным мороком; жадно хватая ртом воздух, он смотрел на Джона, но, казалось, не видел его. Уотсон провёл тыльной стороной ладони по худой щеке, успокаивающе поцеловал открывшийся высокий лоб и приник к чуть припухшим влажным губам. Первый настоящий оргазм выбил Шерлока из колеи. Вслепую он шарил ослабевшими руками в воздухе в поисках джонова члена, но Джон, подавляя в себе острый укол нежности вперемешку с прошившей тело насквозь похотью, мягко схватил ладони и, переплетая непослушные пальцы Шерлока со своими, прошептал, касаясь губами виска: — Тш-ш, сегодня твой день, Шерлок. Это-то мы всегда успеем, — и после долгого поцелуя добавил: — Перевернись-ка на живот.***
Они не оговаривали, как далеко могут зайти в первый раз, однако то, что должно было произойти дальше, естественным образом прокралось в планы обоих. Шерлок уверял и себя, и Джона, что боль его совершенно не беспокоит и что с ним — именно с ним — ничего плохого произойти не может. Джон прекрасно понимал, почему Шерлок кривит душой, но также уважал его желание быть из них двоих первым. Холмс стоял на коленях, прижавшись лбом к одеялу, а Джон не представлял, как сможет прямо сейчас пересилить себя и посметь сделать любимому больно. Как можно было сделать больно ему, который от соприкосновения с постелью переставал быть грозой Скотленд-Ярда и всей мировой преступности, и становился таким уютным и домашним. Ему, так доверчиво сопевшему в джонову макушку и так тесно прижимавшему Джона к сердцу во сне. Ему, которого Джон любил больше жизни. И которого хотел так, как не хотел никого и никогда. Уотсон сжал в ладонях бархатистые ягодицы и с наслаждением принялся целовать. Шерлок здесь был потрясающе прохладным, и тереться об него разгоряченным виском было так приятно. И Джон ласкал, сжимал, тёрся, обводил языком трогательные ямочки под поясницей и дышал горячо, отчего безупречно гладкая кожа на считаные секунды покрывалась мурашками. А потом с трепетом, словно ребенок, открывающий долгожданный подарок на Рождество, Джон медленно, подавляя в себе ужас предвкушения, раздвинул зацелованные ягодицы. Шерлок застонал, прикрыл лицо руками, дёрнулся в попытке вырваться: — Джон!.. — всхлипнул он, обернувшись и обращая жалобный взгляд на Уотсона. — Джон!.. И Джон тут же прилёг рядом, чтобы взять в ладони пылающие щеки Холмса и заглянуть в позеленевшие от стыда и неуверенности глаза. — Что, Шерлок, что? Холмс опустил взгляд и с трудом выдохнул: — Джон, пожалуйста... сделай это!.. Уотсон широко улыбнулся, приникая губами к покрасневшему по краям рту. Запомнив, как это только что помогло Шерлоку расслабиться, Джон снова принялся массировать живот любимого, с каждым движением всё приближаясь и приближаясь к паху. Когда пальцы легли на ставшие уже знакомыми бугорки, и Холмс, зарычав, толкнулся в руку, Джон понял, что пора. Он вернулся к покрытой редкими тёмными волосками промежности и принялся жадно водить по ней языком, чуть прихватывая губами мягкую кожу мошонки и вызывая у Шерлока крики, которые тот безуспешно пытался погасить в смятом одеяле. Заботливые руки гладили бёдра, и Шерлок подавался назад, пытаясь подстроиться под движения языка, с каждым разом всё настойчивее приникавшего к анальному колечку. Жесткие волоски пружинили под языком. В какой-то момент Джон сжал язык в трубочку и протолкнул его внутрь, насколько это было возможно. Шерлок удивлённо вскрикнул, забился под руками и, бурно кончив, обмяк. От разочарования у Джона чуть слёзы не брызнули из глаз — так он хотел, чтобы их первый раз был идеален, так он хотел кончить с Шерлоком вместе, хотел увидеть лицо любимого, когда оргазм вырвет его из этого мира, — но в следующую секунду Джон уже заботливо подхватывал почти отключившегося Шерлока, переворачивал его на спину подальше от лужицы собственной спермы и принялся вытирать оставленными на прикроватной тумбе салфетками доказательства огромной любви Шерлока к нему. Памятуя собственный опыт, Джон оценил выдержку Шерлока, для которого их первый раз был первым разом вообще, слишком оптимистично. Однако Джон не смог сдержать уважения — сам он в свои шестнадцать позорно кончил, стоило ему лишь увидеть перед собой обнаженную грудь той девушки... как её там звали? А Шерлок... о, Шерлок... Холмс лежал не шевелясь, откинувшись на подушки, и следил за действиями Джона рассеянным взглядом из-под светлых ресниц. С распахнутых багровых губ слетел тихий стон, и, напрочь забыв про салфетки, Джон снова потянулся к Шерлоку, бережно укутывая его в одеяло. Тёплая ладонь скользнула по бедру Джона, и ослабшие пальцы наконец нетвердо, но уверенно сжали член. Взвыв и вжавшись лбом в плечо Шерлока, Уотсон кончил, беспомощно пытаясь ухватиться хоть за что-нибудь. Оргазм нахлынул настолько неожиданно, что Джон подумал сначала, что задохнулся и никогда больше не сможет дышать, словно он упал на солнечное сплетение. Но родные руки сжимали так нежно и так крепко, что Джон успокоился и сдался на милость поглотившему его молочному туману. В заботах о Шерлоке он совершенно забыл, насколько был возбуждён сам. Через несколько мучительно долгих мгновений, когда вернулась хотя бы малейшая способность соображать, Джон в немой благодарности прижался губами к плечу Шерлока, и тот обнял его ещё сильнее и поцеловал в растрёпанную чёлку. Так они и лежали: Шерлок тёрся носом о лоб Джона, нежно целуя в переносицу — Джон поглаживал острую тазовую косточку и не мог надышаться убаюкивающим, родным запахом любимого. Набравшись смелости, Уотсон поднял глаза на Шерлока. Тот посмотрел на него с таким благоговением, что Джон смутился и едва не отвел взгляд. — Не получилось идеально, — виновато прошептал Джон, обводя пальцем порозовевшую щеку. — Пот-рясающе, — выдохнул Холмс. Уотсон хихикнул, и сердце от нежности чуть не выскочило из груди: — Мы, считай, ещё даже и не начали. Шерлок на мгновение сдвинул брови, покачал кудластой головой, вновь прикоснулся губами к переносице Джона и покрепче прижал его к себе, прошептав в макушку: — Отдохнём и совершим вторую попытку. Минут через двадцать вас устроит, доктор Уотсон? — Шерлок, я с дежурства. — Джон. — Вполне. Только... сними, пожалуйста, носки, они мне лодыжку колют. — А вам не угодишь, доктор Уотсон.***
Затеявший весёлую беготню по обойным цветам солнечный зайчик потихоньку притаился в изголовьи кровати, забравшись в самый уголок рамы с японскими хокку**, и, казалось, украдкой вздыхал, радуясь за двоих влюблённых самодуров. Бесконечный день только начинался. _____________________ * 50°F = 10°C ** Хокку (хайку) — жанр японской поэзии. Маленькое философское стихотворение из трёх строк без рифмы. Хокку читают медленно, пытаясь увидеть образ, ощутить мысль, найти то, что прячется за словами.