Три минуты

Деревья сбрасывали последнюю листву, готовясь к долгому и сладкому сну. Зима практиковалась, осыпая тоненькие стебельки пожухлой травы инеем, рисовала еле различимые узоры на окнах и морозила ладони. Птицы, не успевшие улететь, спешно собирались и покидали насиженные места, устремляясь к более теплому климату и живописным пейзажам. А ты медленно брела по старому асфальту, пачкая замшевые ботинки в слегка подмерзшей грязи, и упрямо убирала волосы с лица, которые снова приносил ветер. Небо было затянуто чем-то серым и безжизненным, словно кто-то наверху в яркую синеву капнул черной краской и получилось что-то безликое, хмурое и плачевное. Полуразрушенное здание железнодорожного вокзала выглядело забытым и унылым, некогда красивые высокие потолки с причудливыми узорами, покрылись черными пятнами, разноцветные мозаики на стенах были изуродованными кем-то безжалостным, некогда интересная плитка нежно-молочного цвета истерлась, множество различных ног, колес и палок стерли с неё первичный рисунок. Ты прошлась по большому пустому залу - эхо тут же разнесло стук твоих каблуков в каждый угол и, повторив несколько раз, затихло. На платформе было несколько провожающих и два работника вокзала, куривших у покосившейся лавчонки. Рельсы были пусты, ты оглянулась в обе стороны, но так и не увидела поезда. Она стояла, не оборачиваясь, сжимая в руках спортивный рюкзак и потертую кепку. Фигурный профиль, никакого макияжа и плотно сжатые искусанные губы не позволяли тебе закричать и бросится ей на шею. Ты делала шаги, прокручивая в голове последние два дня. Скомканная постель, безудержные рыдания, рвущие грудную клетку и тихие завывания, уткнувшись в подушку. Ты сжимала её запястья, не позволяя продолжить сборы, она кричала на тебя, приказывая успокоиться. Но на тебя больше не действовал этот властный голос и сдержанное выражение лица. Ты уже не плакала, ты рычала от бессилия и боли, а у неё внутри что-то ломалось, и она опускалась перед тобой на колени, покрывая поцелуями разбитые костяшки. Она шептала в твои исцарапанные руки, что она обязательно выживет и вернется невредимой с этой чертовой войны, тебе не оставалось ничего, как скользить взглядом по её осунувшемуся лицу и спутанным волосам. - Галчонок… - она повернулась, осматривая твое идеально выглаженное платье и аккуратную прическу. У тебя просто не хватило сил провожать её в мятой майке и грязных джинсах, из которых ты не вылезала последние дни. Тебя, конечно, мало волновал внешний вид, но для неё это важно. - Не смей думать о плохом, - тонкие пальцы женщины скользнули по твоему лицу и приподняли за подбородок, заставляя заглянуть ей в глаза. – Ты меня слышишь? Не смей. - Ты только вернись, - ты не сдержалась и прижалась к её поношенной форме цвета хаки, вдохнула запах крепких сигарет и пороха, присущие всей её форме. Со скрипом подъехал нужный поезд, замедляя ход и выпуская черные клубы дыма. Старые дверцы открылись и на платформу, словно по команде, вышли женщины в одинаковой униформе. Её вагон остановился около вас, что дало тебе возможность обнимать её на пару секунд дольше. Ты все еще надеялась, что это сон или какая-то дурная сказка, которая вот-вот прекратится. Но тебе даже на мгновение не удалось представить все это: мешал въедливый голос проводницы, торопящий пассажиров и запах смерти, который буквально витал в воздухе. - Мне пора идти, - она провела руками по твоим волосам и улыбнулась, стараясь казаться спокойной. Только ты знаешь чего ей стоит сейчас эта улыбка и как она хочет обнять тебя, но нельзя. Женщины в форме не плачут, тем более сильные женщины, тем более у всех на виду. Худая и высокая женщина зашла в вагон и, не поворачиваясь, прошла к своему месту. Ты неотрывно следила за тем, как она забрасывает рюкзак на верхнюю полку, как садится у окна. Скользнув пальцами по безразличному стеклу, ты поняла, что через три минуты этот чертов поезд унесет её туда, где много боли, крика и смерти. Твою Галю, которая готовит вкусные блинчики на завтрак, твоего Галчонка, которая любит устраиваться с книгой на твоих коленях, твою Галину Николаевну, которая смешно морщит нос, когда ты заставляешь её купить очередное яркое платье. - Я буду ждать тебя, – прижавшись лбом к холодному стеклу, ты словно фотографировала глазами сидящую женщину, желая запомнить её профиль, жилку на шее и аккуратно сложенные руки на коленях. – Я буду ждать тебя, даже если весь мир рухнет и не останется никакой надежды. Я буду ждать тебя тогда, когда все приедут в цинковых гробах. Я буду ждать тебя даже тогда, когда мне скажут, что ты уже не вернешься. Я буду ждать всю свою жизнь. Поезд скрипнул и тронулся, унося людей в неизвестность. Ты села на старую лавку, наблюдая за составом до тех пор, пока он не скрылся из виду. Маленькая девочка, провожающая своего папу, крепко сжимала в ручках потрепанного серого зайца с одним глазом и громко плакала. - Не плачь, малыш, - ты присела на колени перед ребенком, - они все вернутся. Обязательно. - Тетя, откуда Вы знаете? – девчушка перестала рыдать и посмотрела с интересом на тебя. - Я верю, этого достаточно.