***
Они встретились случайно, но встреча их была предсказуема. Удивление поражает обоих – не ожидали увидеть кого-то одной крови, из Народа. Короткая радость встречи и в карих глазах на мгновение проскакивает искра радости, но лишь на мгновение. Она уходит так быстро, и стремительно... воспоминания всплывают из глубин разума. Ярость снова бурлит в крови вместе со скверной, и с яростным воплем Терон бросается в очередную гущу врагов, не думая о себе. Лишь битва снова может пробудить в нём ярость, что сжигает без остатка, заставляет смеяться как умалишённого и скалиться окровавленной, кровожадной улыбкой. Плевать, кто они – треклятые порожденья тьмы, ненавистные шемлены-разбойники, обгорелые сильваны или бешеные волки, натравленные вспылившей хранительницей... Преемница хранительницы клана долийских эльфов, Веланна стоит у могил тех, кто последовал за ней. Кто поверил в её священную войну. Кого она не смогла защитить... Обернувшись, она видит того самого эльфа, да компанию. Другие её не интересуют – лишь долиец, чьё изукрашенное Валасслином лицо исказила боль и грусть, а тело бросает в мелкую дрожь. Так не должно быть... Долийка хочет мстить, мстить всем вокруг и не задумываясь подписывает себе приговор, записавшись в ряды Серых Стражей. Да ещё под личное руководства новоиспечённого Командора, героя Ферелдена...***
Терон редко смеётся – это больше похоже на карканье воронов из-за осипшей от времени и пропитой вместе с Огреном глотки. Его смех не звонкий, не задорный – полный безумия и дикости; он смеётся в захлёб, лишь когда кровь врага брызжет ему в лицо или же лезвия мечей рвут вражью плоть, либо когда они, пьяные, вместе с гномом вспоминают свои прошлые похождения... или Махариль вспоминает очередной пошлый анекдот, рассказанный ему Антиванским вороном... Веланна негодует – что делает Командор? Что делает этот долиец?! Пьёт эту гадость, заливая горе?! Его спина должна быть прямой, гордой и фресочной – а она ссутулена. Лик его и глаза должны сиять – а на самом деле лишь мешки под глазами, и уставший взгляд, полный отчаянья и смертной тоски. Спорить с Тероном – смерти подобно, это даже Огрен знает. Но он не отбирает у старого друга и товарища выпивку. Сам знает, что такое потерянная любовь. Сам знает, как лечился от этой боли. Ни кто, даже Сенешаль Вэрел не может отобрать выпивку у пьяного Махариэля... Лишь Веланна. Врывается, словно вихрь, вырывает из трясущихся от хмеля эльфийских рук кружку, с воплем, что так нельзя, что нужно прекратить, остановиться. И гном утверждается, что эльфы, особенно долийцы – очень упрямый, но сильный народ. Двое эльфов спорят, каждый гнёт свою линию, настаивает на своём, не желая уступать позиций. В этой битве нет победителя, нет проигравшего – в конце концов, Веланна уходит, а Терон сверлит пустоту, не притронувшись к алкоголю более, лишь теребя кольцо на указательном пальце... Веланна – несостоявшаяся преемница хранительницы; Терон – несостоявшийся охотник. Она отвратительная старшая сестра; он ужасный друг. Она вспыльчива, стервозна и не боится говорить то, что думает, даже если это может кого-то оскорбить. Эльфийка ненавидит людей, но будет помогать им, преследуя свою цель. И она любит убивать – шемленов в особенности. И к её удивлению, она находит в Тероне родственную душу. Ибо он едва ли не такой же. Только он – Зверь: безумец, злобный и агрессивный мизантроп с поражённым скверной разумом, иссушенным болью и горечью сердцем и пропитой глоткой. И ненасытной жаждой крови, смертей, боли и страданий... И теперь безумному воплю "Сдохните, шемлены!!!" или же "Сдохните, порождения тьмы!!!" вторит крик "За долийский народ!!!". И врагов сметает вихрь из стали, огня и древних знаний долийских мудрецов, да мощных корней...***
У Веланны тонкие пальцы, но с их кончиков срываются смертоносные заклятья. Её волосы светлые, цвета соломы, но они пахнут свежими травами и лесом. Её глаза больше глаз шемов, миндалевидные и зелёные. Пигмент не такой тёмный, как у Мерриль, с капелькой желтого... но не такой янтарный, как у Морриган. В груди, словно глыба льда треснула и осколки впиваются больно; Махариэлью часто хочется выть от боли и по ночам, когда поднимается луна, не скрывая слез, вторит Фену, пожираемый душевной болью, тоской и отчаяньем. Скребёт не выросшими ногтями каменные плиты, падая на них разбитыми в который раз от крови колеями. Она ушла, её рядом нет. Он больше никогда её не увидит. И кольцо молчит, больше не говорит... хотя всё ещё хранит в себе тонкую, едва различимую нотку тепла. Эта боль, эта мука невыносима, и Терон готов ухватиться за любую возможность её избежать – битвы, алкоголь... и Веланна. Он упивается ею, наслаждается, вдыхая запах свежих трав, что исходит от её немного сухих, но, тем не менее, прекрасных волос; наслаждается, покрывая требовательными поцелуями покрасневшее от смущения лицо и шею несостоявшейся хранительницы. Терон единоличник, эгоист и не намерен отдавать то, что хочет; а заполучив то, что хочет, не расстанется, пока не добьётся того, чего желает. И он выпивает её без остатка, как хорошее вино... как кровь порождений тьмы при Посвящении. Она упёртая, сильная, но не в силах сопротивляться немного грубым, но желанным ласкам; когда покрытая шрамами рука касается щеки, плеча, бедра... Покои Командора заполняют истомные вздохи, полные услады и нежности, когда обветренные, потрескавшиеся губы касаются нежной кожи эльфийки. Её губы так же желанны, как и его ей, эти касания, эта близость, эта любовь... или попытка любить и быть любимыми, пародия или неумелая игра? Веланна замирает на покрытой шрамами груди Терона, вспоминая уходящую с Архитектором младшую сестру, порождений тьмы, что убили её сподвижников; Ишлу, свою наставницу, что умерла. Ей больно, невыносимо больно и эльфика тихо плачет, вцепившись своими тонкими пальцами в плечи Махариэля, изредка встречаясь с ним взглядом. Он понимает, это – яд в красивой упаковке. Ведь она – не Она, это вовсе не то. Они схожи, и всё равно, она – не Морриган, лишь глупая и жалкая пародия на неё. Сердце сжимается и Терон с трудом глотает солёные слёзы, но не все. Каждую ночь, засыпая, они плачут, не боясь показать слабость, не скрывая слёз. Она тихо, приглушенно, иногда всхлипывая, оставляя свои слёзы на груди эльфа; по щекам его беззвучно на подушку катятся слёзы, когда Герой Ферелдена устремляет взгляд в потолок, так и не достучавшись до звёзд, небес и Творцов в поисках ответов. Но каждый раз поднимает голову, чтобы губами коснуться Валасслина на её лбу...***
Андерс исчез, оставив после себя лишь несколько трупов храмовников и серых стражей. Справедливость давно оставил тело Кристофа, и покой серого стража теперь вечен. Огрен пытается неудачно шутить, за что получает оплевуху от Фельзи, от чего малыш едва не проснулся. Сигрун впервые за долгое время не шутит, не смеется, и милое личико искажает грусть. Натаниэль в изумлении, не ожидая такого поворота событий. А Веланна... А Веланна воет, как когда-то выл от боли Герой Ферелдена. Ревёт и плачет заливаясь горькими слезами, проклиная себя и всё на свете. В груди её пустота, лёд, расколовшийся на тысячи осколков. В груди холодно и пусто, а по щекам текут горячие слёзы, и тело бросает в дрожь, когда эльфийка стоит на разбитых в кровь коленях, обхватив себя стёрыми в кровь тонкими пальцами. Всё потому, что Терон Махариэль, герой Ферелдена, Командор серых стражей Амарантайна, просто ушел. Ни попрощавшись, ни сказав ничего. Ушел, ибо его призвал Зов. Что сильнее зова крови и скверны, жажды убийств и боли. Зов, подкреплённый словами, клятвой и обещаниями. Зов, что отражается в закате янтарными глазами и бархатным голосом. Зов, который зовётся Морриган...