Мед поэзии

— О, добрый день, не думал, что здесь кто-то будет, не хотел помешать. Незнакомый молодой человек прошел мимо Россетти, сидевшего за мольбертом, и задел палитру в его руке. Тот едва удержался от недовольной реплики — он ненавидел, когда ему мешали во время творческого процесса. Саркастически ответил: — Добрый. Гость не обратил внимания на интонацию, потому что уже стоял за спиной и пристально рассматривал его набросок на мольберте. Подобную бесцеремонность художник ненавидел еще больше. Незнакомец же на этом не остановился, беспардонно ткнул в картину пальцем и спросил: — И кто это? — Венера, — буркнул он, немного польщенный интересом к его картине. — Хм, симпатичная, — тоном знатока заявил гость. — Только вот яблоко должно быть зеленым. — Почему? — изумился Россетти. — Зеленое сюда не подходит! Во-первых, оно не гармонирует с остальными цветами на картине, во-вторых, будет притягивать к себе внимание, а это совсем не нужно, это совсем… — Слушай, — прервал его незнакомец, снял шляпу, тряхнул головой, рассыпав золотистые волосы по плечам. — Нарисуй меня. Можно даже с арфой, как у этой дамы. — Он кивнул на эскиз, лежащий на столе. — Только в образе Браги. — Браги? А кто это? — Ну, бог поэзии, вообще-то. — Бог поэзии Аполлон. — Ну да, — скривился гость. Он потряс фляжку, которую вертел в руках, и неожиданно спросил: — Слушай, а ты не хочешь стать поэтом? Россетти сначала онемел от такой наглости, а потом процедил: — Я — художник! — Да? Жаль. — Гость еще раз взболтнул фляжку, отвинтил крышку, заглянул внутрь, вздохнул. — Еще осталось. А дома никто не хочет пить. Говорят, лучше рыбу ловить будем, ее много, а стихи никому не нужны. Слушай, а ты точно не хочешь быть поэтом? Будешь рассказывать про смерти радужные крылья и старую, но вечную любовь. Россетти покачал головой, и странный господин замолчал, глядя вдаль. Художник не проронил ни слова, очарованный его голосом. Они еще немного помолчали, потом незнакомец вздохнул, взял кувшин с вином, плеснул себе в кубок, пригубил и еще раз вздохнул. Россетти повернулся к своей картине, но не стал ничего писать, только смотрел на нее, но видел что-то другое. Может, и правда — старую любовь. Гость тем временем, судя по звукам, налил из своей фляжки в кубок и выпил его до дна. А потом исчез, хотя мимо художника не проходил, а иного пути из сада не было.

***

— Кто это был, тот светловолосый странный господин? — спросил Россетти у своего друга Ханта. — Знакомый отца, приплыл из Норвегии. Мне кажется, он немного сумасшедший. Все время предлагает всем меда. Тебе тоже предлагал? Художник кивнул. А потом вспомнил слова своего гостя про радужное крыло смерти и его взгляд в вечность. — Он не сумасшедший. Он поэт. Россетти налил себе вина из кувшина, отпил. — Странно. — Что странно? — Хант тронул его за плечо. — Вино сладкое.