Право сильного

Острие клинка вонзается в ладонь, пригвождает руку к полу. Малейшая попытка шелохнуться – и боль становится только сильнее. Хотя в этом что-то есть – после первоначальной вспышки, настоящего взрыва, который окрашивает все вокруг в черное, белое и красное, боль доходит до пика и притупляется. До следующего раза можно выдохнуть. А вот когда меч даже слегка, точно невзначай покачивается, боль становится совершенно невыносимой, потому что она слишком… слишком ровная, слишком монотонная. Она сливается с этим голосом, самодовольным и равнодушным, отвратительным в своей правоте. - Бессильные твари беспомощны. С ними можно делать все, что тебе заблагорассудится. Истина – одна, и именно она лежит в основе мироздания. И сейчас тебе, возможно, посчастливиться познать ее. Мацунага Хисахидэ внезапно наклоняется, и, ухватив Тоётоми Хидэёси за волосы, рывком поднимает его за голову. Хидэёси может только хрипеть. Он и хотел бы заорать, и плевать на то, что негоже так поступать воину, но – уже сил нет. К тому же, из пересохшего горла, за последние несколько часов совершенно охрипшего, не в состоянии вырваться ничего, кроме невнятного сипения. Меч – это еще так, это еще пустяки. Ведь Хидэёси здесь, в Тодайдзи, уже несколько часов. Заброшенный храм стараниями подручных Мацунаги превратился в узилище. И пыточную. Еще совсем недавно Тоётоми Хидэёси действительно полагал, что может вытерпеть любую боль, он считал, что ему нипочем ни ожоги, ни удары... В общем-то, наверно, да… но – не столько же. И сразу. Странно, что ему еще ничего не переломали. Точнее… может быть, просто – еще не переломали? Впрочем, Хидэёси сейчас не особенно чтобы до размышлений, тем более, о том, какие еще пытки уготовлены ему в этом проклятом месте, теперь навеки утратившем свою святость. Ему больно. Несколько часов назад он мог бы еще сказать, что ему нестерпимо больно, но – уже не теперь. Оказывается, можно ко всему привыкнуть, особенно за несколько часов, наполненных кровью, болью и обреченностью. Обреченностью от осознания того, что даже если Кэйдзи и сунется ему на помощь, здесь его ждет то же самое. И поэтому лучше бы ему сюда не ходить… но Кэйдзи – придет. Чтобы попасть в расставленную для дураков ловушку. Пытки? Это далеко не самое страшное, что ждет его здесь. Мацунага Хисахидэ, похоже, довольно равнодушен к зрелищу чужих страданий, они не доставляют ему особенного удовольствия. А вот что ему по нраву – так это… так это когда его слова достигают цели. И поэтому Хидэёси больно только тогда, когда Мацунага Хисахидэ, не только слегка раскачивает воткнутый в его руку меч, но и, точно по писаному зачитывая трактат, пренебрежительно рассуждает… - Этим миром правит Сила. Она, и только она одна. Прав тот, кто сильнее. Прав тот, кто, отринув сомнения и слабости, уверен в себе и своей силе. Прав тот, кто понимает, что настоящая свобода – быть свободным от слабостей, привязанностей и обязательств. Только так можно познать настоящую Силу. Слышишь? Ты считал, что быть грудой мышц – значит, быть по-настоящему сильным? И где она теперь, твоя сила? Пронзенная мечом ладонь ноет, не переставая. - Считай, что тебе повезло: я из тех немногих людей, которые понимают, что на самом деле происходит на этом свете. И что на самом деле движет этим миром. Мацунага презрительно хмыкает и резко разжимает хватку. Голова Хидэёси с глухим стуком ударяется об пол. Уткнувшись лицом в окровавленный помост, он может только хрипло кашлять, уже не обращая внимания на то, что лицо его уже давно превратилось в одну огромную ссадину. Мацунага Хисахидэ выдергивает меч, пригвоздивший ладонь Хидэёси к полу. - Ты прекрасен, Тоцука-Но-Цуруги, - говорит он, любуясь клинком, и бережно помещает его в ножны, - ты – достояние сильных. И уходит прочь, не обращая ни малейшего внимания на тело, бессильно распластавшееся в луже крови. Эпоха смуты. Мир, переполненный смуты. Ни конца ей, ни края. Почему сильным дозволено все? Почему они бьют и унижают слабых? Почему? Потому что одни – выше по рождению? По образованию? Потому что у них – деньги, войска, оружие? Какая мерзость. Как я все это ненавижу… Медленно – боль пульсирует во всем теле, отдается в каждом нерве - Хидэёси поднимает голову. Кажется, он окривел на один глаз. Навсегда или это пройдет – если ему, конечно, удастся отсюда выбраться?.. Хотя, какая теперь разница... Зарево от пылающих крестьянских домов видно даже отсюда, с одной из площадок заброшенного храма. Все еще горит? Или – опять? Похоже, каратели Мацунаги вернулись в деревню, чтобы еще раз проучить строптивых крестьян, теперь уже лишившихся поддержки странствующих поединщиков? Удалось ли хоть кому-нибудь выжить, уцелеть после второго рейда Миёси? Случившиеся мимо Кэйдзи и Хидэёси спугнали подручных Мацунаги Хисахидэ, которые только-только вошли во вкус, с присущим им наглым безразличием вырезая всех, кто попадался им на пути, не щадя ни детей, ни женщин, ни стариков. Хозяин прислал их преподать урок деревенским, объяснить наглядно, что негоже сопротивляться тому, что наделен силой. Значит… Значит, Сила? Кто-то ей владеет, а кто-то – нет? И я… Я действительно – бессильная тварь? - Прости, Кэйдзи… А Кэйдзи пришел. Пришел за ним. Хотя, конечно, мог бы и не приходить. Все-таки, Маэда Кэйдзи – хоть и приемный, а наследник, племянник нынешнего главы клана Маэда. А кто такой Тоётоми Хидэёси? Тоётоми Хидэёси – обычный крестьянин. Хоть и друг Кэйзди. Несмотря на то, что ухаживают они за одной и той же девушкой, которая, похоже, благоволит к Тоётоми, а не Кэйдзи… Но они – друзья. И поэтому Кэйдзи пришел в Тодайдзи, где его уже поджидал Мацунага Хисахидэ. Который точно знал, что Кэйдзи – придет. - Я… я виноват. Я опоздал. А он… Почему… почему он не убил меня? - Меня он тоже не убил. Он… просто так развлекается. - Хидэёси, ты?... - Не было другого выхода. У меня. Не было. У него действительно не было выхода. Точнее, возможность вырваться отсюда была одна-единственная – убить самураев Мацунаги, которые пришли сюда, чтобы… а, впрочем, какая разница, что они собирались с ним сделать? Сила? Хорошо. Груда мышц? Отлично. Спасибо, Мацунага Хисахидэ, твои люди не искалечили меня настолько, чтобы лишить этой возможности. Сколь бы отвратительной я не считал ее сейчас. Да, теперь я знаю, что могу сломать шею – достаточно только сжать пальцы покрепче, чтобы тело обмякло в руке тяжелой тряпкой. Я знаю, что одного удара моего кулака хватит, чтобы превратить ребра в груду обломков, перемешанных с внутренностями. И я не могу благодарить тебя за это. Но я знаю, что если я хочу осуществить мою мечту, то мне придется вымостить дорогу к ней – трупами. Я не буду никого калечить. Я буду убивать. Этой стране нужен порядок. И я наведу его. Я буду убивать, чтобы изменить этот мир к лучшему. Потому что иначе – никак. Кэйдзи смотрит на него, растерянный, ничего не понимающий, откровенно испуганный. А Хидэёси пытается объяснить ему, что происходит – в первую очередь, с ним самим. - Я не хотел… потерять все. - Слушай, я все понимаю, но…- Кэйдзи с нескрываемым ужасом смотрит на трупы у своих ног. - Это – не слишком ли?.. - Быть слабым сейчас – это грех. Я больше не могу… не могу смотреть на то, что у нас творится. Хватит. - Хидэёси… - Кэйдзи… Скорее всего, ты меня не поймешь. Я… Я хочу стать сильным. По-настоящему. Они расстаются у стен пылающего Тодайдзи, у каждого на душе тяжесть. Чтобы избавиться от слабостей, тоже необходима сила. Да, он с каждым днем становится все сильнее. Похоже, его собственная сила действительно растет – вместе с уверенностью в том, что он поступает как надо. А с большинством слабостей Хидэёси удается и разобраться, и покончить достаточно быстро. Он уже почти не вспоминает о том, что их с Кэйдзи отношения дружбой назвать уже нельзя – скорее, это дань памяти и вежливости. Он почти не вспоминает даже о том, что произошло в Тодайдзи. Он уже почти ничего не испытывает по отношению к Мацунаге Хисахидэ, ему не до того, он каждый день готовится к битве, которая изменит этот мир. Ему даже удалось преодолеть отвращение, которое он по началу испытывал к Оде Нобунаге и его людям, и теперь истерический смех Акэти Мицухидэ – вот уж кто действительно получает удовольствие от чужой (да и своей тоже) боли – не режет уши. В конце концов, Тоётоми Хидэёси служит Демону-Повелителю Шестого неба только за тем, чтобы научиться, как надо – и как не надо управлять армией. Тем более, не он один среди военачальников Нобунага-ко готов покинуть ряды Ода-гун. Такэнака Хамбэй, например, после очередного довольно бурного выяснения отношений с Демоном-Повелителем (Нобунага решил не вызволять из плена Куроду Камбэя, вляпавшегося в интриги Мори Мотонари, и Хамбэй самостоятельно помог Куроде устроить побег) прямо заявил, что завершает текущую кампанию, после чего считает себя свободным от обязательств перед Одой. И без особого труда, то есть - хитростью положив высланный вдогонку отряд воинов, удалился на гору Курихара – отшельничать. А жаль. Потому что у кого в Ода-гун и было все хорошо с головой, так это у Хамбэя, на которого у Хидэёси, к тому же, появились вполне определенные планы. Когда он начнет создавать свою собственную армию, ему понадобится действительно хороший стратег. Армия. Своя собственная армия. Своя сила. Способная изменить мир. Ради этого стоит немного потерпеть. И ради этого стоит преодолеть еще одну слабость. Последнюю, наверно. Но самую сильную. Нэнэ. Да, она выбрала не Кэйдзи, она выбрала его, Хидэёси, и тогда ему казалось, что этот день – самый счастливый в его жизни. А теперь… при взгляде на нее Хидэёси чувствует, что начинает сомневаться, а прав ли он? Верно ли поступает? Не слишком ли далеко зашел в своем стремлении? Сколь бы покорна она ни была его воле, Хидэёси видит: Нэнэ боится того, что с ним происходит. Хоть и молчит. А с ним действительно происходят перемены – Кэйдзи, в последний раз заглянув с очередным безрезультатным дружеским визитом, отшатнулся от Хидэёси, и тут же попытался отшутиться: - Слушай, да ты все… выше да шире становишься! Нэнэ, чем ты его кормишь? Расскажи Мацу, она будет рада, а то, говорит, мы с Тосииэ совсем есть перестали, худеем, чахнем и вянем! Нэнэ тихо смеется, прикрыв рот ладошкой, а Хидэёси смотрит на нее и не может избавиться от ощущения холода, сковывающего сердце. - Знаешь, есть отличное место, там, где Ёдогава и Яматогава впадают в море. Называется О-Сака, Великий Холм. По-моему, самое подходящее место для твоей новой крепости, - улыбается Хамбэй, расстилая на столе карту, - Момояма, конечно, укреплена достаточно неплохо, но… Тебе нужна новая крепость, действительно неприступная, крепость, которую невозможно будет захватить. Вот, смотри: еще никто в стране не возводил вокруг главного двора двойную защиту… - он выдергивает свиток и показывает Хидэёси набросок планировки будущего замка. Такэнака Хамбэй – человек упрямый, но Тоётоми Хидэёси оказался еще упрямее. Ему с третьей попытки удалось вытащить с Курихары Хамбэя, который, оказывается, решил отсиживаться там до конца дней своих, утверждая, впрочем, что ему не так уж и много осталось. Такэнака в своей обычной вежливой хамской манере отправлял всех желающих пообщаться с ним в направления разной степени труднодоступности, но он был нужен Хидэёси и Хидэёси его заполучил, в лоб известив: «У меня нет денег, чтобы нанять тебя, поэтому я предлагаю тебе свою мечту. У меня есть сила, у тебя есть разум. Вместе у нас все получится». - … мне очень нравится твоя мечта, - сказал Хамбэй, узнав, зачем Хидэёси нужна армия. – Ради нее стоит жить и сражаться, ради нее… ради нее можно умереть. Сначала – Поднебесная, а затем – весь мир покорится твоей силе, а я сделаю все, что смогу. Обещаю тебе, можешь во мне не сомневаться. Хидэёси и не сомневается. Хамбэй, в отличие от Кэйдзи, начисто лишен склонности к душевным переживаниям по поводу мира во всем мире и зла, которое несет война. И это первый человек, который искренне восхищается силой Хидэёси – как раз потому, что сам Хидэёси не опьянен ею. А еще… Еще Хамбэй все сразу понял, когда Хидэёси заговорил с ним о Нэнэ. - Ты понимаешь, что тебе будет… тяжело это сделать? - Да. Но я не могу иначе. У меня уже нет выбора. Так будет легче. И ей, и мне. Она не будет больше мучиться. И ей не будет больно. - Ты… ты сильный. Я знаю, ты справишься, и ты не будешь оглядываться назад, и корить себя. Это твоя внутренняя битва, и ты выйдешь из нее победителем. Ей действительно не было больно, он был с ней нежен, как и в первую их ночь. Странно, он раньше никогда не задумывался о том, что его сила может пригодится ему… так. Она грустно улыбается – получается, правда, очень плохо, и, поднявшись на цыпочки, сама подставляет шею. - Ты все делаешь правильно, - говорит она, глядя на него. Глаза у нее огромные. Он боялся, что она будет плакать – но нет, ни слезинки не видать. Все-таки она настоящая жена самурая, да. Он осторожно прикасается к ее лицу, в который раз поражаясь, какая же она маленькая, особенно по сравнению с ним. Он смотрит – и не понимает, что не может оторваться, но он должен завершить начатое. - Да, - говорит она, - Хидэёси, все хорошо. Вокруг так темно, темно и тихо, и в этой тишине вопль Кэйдзи слышен особенно отчетливо. - НЭНЭ! Хидэёси! Что ты делаешь! Как чуял, не иначе. В очередной раз прибыл в гости, как обычно, без приглашения, как обычно, не известив заранее. Зачем? Чтобы высидеть час-другой, отводя глаза? Все еще продолжая надеяться, что Хидэёси передумает, свернет с выбранного пути? Зря. В этот раз он точно чуял, что явился особенно... не ко времени и не к месту, поэтому и отбыл вскорости, кое-как попрощавшись. Но вернулся, точно почуял. - Кэйдзи… нет, не подходи. Не трогай Хидэёси, - Нэнэ чуть-чуть поворачивает голову, глядя на запыхавшегося Кэйдзи, который на ходу выхватывает из ножен огромный но-дати, - Обещай мне, что не тронешь его. - Нэнэ… - Кэйдзи теряется, но тут из темноты выступает Хамбэй, все это время находившийся поблизости, подходит к нему сзади и что-то говорит. Что там у них происходит, Хидэёси не видит. Судя по тому, что ни звона оружия, ни шума драки нет – Кэйдзи внял словам Нэнэ, уж какими бы аргументами Хамбэй их не подкрепил. Хидэёси смотрит на Нэнэ и, не дыша, осторожно берет ее за шею. И ломает позвонки – быстро. Чтобы ей не было больно. Ее голова бессильно клонится на бок, он разжимает кулак. Она падает, тяжелая волна черных волос струится по полу. А он стоит над ее телом и пытается понять, что же с ним сейчас произошло, оглохнув и ослепнув на миг, который, как ему кажется, тянется бесконечно. Все. У него больше нет слабостей. Он окончательно может слиться со своей силой. Он только что выиграл первую битву за свою мечту. Когда он приходит в себя, Кэйдзи рядом уже нет. Хидэёси берет на руки тело Нэнэ и понимает, что теперь она весит не более пушинки. Да. Он действительно стал еще сильнее. Хамбэй тихо подходит к нему, серьезный, задумчивый, поднимает глаза, смотрит пристально. - Ты… ты как будто стал сразу на несколько лет старше. У тебя полголовы точно пеплом присыпало. Хидэёси молча пожимает плечами. Какая разница, как он выглядит? - Кэйдзи ушел, - говорит Хамбэй, - он будет молчать. А мы будем говорить, что Нэнэ… заболела и умерла. - Хорошо. Ты говорил, мы завтра выступаем в поход? - Да. Наш первый поход. Наш первый отряд. Я обещал, что создам для тебя армию – начало положено. - Спасибо. Ты поможешь мне?.. - …похоронить ее? Да, конечно. Он стоит на вершине холма, перед ним выстроились его войска. С каждым днем Тоётоми-гун становится все больше. И сильнее. Гайдзинское оружие, тренировки, жесткая дисциплина. Ровные ряды асигару застыли в ожидании его приказа. - Нобунага отправил командовать войсками Мицухидэ, - говорит Хамбэй, выступая из тени, которую отбрасывает громадная фигура Хидэёси, - Как говорится, давно не виделись. Я возьму его на себя, а ты поведешь людей в атаку. Смотри, они верят в тебя, они гордятся тобой… - У нас самая лучшая армия в Поднебесной. - Да, потому что это – твоя армия. Хидэёси вскидывает кулак к небу, войско приветствует его дружным боевым кличем. …еще один бой за право изменить этот мир. Свист стрел и пуль, уханье снарядов заглушают стоны и крики умирающих, лязг оружия сливается в монотонный скрежет. Хидэёси чувствует, как под его ногами с влажным хрустом ломаются кости и лопаются мышцы, как трещат доспехи. Он неумолимо движется вперед, за ним идут его воины, оставляя за собой кровавое месиво. Да, он все делает правильно, ведь с ним – его сила.