***
Шепард находят на четвёртый день победы – солдаты Альянса и признают её в живом мертвеце в искорёженной броне, который источает запах запёкшейся крови и гнилой плоти, но всё ещё хватается за жизнь. — Держитесь мэм! — велит солдат, бережно приподнимая её голову с жёстких камней и поднося к сухим губам фляжку. Прежде Шепард никогда не пила воду столь жадно. — Да. Уцелевшая. Состояние? Состояние крайне тяжёлое. Вы уверены, сэр? Она ведь живая. Да, сэр. Так точно, сэр! Конец связи. Второй солдат прекращает связь с командованием и медленным шагом возвращается к товарищу. Шепард, в чьих глазах не отражается красота тёмного космоса и в чьих ладонях больше не лежат судьбы, всё понимает и думает лишь об онемевших пальцах правой руки и о пистолете — под левой. — Приготовь шаттл к отлёту. — Да, хорошо, — смиренно кивает солдат и столь же бережно опускает её голову на камни, но больше не смотрит в глаза цвета весенней листвы и уходит прочь, не оборачиваясь, даже когда гремит один короткий выстрел. Давно высох залитый кровью пол челнока и мертвецов уже не заносили на борт, но зловонный запах и крови, и трупов навсегда пропитал эти стены, и солдат на месте второго пилота едва ли чует, что повеяло — и кровью, и гнилью, но слышит тяжёлые шаги. — Дурное это дело! — говорит солдат, обращаясь к товарищу. — Мы воевали за этих людей, эти люди воевали за нас, а теперь что?.. Убивать лишь за то, что человек сильно ранен!.. Ты чего? Замолкая на полуслове, солдат чувствует, как в затылок упирается горячее дуло пистолета, слышит прерывистость дыхания, чует запах мертвеца, а глаза видят в лобовом стекле неясное отражение покорёженной брони. — Что с Гомесом? — Вопросы буду задавать я. — Шепард чувствует слабость ног, дрожание рук и знает, что долго она не простоит, что оружие не удержит и что ей нужно нажать на спусковой крючок. Но кто её тогда вывезет с Цитадели? — Кто отдал приказ расстреливать раненых? — Майор Хадсон. Он… Он говорит, что всех всё равно не спасти. Шепард морщится от сбивчивости объяснений, от собственной слабости, от зависимости от этого человека. — Говорит, что нужно спасать тех, кого можно спасти. Тяжелораненых нужно… Вы сами понимаете, что нужно. — Поговорю с майором Хадсоном при встрече, — заключает Шепард, опуская пистолет, и тяжело садится в кресло первого пилота. — Вы что-нибудь слышали об адмирале Андерсоне? — Слышали, мэм, — кивает солдат, стараясь не смотреть на неё. — Говорят, его тело нашли на уровне панели управления Цитадели с пулевым ранением. — Ясно, — Шепард кивает каким-то своим мыслям и меняется в лице самую малость. — Солдат, вы ждёте особого приглашения или всё-таки соизволите доставить командира на Землю?***
— Задокументируйте. Сегодня, двадцать пятого декабря две тысячи сто восемьдесят седьмого года по земному летоисчислению, военный трибунал Альянса рассматривает дело капитан-лейтенанта Шепард. Шепард спокойна. Она ровно стоит на ногах, ровно дышит, внимательно смотрит на судей военного трибунала. Но её рука, закованная в наручники, сильно сжата в кулак, а кибернетические имплантаты в зрачках горят алыми угольками и трещины на лице светятся изнутри цветом жидкой лавы. Шепард не похожа на человека, но всё ещё человек. На шестьдесят процентов. — Капитан-лейтенант Шепард, признаётесь ли вы, что в две тысячи сто восемьдесят шестом году уничтожили ретранслятор Альфа и в результате ваших действий погибли Батарианская система и по меньшей мере триста тысяч батарианцев? — Признаюсь, сэр. — Задокументируйте. Капитан-лейтенант Шепард признаёт свою вину в уничтожении ретранслятора Альфа, гибели системы Бахак и трёхсот тысяч батарианцев. Шепард, не желаете объясниться, зачем вы это сделали? — В марте восемьдесят шестого года до меня дошли сведения, что некая доктор Кенсон нашла доказательства скорого вторжения Жнецов. Мне нужны были эти доказательства. Мне нужно было убедить Совет в неминуемости войны, донести до них, что Властелин — всего лишь «один из…», что в глубинах космоса ещё тысячи Жнецов ожидают своего часа. — Как поиски доказательств вылились в уничтожение ретранслятора? — Доктор Кенсон нашла артефакт Жнецов, некий «Объект Ро», и, по её словам, он испускал импульс с определёнными интервалами. Эти интервалы были счётчиком вторжения Жнецов. — Где сейчас доктор Кенсон и артефакт? Шепард сокрушённо качает головой. — Доктор Кенсон была одурманена и приказала своим людям схватить меня, а затем запереть в медицинском блоке, где я пребыла два дня под препаратами. — У вас есть доказательства одержимости доктора Кенсон Жнецами? — Нет, сэр. — Вы собрали какие-нибудь записи? Что-нибудь, что могло бы подтвердить ваш рассказ. — У меня не было на это времени. — Задокументируйте. Капитан-лейтенант Шепард не располагает доказательствами, и ей нечем подтвердить свой рассказ. Шепард, вы так и не ответили, как поиски вылились в уничтожение ретранслятора. — До вторжения Жнецов оставался пятьдесят один час, но время, которое я провела взаперти, было упущено, и мне отводились считанные минуты. Если бы Жнецы вошли в систему Бахак, то быстро распространились бы по Галактике, и война началась бы в марте. — Откуда вы узнали, что вторжение начнётся с Батарианской системы? — Доктор Кенсон сообщила… — И вы поверили ей на слово? А если доктор Кенсон ошибалась бы? И импульс с определёнными интервалами был бы не счётчиком, а всего лишь «импульсом с определёнными интервалами»… — Но она не ошибалась, сэр! — Шепард позволяет себе повысить голос, чем ввергает трибунал в изумление. — Доводы доктора Кенсон были более чем убедительны. Она хотела узреть «прибытие», считая это чем-то величественным и прекрасным, будучи одурманенной, и доктор Кенсон хотела поделиться этим «величественным и прекрасным» с другими… — Шепард, вы не предъявили трибуналу доказательств одурманенного состояния доктора Кенсон, не подтвердили существование некоего «Объекта Ро» — и вы в целом не предъявили ни одного доказательства вашего не более чем рассказа. А рассказы не интересуют трибунал. Трибуналу нужны до-ка-за-тельства. Шепард молчит, но это не то виноватое молчание, когда на солдата повышает голос командование. Это молчание — олицетворение презрения, а Шепард умеет презирать тех, кто её не слушает, а затем смотреть на последствия, когда её не услышали. А ещё Шепард умеет быстро прощать. — Как вы уничтожили ретранслятор Альфа? — Астероидом. — Задокументируйте. Капитан-лейтенант Шепард признаётся в уничтожении ретранслятора Альфа, гибели системы Бахак и трёхсот тысяч батарианцев. Капитан-лейтенант Шепард не располагает доказательствами, что вторжение Жнецов должно было начаться с Батарианской системы, следовательно, действия капитан-лейтенанта Шепард расцениваются как факт терроризма против Батарианской Гегемонии. Шепард… Это не столь важно для трибунала, но важно для присутствующих здесь людей. Вы раскаиваетесь в том, что сделали? — Я сожалею, сэр. В одночасье я перечеркнула жизнь трёхсот тысяч батарианцев, и не было и дня, чтобы я не думала об этом и не спрашивала себя: «А был ли другой выход?» Поверьте, если бы был другой выход, то я бы его нашла. Судья сухо кивает, принимая слова Шепард к сведению, и один раз коротко машет рукой конвоирам. — Отведите капитан-лейтенанта Шепард в тюремный блок.***
Шепард внимательно рассматривает правую руку и видит гнойные наросты, омертвевшую посиневшую кожу и из любопытства то сжимает, то разжимает кулак, и понимает, что ощущения — фантомные. Сколько времени кровь не циркулировала? — Извините, капитан, но с нынешними ресурсами мы мало что можем сделать, — сообщает доктор и незаметно кивает ассистенту. — На мой профессиональный взгляд, это чудо, что вы всё ещё живы. Любой другой на вашем месте умер бы… — «Любой другой» не оснащён имплантатами «Цербера», — перебивает Шепард и поднимает взгляд сначала на доктора, а затем на его помощника, и чтобы всё понять, ей не нужно ни расспрашивать врача, что заговаривает зубы, ни заглядывать через плечо ассистента, чтобы увидеть, как он раскладывает инструменты для ампутации. — У вас есть обезболивающее? — Немного есть, — предупреждающе осведомляет доктор. — В первые дни войны стратегически важные ресурсы расходовались неграмотно, и теперь за это приходится расплачиваться пациентам. — Пациентам, да? — Шепард пристально смотрит на доктора. Доктор без тени вины и раскаянья смотрит на Шепард. Оба понимают, о чём говорит врач и в чём его обвиняет капитан. — Вы слышали о приказе майора Хадсона, — заключает доктор для себя и, придвинув стул, как можно удобнее усаживается на него, — но иного выбора не было. Поймите, Шепард, это — война! Война, которая застигла нас врасплох. Война, которая заставила нас действовать как хладнокровные диктаторы: либо мы спасаем сотню человек, которых можно спасти, либо мы тратим бесценные ресурсы на десять тяжелораненых, которые… не принесут пользы в этой войне. Шепард хочет возмутиться, что за каждую жизнь необходимо бороться, что она — и миллиарды других участников войны — боролись друг за друга, и каждый заслуживает право на возможность выжить. Но она не возмущается, потому что доктор, несмотря на жестокость его слов, прав и Шепард — как солдат, не как человек — с ним согласна. — Мистер Харрингтон, — осторожно обращается ассистент, — у меня всё готово. — Хорошо. Шепард? Вы готовы? Шепард хмыкает. — Разве к ампутации руки можно быть готовым? — Простите, глупый вопрос, — соглашается доктор и протягивает отломленную рукоятку от ножа. — Зажмёте между зубами. Будет очень больно. …Когда обезболивающий укол сделан, плечо перетянуто жгутом, а ассистент с солдатами крепко держат Шепард, доктор начинает отрезать руку.***
— Задокументируйте. Сегодня, двадцать четвёртого января две тысячи сто восемьдесят восьмого года по земному летоисчислению, военный трибунал Альянса выносит приговор капитан-лейтенанту Шепард. Это — её похороны. Шепард кажется, что она лежит в безымянном гробу и под монотонный аккомпанемент ударов молотка в крышку деревянного ящика вбивают гвозди. Тук. Тук. Тишина. Тук. Тук. Тишина. Тук. Тук… Это — завершение легенды о командоре Шепард. Тук. Тук. Тишина. Тук. Тук. Тишина. Тук. Тук… О чём думает сама Шепард в этот момент? Шепард думает о Лиаре и сожалеет — и только, — что Лиара вновь будет плакать. — Капитан-лейтенант Шепард, военный трибунал признал вас виновной в дезертирстве из ВКС Альянса, и за это вы лишаетесь всех званий и наград, и приговариваетесь к пятнадцати годам тюремного заключения. Шепард, будьте добры, снимите награды. Шепард молча подчиняется, и, когда награды перестают висеть на груди, ей вдруг становится так легко и просто дышать. — Капитан-лейтенант Шепард, военный трибунал счёл вас виновной в сотрудничестве с экстремисткой прочеловеческой террористической организацией, известной как «Цербер», и за это преступление приговаривает вас к двадцати годам тюремного заключения. А ещё Шепард сожалеет, что дала обещание, которое в итоге не смогла выполнить, и она даже не сможет выпросить у Лиары прощение за это, и понимание, что Лиара поймёт, что Лиара простит, не действует на Шепард, даже как дорогостоящее плацебо. — Капитан-лейтенант Шепард, военный трибунал также счёл вас виновной в уничтожении масс-ретранслятора Альфа в системе Бахак, в результате чего Батарианская Гегемония почти прекратила своё существование как раса, и за это преступление трибунал приговаривает вас к пожизненному заключению. Тук. Тук. Тишина… — Сэр, — обращается Шепард, что выглядит спокойной, но сердце её бешено колотится, — я принесла Млечному пути много пользы и имею право на последнее желание. — Трибунал не закончил зачитывать обвинение, капитан-лейтенант Шепард, — подчёркнуто холодно сообщает судья. — Но… Хорошо, трибунал готов выслушать ваше последнее желание. — Сэр, не приговаривайте меня к пожизненному заключению. — Вы хотите обжаловать приговор? — Нет, сэр. Я прошу изменить пожизненное заключение на смертельную инъекцию. — Мы предусматривали этот случай, — кивает судья. — Но вы слишком ценный ресурс, Шепард. Солдат, подобных вам, не существовало, и в дальнейшем вы ещё можете пригодиться. — Пригодиться? — Да. Военный трибунал постановил отправить вас в военную тюрьму, где по прибытии на место заключения вас положат в криокапсулу, где вы будете дожидаться своего часа.