***
– Вро-о-о-о-ой! Какого хрена мы пошли в этот гребаный парк?! – Скуа-а-ало-та-а-айчо, Муку-у-уро-сенсе-е-ей говорит не «Вро-о-ой!», а «Ку-фу-фу»… – Кхм… Ку..фу… А, к черту! Так какого мы сюда приперлись? – Луссурия-са-а-ан сказал, что надо вывести ребенка на свежий во-о-оздух… – Кстати, Фран, динамитный придурок гласные не растягивает. Тут вдруг раздался громкий взрыв, и оба спорящих разом перевели взгляд на то место, где секунду назад весело вышагивал маленький Ламбо. Когда густой розовый дым рассеялся, они увидели растерянного и озирающегося по сторонам пятнадцатилетнего парня в коровьей рубашке. – Сломанная базука снова сработала… – без удивления протянул Фран, он же Гокудера. – Ламбо из этого времени вернулся… – Эмм… Простите, а что тут, собственно, происходит? – заметив варийцев, поинтересовался парень. Вы спросите, почему Ламбо не удивился, увидев себя в компании двух офицеров из независимого отряда убийц? Все просто. Занзас и Савада договорились на неделю махнуться, так сказать, хранителями Грозы. И теперь Ламбо, скучая, пребывал в компании варийцев, один раз нечаянно использовав неисправную базуку Десятилетия, а Леви-А-Тан рыдал в гостях у ничего не понимающих вонгольцев от неразделенной любви к боссу. Скуало, он же Мукуро, и Фран, он же Хаято, переглянулись. – Чертов босс уже третий день подряд празднует свой день рождения и с похмелья приказал всем слушаться тебя, а ты, будучи в пятилетнем возрасте, сказал, что мы сегодня играем в Вонголу, и распределил роли. Меня назначил ананасовым придурком, а его, – кивнув на Франа, продолжил тот, – динамитным придурком. – Ох… – нет, Ламбо всегда знал, что он был сложным ребенком, но чтобы такое… – А я тогда кто? – осенило его. – Савада… – Молодой Вонгола? – удивленно переспросил Ламбо. – Хм… А ведь это… неплохая идея! – Что? Мы продолжаем этот…спектакль? – тут даже безэмоциональность Земноводного не выдержала и дала трещину. – А вы хотите ослушаться приказа своего босса? – вежливо осведомился Ламбо. Тут уж у офицеров возражений не нашлось. Босс сказал – надо выполнять. Прибьет ведь. Какое-то время побродив по парку и распугав большую часть малышни, офицеры, варийские и не очень, пошли по улицам. Пятнадцатилетний (!) Ламбо, а точнее Тсуна, умудрился обидеться на Гокудеру с Мукуро за то, что они не захотели с ним играть, отвернулся и, скрестив руки на груди, надул губы. Мукуро (Скуало), отметив это, пихнул локтем Гокудеру (Франа) и кивнул на обиженного Десятого (Ламбо). Тот, тяжко вздохнув, кивнул и поплелся к парню. (П.С. от авторов: для удобства читателей и себя любимых всех варийцев и Ламбо будем называть именами из Вонголы, дабы не путаться.^^) – Джудайме!!! – воскликнул Хаято, кинувшись на шею обалдевшему от такого порыва эмоций Тсуне. – Джудайме, прошу Вас, не обижайтесь! Я больше так не буду! Что мне сделать, чтобы вы не обижались? – такой щенячьей преданности в зеленых глазах еще никто никогда не видел. Тут на губах Савады появилась несвойственная ему коварная улыбка. – Ты до конца дней своих будешь…уке! – приговором, не подлежащим обжалованию, прозвучало в ушах Хаято. Тот лишь молча открывал и закрывал рот, не в силах что-либо сказать, пока Мукуро тихо загибался от смеха. – Ну… если вы так говорите… – подражая истинному Гокудере, пересилив себя, пробормотал парень. – Да я бы не сказал, что он уке, – усмехнулся Рокудо, откидывая свои шикарные волосы назад. – Он скорее семе в паре с Тсунаеши. – Ничего подобного! – взвился Савада, оскорбленный до глубины души таким недоверием. – Ты уке! – ткнул он пальцем в Хаято. – И ты уке! – указательный палец переместился на ошалевшего Туманчика. – А я – семе! – ткнув пальцем в собственную грудь, гордо произнес он. Переубеждать его никто не стал. Пусть помечтает малясь. Но долго никто восторженных восклицаний новоиспеченного Савады вытерпеть не смог. Первым взорвался Гокудера. – Эм… Джудайме, прошу простить, но мне придется убедить вас в обратном, – мягко, но в то же время решительно оборвал его на полуслове Хаято и, пока Савада ничего не успел сообразить, повалил его в ближайший сугроб, приобнимая за талию и впиваясь в губы требовательным поцелуем. Мукуро злостно хихикал где-то в сторонке, уже предвкушая, как будет рассказывать об этом Белу, то есть новоиспеченному Кее. И кто бы знал, что компромат, причем живой, придется предоставлять так скоро… – Земновд… то есть, Хаято! Это что за х*йня?! – раздался из-за спины Рокудо возмущенно-гневный голос Хибари. – С-семп…то есть, Кея-сан… а вы почему не в Германии?.. – Гокудера, пойманный с поличным, неловко поднялся на ноги, огромными от понимания, что его ожидает полномасштабный звездец, глазами глядя на поигрывающего стилетами вместо тонфа разгневанного Хибари. – Я этого тупого коня не нашел. Он, кажется, в Японию умотал. Поэтому вернулся раньше срока. И, видимо, как раз вовремя, – на лице Кеи появилась маньячная улыбка. – Сей-час ко-му-то бу-дет ка-ми-ко-рос, – нараспев и по слогам произнес он. Хаято, стрельнув глазами по сторонам и найдя наиболее удачное направление для побега, рванул в ту сторону, и за ним, ши-ши-шикая, понесся вдогонку Ураганчик Варии – Облачко Вонголы, пока хохочущий на всю улицу Мукуро вытаскивал ошалелого Саваду из сугроба. – Ну и куда теперь?.. – растерянно проронил Тсуна, так и не сумевший доказать, что он семе. – Хм… можно ко мне, – улыбаясь, предложил находящийся в приподнятом настроении Рокудо. На том и порешили.***
«Нет… Так дело не пойдет…. Надо ж хоть кому-то доказать, что я – семе…» – думал Тсуна, покачивая в руках чашку горячего чая, сидя на кухне новоиспеченного ананаса и размышляя о горькой своей судьбинушке. – Эй, мелочь, чего завис? – окликнул его Рокудо, отвлекаясь от рассматривания пейзажа за окном. – Я не мелочь, я – Тсуна! – тут же обиженно возразил парень. – Ладно-ладно, так чего загрустил, Десятый? – выделив интонацией последнее слово, поинтересовался Мукуро. Тогда Савада в красках описал ему все свои мысли по поводу того, что он должен быть сверху. – Эй, Мукуро… – Вр…кхм… Ку-фу-фу, чего тебе? – Дай я тебя поцелую. – Ч…Т...К… Зачем? – Так я докажу, что я – семе. – Не-не-не, ты забыл про слова Занзаса, пока ты мелким был? «Над патлатым мусором можешь, конечно, поиздеваться, но в личное пользование я его тебе не дам». – Хм… – вальяжно расположившись на стуле, задумался Тсуна. – А знаешь, мне наплевать, – и, наклонившись через стол, поцеловал прифигевшего Рокудо прямо в губы. Пара секунд, и Туман отпрянул от него, как ошпаренный. – Вро-о-о-о-ой!!! Какого хрена ты творишь?! – сорвался-таки «иллюзионист». – Не забывай о приказе босса, – вежливо остудил его пыл парень. – И пусть это останется нашим секретом? – приложив палец к губам и улыбаясь, подмигнул ему Тсунаеши. – Будто бы у меня есть выбор… – пробормотал тот. – Но не забывайся, мальчишка, в следующий раз я убью тебя, – блеснувшие сталью глаза явно говорили, что тот не шутит. На том и порешили.***
Савада сидел в комнате Мукуро и по его же телефону переписывался со все еще «экстремально празднующим» боссом, в то время как сам «иллюзионист» мыл на кухне посуду. – Что там бо…Рехей пишет? – послышался усталый голос, и Тсуна, вздрогнув, поднял голову. – Ничего. Все еще отмечает, – осторожно ответил он, наблюдая за реакцией Мукуро. Все еще злится? – Ясно… – вздохнув, Рокудо уселся на край кресла-качалки и, слегка раскачиваясь, вытащил из чехла свою любимую гитару. Акустику. Любовно осмотрев ее, ананас тяжко вздохнул. – Давненько я ее в руки не брал… – по его тону и поведению Савада сделал вывод, что Мукуро успел успокоиться и настроен теперь вполне миролюбиво. Вроде все наладилось. Однако гитара стала неожиданностью. Чуть приоткрыв рот, Тсуна все же поинтересовался: – Эм… Мукуро, ты умеешь на гитаре играть? – Нет, просто для красоты купил, – беззлобно огрызнулся тот. – Должно же быть у меня помимо меча, то есть, вилки этой… какое-то увлечение… Прозвучали первые аккорды какой-то очень грустной и красивой мелодии. Он тонкими пальцами перебирал струны гитары, мелодия постепенно завораживала Саваду. А потом случилось невероятное…. Скуало… блин, Мукуро запел. Тихим хрипловатым голосом с итальянским акцентом на английском. И это было чертовски красиво. Десятый, зачарованный игрой иллюзиониста не заметил, как накрыл его губы своими в нежном и робком поцелуе. Мукуро поначалу немного опешил. Ведь даже Занзас его так не целовал… и это было даже немного приято, но трезвый разум быстро треснул в его голову экстремальным хуком, который заставил Скуало отстраниться от наглого мальчишки. – Эй…пацан, я ведь тебя предупреждал… – отложив гитару, «иллюзионист» взял в руки свой меч, постепенно злясь все больше, и не столько на Десятого, сколько на себя. Савада же, поняв, что надо быстро делать ноги, начал бегать глазами по комнате, но единственный выход загораживал собой разъяренный парень. Поэтому, недолго думая, он с разбегу запрыгнул во все еще неисправную базуку Десятилетия, которая валялась рядом с отложенной гитарой. Послышался новый взрыв, и комнату заволокло розовым дымом… из которого вскоре появился маленький хохочущий пятилетний теленок. – Нья-ха-ха! Ламбо-сан вернулся! – заметив угрожающе поблескивающего мечом капитана, он осекся, испуганно уставившись на него. В тот же момент электронные часы запищали, оповещая о полуночи. Скуало, взглянув на них, вздохнул, с трудом подавив в себе желание убить этот рогатый мусор, оправдывая это тем, что детей бить нельзя, и опустил меч. – Ну что, мелкий, твоя игра на сегодня закончена, – хмыкнул он, глядя, как испуг в глазах снова сменяется необузданной манией величия. – Нья-ха-ха, Ламбо-сан хочет есть! Ужин, ужин, ужин! – Пошли уже… – вздохнув, ибо выбора у него не было, мечник поплелся на кухню, вслед за смеющимся теленком. На том и порешили…