Песня жизни

Санса прислушалась и, убедившись, что поблизости никого нет — по крайней мере, их не было слышно, — приоткрыла дверь. Совсем немного, только чтобы появился небольшой просвет, и ничто больше не заглушало звуки. — Тебе запрещено покидать покои, — услышала она злой скрежещущий голос. Сандор всегда говорил таким голосом, после ночей, проведённых им у двери короля. — Я не выхожу, — спокойно ответила Санса. Она уже привыкла к такому поведению Сандора. Она прислонилась спиной к стене и почувствовала короткую вспышку боли. Это ныло плечо, которое Джоффри вчера сжал с такой силой, что у неё образовался огромный тёмно-лиловый синяк. — Как ты, пташка? — его тон немного смягчился, и Санса улыбнулась. — Всё хорошо, — ответила она, как всегда отвечала. Сегодня утром, прежде чем позвать служанку, чтобы она помогла надеть платье, Санса долго стояла перед зеркалом, разглядывая своё тело. Она смотрела на следы прошедшей ночи, оставшиеся на её коже, и плакала, зажав себе рот. У неё было только одно утешение — Джоффри не притронется к ней, пока синяки не сойдут. Он любил, когда она была красивой, а эти ужасные синие пятна его раздражали. — Не ври мне. Я стоял тут всю ночь, — хрипло и недовольно отозвался Сандор. Ночью она кричала. Она всегда кричала, когда проводила ночь с Джоффри. Ему нравилось причинять ей боль, и он всеми силами заставлял её показывать, как она страдает. Однажды она пробовала молчать. Это не закончилось ничем хорошим, поэтому Санса больше не сдерживалась. — Я... мне было больно, — ответила она. А что ещё она могла сказать человеку, который и так знал обо всём, что с ней происходило? Джоффри почти никому не доверял, поэтому у дверей в его спальню, когда в ней находилась Санса, всегда стоял Сандор. — Ты меня за дурака держишь? — он снова разозлился, хотя Санса не могла понять из-за чего. — Это и так было ясно из твоих воплей. Санса вздохнула. Иногда разговаривать с Сандором становилось очень сложно — но это была её единственная отрада в этом замке, полном лжи. Он ей не врал никогда. Она старалась отвечать ему тем же. — Знаешь, он вчера положил свой кинжал на столик. Тот, что рядом с кроватью. Ночью, когда он уже заснул, я хотела взять этот кинжал и... сделать страшное. Но не смогла. И никогда не смогу. Она никогда не спала, пока рядом лежал Джоффри. Утром, когда тот начинал просыпаться, она закрывала глаза и не двигалась, пока он не уйдёт. И только потом ненадолго проваливалась в темноту. До того, как это происходило, она думала. Мыслей у неё всегда было много, но большинство из них сводились к одному: что должно произойти, чтобы её жизнь перестала быть похожей на ад. Возможно ли это вообще? — Осторожней со словами, идиотка, — рявкнул он так, что Санса вздрогнула. И добавил уже спокойней: — Если ты когда-нибудь выкинешь что-то подобное, я своими руками сверну твою тоненькую шейку. — Не волнуйтесь, сир, — спокойно отозвалась она, специально называя Сандора тем титулом, что так сильно его бесил. — Я умею петь правильные песни там, где это нужно. Её заставили этому научиться. Ей предложили выбор: подчинение или смерть. Она вспомнила отца и брата и выбрала подчинение. Жить Сансе хотелось, не смотря на то, что очень часто эта жизнь становилась невыносимой. — Считаешь, для меня не нужно петь свои лживые песенки? — Санса не могла видеть его лица, но почему-то была уверена, что сейчас Сандор криво ухмыльнулся, и кончик рта на обожжённой стороне его лица странно дёргался. — Нет. Ты никому не расскажешь то, о чём говорю тебе я. Она была в этом более чем уверена — потому что успела в этом убедиться. Однажды в её жизни настал тот момент, когда жить больше не хотелось. Тогда она ещё была просто заложницей и смела надеяться, что она никогда не станет супругой Джоффри. Когда это произошло, она накричала на Сандора, надеясь, что он её убьёт или что расскажет об этом Джоффри и королеве Серсее и её казнят. Сколько вещей она тогда наговорила... и сколько сказать не успела. Он прижал её к стене и закрыл рот ладонью. Она испугалась, что действительно умрёт — так глупо, ведь тогда она именно этого и хотела. Но он только тихим разъярённым голосом сказал ей: — Если ты ещё раз произнесёшь что-то подобное, пташка, я вырву твой язык и запихну его в твою глотку. Он вообще часто говорил ей что-то подобное, когда ей становилось невыносимо держать всё в себе, и она делилась своими мыслями с ним. Но он ни разу не причинил ей боли. В отличие от прекрасного принца — хотя теперь он уже был королём. — Ты играешь с огнём, пташка. Это плохо закончится. Санса усмехнулась. Гореть она будет долго — птица ведь не мотылёк. — Главное, чтобы это закончилось побыстрее, — ответила она. Как она устала от роли птицы в клетке! А Сандор только хрипло рассмеялся. — Тогда тебе стоит воспользоваться кинжалом. Только надо перерезать им горло не королю, а себе. Санса закусила губу и нахмурилась. Нет, конечно же, она не сделает ничего подобного. Просто не сможет. Она слишком труслива, чтобы уйти из жизни подобным образом. Или не настолько отчаялась? Интересно, сколько горя она должна испытать, чтобы чаша переполнилась, и ей стало плевать на всё, что происходит с ней? Почему-то Санса начала смеяться. Должно быть, она сошла с ума, не иначе. Интересно, в какой момент? Когда голова отца покатилась по площади? Когда с Роббом и матерью приключилось то, что теперь называют Красной свадьбой? Когда она обменялась плащами с Джоффри? — Что такого весёлого я сказал, пташка? — Не знаю. Ничего. Санса успокоилась и только улыбка продолжала играть на её губах. — Скажи, если бы я сейчас открыла дверь и вышла, чтобы ты сделал? — Остановил бы? Сделал бы вид, что не заметил этого? Помог бы? Наорал бы? Санса гадала и ждала, что он скажет. — Ты бы не вышла, — ответил он, кажется, даже ничуть не удивившись такому вопросу. Она задумалась — смогла бы она выйти? Смогла бы решиться на это? Пожалуй, что нет. Куда бы она пошла? Выходы из замка для неё закрыты. И нет того, кто мог бы провести её через них. Значит, она бы не вышла. — Я всё время рассказываю тебе о том, что хочу сделать, — и не так уж важно, что свои мечты она никогда бы не осмелилась воплотить в реальность. — А чего хочешь ты? Сандор молчал. Санса тоже молчала и ждала, что он ответит. Санса думала, что он скажет про убийство брата или что-нибудь грязное и пошлое. Он сказал другое: — Спой мне. И она запела. О тёплом лете, о синем море и о двух несчастных, решивших покончить со всем раз и навсегда. В последнее время она перестала петь о счастье. Странно, что она вообще ещё может петь. Когда она закончила, наступила мёртвая тишина. — Эта песня лучше тех, что ты распеваешь перед всеми, — наконец сказал Сандор. — Мне не нравится распевать те песни. Но если я не буду этого делать, он снова побьёт меня на глазах у всех. Санса вздрогнула от накативших воспоминаний. Ей не нужно было ещё раз переживать подобное — сполна хватало того, что происходило в королевской постели. — Тогда пой лучше, пташка. Чтобы в твои лживые песни можно было поверить. Она не успела ответить — на лестнице вдруг послышались стук тяжёлых шагов и лязганье доспехов. — Идите в комнату, Ваше Величество, — сказал ей Сандор, и она закрыла дверь. Ничего, они ещё успеют поговорить в другой раз. Ради этого она готова снова пойти к Джоффри. Только так она ещё может жить. Она глянула в зеркало и подтянула воротник платья повыше. Ей хотелось никогда не видеть этих следов. Но жизнь не песня, как сказал ей когда-то Сандор. Её песня — это жизнь.