Мы не всегда такие, какими нас хотят видеть

Зажженные свечи, мягкий цитрусовый аромат и только тихая трель уставших пальцев о ледяной подоконник. Ах да, еще они двое, такие разные, но настолько родные, сидящие с обоюдной обидой в разных углах комнаты. Ее болезненно-бледных губ касается фильтр дешевой сигареты, а измученное лицо на миг освещает маленький огонек зажигалки. Глубокие синяки под глазами, неровный, немного едкий изгиб губ и затертые от слез щеки, настолько несвойственные ей «обычной», сейчас выдают слабость этой девушки. Минутную, уже испарившуюся на ровном месте слабость, но оставившую после себя новую иглу в сердце - которая, конечно, как и все остальные скоро заржавеет и осыплется под натиском внутреннего ребенка, но глубокий шрам останется, и еще не раз будет кровоточить… Он морщится, глядя, как она с каждым вдохом травит себя, и всеми силами сдерживается, чтобы не вырвать эту гадость из ее рук. Габен. Он априори спокоен, и вывести его на чувства крайне сложно, но это получается, изредка, конечно, и только у нее. Сейчас, вот, как раз такой случай. Он безмолвно обводит ее силуэт холодным взглядом, а она едва заметно дрожит в ответ. Несвойственно и странно для обоих – поэтому на стены хочется лезть, лишь бы все вернулось в прежнее русло. Но оба гордые, слишком. - Габен, - голос прозвучал, как гром среди ясного неба, разорвав ночное царство. – Прости меня... Вопреки всем ожиданиям она говорила твердо, но ни разу не фальшиво. Одним резким движением девушка сорвала с волос надоевшую заколку, и по плечам рассыпались длинные черные локоны, озорно играющие с отблесками свечей. - Правда, прости, не знаю, что на меня нашло,- Габен смотрел в упор, взглядом стараясь просверлить ракушку своей возлюбленной, в которой она опять наглухо старалась закрыться. Серые глаза тоскливо смотрели сквозь окно, пока душа вновь собиралась воедино, дабы выпустить всем известного веселого человека, ну, как им казалось, известного. - Габен, я устала, очень сильно, - ее обреченный голос на мгновение дрогнул, а в горле застрял тугой комок, совсем мешающий говорить. – Знаешь, порой мне кажется, что без меня будет лучше всем, даже тебе, - Гексли как-то отрешенно хихикнула, оставив на стекле запотевший след. – Пожалуй, соберу вещи и уйду в монастырь, мужской. А Габен молчал, вот как раз ему смеяться совсем не хотелось. Он всегда видел больше, чем должен был – и этот раз не стал исключением. Парень смотрел, как Гексли всеми силами старается унять нервную дрожь, как раз за разом слегка прикусывает губу, чтобы не ляпнуть чего-нибудь лишнего; как отводит в сторону взгляд, лишь бы он ничего не заметил. Но и его терпение не вечно… - Гексли, можно тебя попросить? – неожиданно подал голос Габен и, не дождавшись ответа, продолжил чуть громче, чем нужно. – Прекрати выносить мне мозг! Девушка, не ожидавшая столь громкого звука, вздрогнула и совсем не заметила, как парень в два шага преодолел расстояние между ними. Габен схватил ее за плечи и ощутимо встряхнул, заставляя прийти в чувства и посмотреть в свои зеленые глаза. - Руки… убери, - совсем хрипло, стоя на острой грани, прошептала Гексли. Парень послушался и быстро одернул себя, стараясь вновь напустить привычную маску спокойствия, но, как и попытки Гексли, все это успешно заканчивалось ничем. - Ты когда-нибудь перестанешь от меня закрываться? – хмуро бросил Габен, облокачиваясь о стену и потирая разболевшиеся виски. - А зачем тебе, ты же у меня проницательный, и сам все видишь – просто царь и бог в одном флаконе, - ехидно съязвила в ответ девушка, поправив спавшую на лоб прядь и снова нервно закусив губу. В ответ не было слов. Как и говорилось ранее – даже у Габена терпение не резиновое… Громкие отголоски насыщенного звона пощечины разошлись по помещению. Гексли коротко пискнула и моментально хватилась рукой за место удара, неверяще смотря в глаза любимого человека. На полу в полной тишине разбились две хрустальные капельки, заставив свою хозяйку вновь броситься к окну, чтобы никто не заметил их. Чтобы никто не заметил этих явных вестников слабости. На комнату снова опустилось молчание. Тяжелое, почти неподъемное, гвоздями прибивающее к земле и не позволяющее шевелиться. Мысли в головах не успевали сменять одна другую, поспевая за своими владельцами, но в слова ничего толкового не выливалось. - Ты хочешь знать, почему я сорвалась? – скорее утверждая, чем спрашивая, произнесла девушка, затирая ладонями все новые дорожки слез. – Сегодня, когда сидели в баре, помнишь, что говорили Максим, Штирлиц, Жук? А потом к ним еще и Нап присоединился? - Так ты из-за этого убежала? – искреннему удивлению Габена не было предела, он слегка подался вперед и постарался увидеть лицо собеседницы. - Они же просто… - Откровенно издевались, - зло закончила за него Гексли, стараясь утихомирить не останавливающийся поток слез. – Им не понять меня, и они никогда не узнают, что у меня внутри, но раз за разом продолжают делать больно, ощутимо укалывая своими словами, построенными лишь на догадках, - потеряв голос на последнем слове, Гексли дернулась в сторону и тихо сбежала в другой конец комнаты, чтобы занять не так давно освободившееся кресло. – Для них я – пустая оболочка, постоянно несущая чушь и играющая с жизнью, но ни один из них не понимает или не хочет понять, что люди начинают безостановочно смеяться – только тогда, когда слезы заканчиваются. Девушка уставилась отсутствующим взглядом куда-то вдаль, подтянула к себе ноги и судорожно обхватила их руками, будто защищая от чего-то ужасного. - Ты когда-нибудь плакал так, что от бессилия падал на землю? Нет, это даже не плачь, это рев и крик, переплетенные вместе. Когда в горле уже заканчиваются все звуки и его начинает рвать на части, выжимая до последнего хрипа – ты знаком с этим чувством? – Гекса испытующе взглянула на Габена, но тот лишь ошарашено смотрел в застеленные мутной пеленой серые глаза. – Я так и думала… вот и они наверняка не знакомы, ведь после такого плача на смену приходит смех. Только это не смех вовсе… это что-то страшное. Я ничего страшнее тех звуков в своей жизни не слышала. Этот хрип, когда голоса уже нет, это смеёшься не ты, а кто-то за тебя. Кто-то такой, кто тысячи, миллионы лет должен гореть в аду на самом страшном пламени. Но нет, в тот момент он находится в тебе, он владеет тобой, твоим телом, твоей изорванной душой – и только смеется, смеется, смеется… Габен почему-то слушал этот шепот, затаив дыхание. Казалось бы – полный бред, но он чем-то манил, казался искренним и чистым, тем, что он так долго хотел от нее услышать. И не смел перебивать, боясь разрушить что-то такое хрупкое. То, что она разрешила себе ему доверить. - Возьми меня за руку, пожалуйста, - более-менее отрезвленным голосом произнесла Гекса, протягивая руку и измученно улыбаясь. – Мне немножко не по себе. Однако Габен нашел вариант получше – присел рядом с девушкой и аккуратно перетянул вышеупомянутую к себе на колени, стараясь не разрушить ту хрупкую доверительную атмосферу, которая сейчас объединила их разгоряченные сердца. - Я никогда не забываю тот смех, - неуверенно продолжила Гексли, сжимая в кулачки маленькие ладони. – И с новой силой вспоминаю его каждый раз, когда начинаю плакать. Знаешь, засмеявшись так однажды – ты будешь смеяться всю жизнь, просто потому, что будешь бежать от того… плача, смеха, не знаю, как назвать, но он всегда будет идти с тобой, нога в ногу, шаг за шагом, и только и ждать момента, когда ты оступишься – поэтому оступаться нельзя. И нужно смеяться - во все горло, от чистого сердца, но делать так, чтобы смеялся ты, а не кто-то внутри тебя. Гекса сильнее прижалась к горячему телу парня, нарушая всевозможные личные пространства, но, только слушая его размеренное биение сердца, получалось хоть чуть-чуть успокоиться, убежать от навязчивых воспоминаний. - И поэтому надо мной издеваются, потому что я не такая, как все, потому что я веду себя так, как хочу, потому, что я стараюсь помнить собственный смех, - тонкие бледные пальцы вплелись в темно-русые волосы Габена, а сама она вывернулась так, что ее колени расположились по обе стороны от его бедер. И два взгляда, больше похожих на переполненные чаши, встретились в сладком полумраке душной комнаты, один – такой ранимый, нуждающиеся в поддержке, и другой – не смотря ни на что обещающий быть рядом. Но неожиданно на губах Гексы расцвела обреченно-ироничная ухмылка: - И поэтому же меня боятся. Потому что я – крайность. Меня нельзя остановить или хотя бы унять, я рушу все на своем пути либо от счастья, либо от гнева, третьего не дано. Я та крайность, которой боятся стать все они. Отчаянная крайность. Руки Гексли, на секунду переставшие слушать хозяйку, сомкнулись за шеей Габена, а локти уперлись в подкаченный торс. Она смущенно улыбнулась, отводя в сторону загоревшийся взгляд. Гексли вообще всегда краснела рядом с ним. От его дразнящих поцелуев, от маленьких нежностей, которыми он так любил вызывать смущение на ее лице. Он всегда знал ее слабости и с безмерным удовольствием их использовал. Габен в ответ на этот скромный жест только загадочно хмыкнул и, положив одну ладонь девушке на талию, второй заправил ей за ухо спавшую на глаза черную прядь. Парень мог часами любоваться этим невинным выражением лица, только легкая припухлость и остаточная краснота немного портили представшую перед ним картину. Он вообще терпеть не мог, когда Гексли плакала, но, к счастью, это было крайне редко – по крайней мере, на его глазах. Габен нежно коснулся пальцами ее щеки и, проведя кончиками чуть ниже к подбородку, легким усилием призвал приподнять голову. Два взгляда встретились, два маленьких зарождающихся огонька переплелись воедино и уже не хотели отпускать друг друга. Габен немного подался вперед, нежно, но одновременно настойчиво касаясь бледных губ с горьким привкусом табака. И Гексли медленно таяла. Ее ледяные губы согревались под уверенными поцелуями, а болезненная бледность отступала, сменяясь насыщенным розовым. Девушка отвечала неуверенно, скорее полностью отдаваясь во власть своего возлюбленного, а Габен только тихо ухмылялся сквозь поцелуй, беря инициативу в свои руки. Гексли безумно любила такого Габена - страстного, властного, с каждым разом все более собственнически касающегося ее тела. Это как хранить тайну… маленькую, никому не нужную, но такую ценную, что при любой мысли о ней, о любимом Габене, сердце заходится в истерическом припадке. Никто кроме нее не знает, каким он может быть. Как издевательски смеется каждый раз, когда у нее что-то не получается, а потом, видя по-детски наивную обиду, подходит и обнимает – ласково так, нежно, будто она всего лишь хрупкая иллюзия, готовая в любой момент исчезнуть. И сразу все становится ненужным – только его размеренное дыхание и тихий шепот, невольно заставляющий успокоиться, остаются видимыми – остальное же просто сливается в одну, совершенно пустую картину. С губ Гексли сорвался рваный вдох, когда его слегка сухие губы скользнули ниже, покрывая короткими поцелуями податливо выставленную шею, а сильные руки накрыли ее бедра. Тонкие пальцы впиваются в мускулистые плечи, едва девушка чувствует, как теплые ладони по-хозяйски пробираются под легкий топ и тихо щелкает защелка лифчика. Тело вопреки всем уговорам отказывается слушать голову и покорно выгибается на встречу любой, даже самой мимолетной, но такой желанной ласке. Каждое касание отдается мягким покалыванием в кончиках пальцев и тугим комком в животе, с каждой секундой продолжающим нарастать. Сбивчивое дыхание не позволяет набрать достаточное количество воздуха, и из-за этого в голове появляется легкий, но до одури приятный туман. Гибкие пальцы скользят по широкой спине, нежно обводя почти не ощутимые из-за мышц лопатки, а на влажной бледной коже девушки ощущается немного колючее касание теплых губ, заставляющее нарастать такое знакомое, но от этого не менее приятное чувство. Голова кружится, а воздух, кажется, вот-вот совсем закончится. Девушка, заметно осмелев под заразительным влиянием своего дуала, не стесняясь, подцепила свободно висящую на теле парня футболку и одним резким движением стянула ее, лишь немного задев поднятые навстречу мускулистые руки. Поддаваясь обжигающему порыву, тонкие пальцы вновь вплелись в непослушные темные волосы, а широкие мужские ладони переместились на слегка впалый живот, проведя большими пальцами вверх, вплоть до небольшой ложбинки. Немного припухшие губы вновь сливаются в страстном поцелуе, только теперь двое любящих людей не желают церемониться. Больно покусывая, на жалких остатках воздуха, что затерялись в разгоряченных телах, они впиваются в губы друг друга, желая выпить до дна – слиться один раз и навсегда. Могли ли они когда-нибудь даже представить, что есть такие сильные чувства, такое сильное желание, которое они испытывают сейчас рядом друг с другом? Такие разные в реальном мире, но до боли родные душой… одной на двоих. Габен подхватывает Гексли на руки и осторожно, дабы не уронить свою ношу, опускается на пол. Прохладный плюшевый ковер, на котором оказалась изнывающая от желания девушка, ничуть не охлаждает ее пыл, только создает некий контраст между холодным и горячим, между ней и ним. Габен, лишь только уложив свою ношу, застывает на несколько секунд, не в силах отвести взгляд от залитых здоровым румянцем щек, от рвано вздымающейся груди, с каждым толчком выбивающей из легких по капельке живительного кислорода. Горячие руки скользят по плоскому животу вверх, попутно сминая и утягивая за собой плотно прилегающий к хрупкому телу топ, а девушка в ответ покорно поддается ласкам, шумно выдыхает, заливаясь еще большим румянцем, и вновь уводит смущенный взгляд в сторону. Непослушные руки по своей воле поднимаются наверх, помогая освободить от настолько ненужной сейчас вещи беззащитное тело. Топ улетает в сторону, щеки заливает еще больший румянец и два горячих тела изо всех сил прижимаются друг к другу. Девушка почти невесомо, стараясь раздразнить Габена, проводит длинными ногтями по его спине и собственнически касается губами плеча парня, оставляя на нем маленькое красное пятнышко. И не нужно было слов. Все свои чувства, эмоции, они словно на листе бумаги отпечатывали друг на друге легкими касаниями, от которых по телу бежали тысячи неуправляемых мурашек, показывая, насколько иногда бывает тяжело, насколько иногда хочется смеяться и насколько иногда хочется просто быть рядом, чтобы защитится от жестокого мира вокруг. Шаловливые дрожащие пальцы скользят к застежке его джинс в безуспешной попытке расстегнуть злосчастную пуговицу. Над ухом слышится ироничный смешок, и парень вынуждено отстраняется, дабы снять оставшиеся предметы одежды, но в ответ его настигает только недовольный взгляд Гексли. Девушка приподнимается следом, и, со всей возможной нежностью коснувшись одного из кубиков на животе парня, проводит хрупкими ладошками вдоль крепкой спины к пояснице, подцепляя краешек джинс. По телу Габена проходит легкий электрический разряд от рваного дыхания, с каждой секундой ударяющегося о его живот. Мужские руки касаются черных волос, создавая на голове Гексли жутчайший беспорядок, не волнующий сейчас ни одного из них. Тонкие пальчики стягивают с широких бедер ненужные вещи, ненароком задевая эрегированный член. Гексли хитро ухмыляется, когда парень резко сквозь зубы втягивает воздух. Габен, принимая условия игры, кладет руки на ее плечи и, не смотря на возмущенное бурчание, заставляет возлюбленную снова опуститься на пол. Одежда отправляется вслед за одиноко лежащим топом, предоставляя девушке возможность любоваться прекрасным телом. Телом, в котором сейчас, казалось бы, нельзя найти изъяна. Гексли, открыв рот в немом стоне, выгибается навстречу горячим губам, дразняще играющим с розовым соском, через который продето небольшое колечко. Мускулистые руки скользят по напряженной спине, будто их главным желанием является пересчитать все позвонки – не пропустить ни единого миллиметра на бархатистой коже. Страстные губы терзают грудь девушки, заставляя ту дышать все чаще, и немо изнывать от жгучего желания, заставляющего медленно сгорать и извиваться под крепким телом. Гексли немного напрягается, когда последней вещи на ее теле грубо касаются юркие пальцы, но она только и успевает, что глухо пискнуть перед тем, как парень резко срывает с нее шорты вместе с неуместным сейчас нижним бельем. Габен ухмыляется, видя тяжелое дыхание партнерши и яркий румянец, когда его руки беззастенчиво начинают массировать чувствительную грудь, слегка оттягивая пальцами металлические колечки. Гексли прогибается в пояснице, уже не в силах сдерживать стон, хоть и тихий пока, но заставляющий Габена каждый раз одергивать разум, чтобы прямо сейчас не наброситься на свою жертву. К черту летят последние крохи разума, когда Гексли, не способная больше ждать, сладким стоном окутывает все находящееся в душном помещении и до еще большей белизны впивается пальцами в длинный ворс ковра. Парень, утробно рыкнув, резко раздвинул сопротивляющиеся ноги девушки, и в следующую секунду хрупкий силуэт выгнулся изо всех сил от острой боли и чувства безумно желанной наполненности. Сладкое противоречие, застелившее сейчас разум Гексли, не смогло сдержать одинокой слезинки, скатившейся по пульсирующему виску. - Слишком резко? – уж очень сдавленным голосом заботливо спросил парень, замирая и давая девушке возможность привыкнуть. Руки, плотно сжимающие бедра Гексли, слегка подрагивали от сдерживаемого парнем желания, но все-таки пробившаяся сквозь дымку страсти забота о любимой взяла верх. Девушка сокрушенно простонала, впившись пальчиками в широкие плечи и, притянув торс Габена ближе, прошептала возле самого уха: - Заткнись, - алые губы коснулись капельки, стекающей по напряженной шее парня. – Просто заткнись и действуй. Габен немного мягче начинает двигаться и глухо шипит, чувствуя, как острые коготки непроизвольно царапают его спину. Грубые пальцы сильнее сдавливают бедра девушки, оставляя на них белые отметины, а громкий девичий стон ловится в плен горячего поцелуя. Гексли, теряя любой маломальский контроль над своим телом, окончательно отдается в руки животного инстинкта, управляющего на данный момент всем в этом мире. Перед глазами не остается ничего, что бы могло привлечь ее внимание, только образ любимого человека, овладевающего ее телом, остается видимым настолько четко, насколько это возможно. Парень перемещает свои ладони чуть ниже, поглаживая до боли напряженную поясницу и до крайности сильно прижимает к себе тело девушки, все резче толкаясь между покорно раздвинутых ног. Гексли жадно хватает раскаленный воздух, с каждой секундой становящийся все горячее, глаза закрываются от кружащего голову наслаждения, а комок, до этого плотно стягивающий все внизу живота, начинает уверенно расслабляться, расплываясь тысячами маленьких иголочек по всему телу. И два тела на несколько секунд действительно сливаются воедино. Чувствуя, как заходятся разгоряченные сердца, любовники еще крепче прижимаются друг к другу, ощущая скорое приближение разрядки. Габен замедляет темп и тяжело дышит, до предела входя в напряженное тело, а иголочки, доселе безостановочно бегающие по женскому телу, останавливаются на внутренней стороне бедер, безжалостно терзая своими укусами тонкие ножки. И всего секунда требуется, чтобы яркая пелена застлала глаза. Хрупкая спина до хруста выгибается, а воздух, не успевший вовремя выйти из тела, выливается мощнейшим стоном, затмевающим собой все вокруг. Парень глухо рычит, едва его с головой накрывает волной наслаждения, а грубые пальцы больно сжимают бедра девушки, когда он делает последний, завершающий толчок. В свете догорающих свечей два любящих человека судорожно прижимаются друг к другу, спасаясь от внезапно накатившей прохлады и восстанавливая сбивчивое, местами рваное дыхание. Сил нет даже для того, чтобы добрести до спальни и упасть в мягкую теплую постель, поэтому они так и лежат на холодном полу, слегка прикрывшись удачно попавшимся под руку пледом. Говорить не хочется, совсем. Хочется просто наслаждаться приятным измором и легкими мурашками, то и дело пробегающими вдоль позвоночника. Уже сквозь стремительно нахлынувший сон, парень почувствовал, как плеча нежно коснулись родные губы, и образовалась легкая тяжесть, заставившая парня отправиться в царство Морфея с блаженной улыбкой на губах.

***

Габен, конечно, хоть и известен, как отъявленный лежебока, но даже ему хочется отпилить себе руку, если на ней несколько часов подряд, не меняя положения, лежит сладко посапывающее существо. - Ро-ота, подъе-е-ем!!! – протяжный вопль, совсем неожиданно резанувший по чувствительному слуху, заставил девушку подскочить и судорожно оглядеться по сторонам, пока да сонного сознания не дошла вся суть ситуации. Тяжелые веки снова закрылись, а от падающего на пол тела послышался хныкающий полу-стон. - Болит, все, - капризно протянула Гексли, утыкаясь носом в мягкий ворс ковра, пока парень усердно массировал затекшее плечо. – А нельзя было как-нибудь помягче разбудить? – девушка, превозмогая ноющую боль в мышцах, медленно приподнялась на локтях, касаясь губами шеи Габена. – Вот так, например? - Это было анатомически невозможно, - усмехнулся Габен, нежно касаясь большим пальцем ее подбородка. – А знаешь, чего бы я сейчас очень хотел? - от его тона по телу девушки пробежали знакомые мурашки, и она с неприкрытым интересом заглянула в его глаза. – Господи, как бы я сейчас хотел заснуть! - Да иди ты! – захохотала девушка, отталкивая его руку и резво садясь, попутно утягивая за собой большую часть пледа. - А вот я кушать хочу. Габенка, пожалуйста… Щенячьи глаза умоляюще смотрели на полное безмятежности лицо, которое, кстати говоря, не соизволило даже обратить внимание на все попытки девушки его разжалобить. - Ну и ладно, сама сделаю! – наигранно капризно бросила она, когда поняла, что все усилия пропадают даром. Гексли быстро обвела взглядом комнату, пока не нашла заветную вещь в виде большой футболки, от которой ее отделяло маленькое препятствие. На препятствие тут же опустились все четыре конечности девушки, от чего то громко закашлялось, и Гексли потеряла равновесие. Девушка тут же была намертво прижата к крепкому торсу, едва имея возможность дышать. Воцарилось ненавязчивое молчание, разрушаемое только сдавленными смешками брюнетки и поистине спокойным, как у удава, дыханием Габена. Гексли тихо сопела, чувствуя тепло, исходящее от тела парня, а он в свою очередь прокручивал в голове вопрос, который не осмелился задать вчера. - Я хотел спросить, - нарушил молчание он, отстранившись и заглянув в бездонные серые глаза. – По поводу того, что ты говорила вчера. - Не надо, - твердо отчеканила девушка, лишь только взглядом отражая немую мольбу. – Ты вчера многое услышал и мне нечего к этому добавить. Пожалуйста, давай закроем эту тему, а лучше вообще забудь то, что я тебе вчера сказала… или, нет, не забывай, просто молчи, ладно? – сумбурно выдала она, на секунду задерживая дыхание и выдыхая лишь тогда, когда в ответ получила вынужденный кивок. Тишина вновь стала властвовать в этом помещении, а в поле зрения то и дело бросался застывший воск, перелившийся через край небольших подставочек, в которых стояли свечи. Парень крепко прижимал к себе девушку, мысленно засовывая навязчивый вопрос куда подальше. Все-таки, так будет куда лучше, ведь бередить старые раны совсем незачем, порой, это даже больнее, чем просто их получить. Он ласково коснулся ее щеки и уткнулся носом в спутанные волосы, от которых еще немножко исходил запах любимого мятного шампуня, так сладко дурманящего голову. И, казалось бы, такой приятный и трогательный момент ничего не может испортить, кроме, как назло, прозвучавшего не тише пения китов урчания в животе… - Ну, Габенка, ну, пожалуйста…