Гонщица: Поймай меня, если сможешь.

Спустя пять дней. Каждый тоскливый вечер Мэлоди приходила к этой больнице и наблюдала. Пряталась, скрывалась ото всех, старалась сделать все, чтобы просто помочь. Она уже не надеялась ни на что, разве что на последние прикосновения. Хотя бы рук...это необъяснимое чувство, чувство близости. Самое сильное. Ей бы хотелось ощутить это сливание воедино переплетением ее пальцев: нежных, тонких, трогательных и его: крепких, грубых, контролирующих все...каждое движение. Сегодня та ночь. Ночь надежд. Только бы Бог был на ее стороне. Темнота. Кромешная темнота навеивает бесконечный, неконтролируемый страх. Молясь каждую опасную секунду своей жизни, она сделала несколько шагов и смело, стараясь не вызывать подозрений, вошла в здание. Поздоровалась с охранником, как это обычно делала Луиза. Маска прикрывала лицо, черные пряди волос, как у Луи, и мужчина не смог вычислить "подделку". Мэлли уверенно прошла по уже изученному маршруту до палаты номер "247", палаты Джастина. Зашла вовнутрь тихо, без лишних движений, потянув за ручку. Джастин лежит на обычной больничной койке, только его дыхание прерывает беззвучный, прозрачный ритм тишины. - Я нашла тебя, - шепчет девушка, сглатывая. Она молчит, сдерживая крики души, так отчаянно рвущиеся наружу. Что это? Счастье или нет? Каждый бы дал свой собственный ответ. Но она знала, что ничто бы не сделало ее сейчас такой...такой растерянной и улыбающейся, если бы не он, сонный и родной, близкий до потери сознания. Пусть он и не знает ее, сейчас не время говорить об этом. Единственное, чего желала Фернандес - помочь, спасти, быть рядом. Она бы даже согласилась быть рядом лишь мысленно...только бы знать, что с ним все хорошо. Хотя, они с Джастином были знакомы совсем мало, существовало ощущение, что она знает его вечность...даже больше. Это, наверное, и есть то самое высокое чувство, которое в обычной повседневной жизни подкреплялось привязанностью. Знаете, возможно, это и нелегко, но нам, людям, живущим в двадцать первом веке, необходимо научиться отличать настоящие чувства от привязанности и даже легкой (а, может быть, и нелегкой) зависимости. Зависимость странная штука... Нам кажется, что мы не можем прожить без человека, а на самом деле лишь зависимы от какой-то его части: тела, близости, глаз, чего угодно. Просто зависимы настолько, что путаем это с влюбленностью, а, может, даже с любовью. Это крайне неправильно. Но нам все равно. Не важно, что будет дальше, мы хотим добиться результата и получить наконец предмет нашей зависимости, и мы получаем, но когда он исчезает страдаем еще сильнее. Только поэтому можно сказать, что это странное чувство опасно для нас, иногда оно доводит до сумасшествия, заставляя рвать волосы на себе, кричать от этой нестерпимой боли, кусать губы до горьких ран, сдерживая стоны, крайне болезненные, пугающие соседей, заламывать хрупкие пальцы, потирать холодные плечи, которые ноют от адских болевых ощущений, будто на них опирается небо. Но это ведь не небо...это всего лишь предмет нашего воздыхания, предмет нашей зависимости, проще говоря. Это всего лишь человек. Такой же, как мы смертный. Мэл сделала пару шагов, приближаясь к Джастину, который до этой секунды мирно спал, не чувствуя близости девушки, ее дыхания, ее сбитого сердцебиения, ее холодных ладоней, ее счастливой улыбки и испуганных глаз. Они сверкали неестественным серым блеском, скрывая истинные эмоции там, за пеленой прозрачной ткани, за чертой болезни, именуемой гетерохромия. - Ау, - вдруг вскрикнула "брюнетка", споткнувшись о какой-то твердый, тяжелый предмет. Мороз прошелся по коже малышки, когда глубоко вздохнув, парень поднял сонные глаза на нее, недоумевающую, растерянную, немного испуганную и одновременно до потери сознания счастливую Фернандес. - Луиза? - тыльной стороной ладони потер он глаза, спрашивая. - Джастин...черт! Это же я - Мэлоди, - шепотом проговорила девушка. Он попытался подняться, но это было чем-то невозможным в данную секунду. Голова закружилась, руки ослабли, в глазах потемнело. Не помнит...совсем ничего не помнит. Девушка горько усмехнулась, сглотнув. Мэлли старалась говорить спокойнее и, как можно тише. Одно лишнее движение, лишний звук - и ей больше никогда не увидеть его, а ему не встать на ноги. Она умоляла Джастина верить ей. А каждый раз, когда он открывал рот, перебивала своими молитвами, обращенными к Богу, и обнадеженными мольбами, повторяя одно только "пожалуйста" по тысячи раз в минуту. После пяти минут разговоров, казавшихся Мэл глупыми, даже дурацкими, она сумела уговорить парня довериться ей. Но Джастин был настроен скептически. Как он мог доверять абсолютно незнакомой девушке, голос которой дрожал при виде его, при взгляде в его глаза? Она не была похожа на неуверенную в себе, но выглядела по-детски неуклюжей, что ставило его в кромешный ступор. Выбор казался не столько сложным, сколько бездумным, сумасшедшим, крайне странным. Из небольшой кожаной сумки, висевшей на плече, Мэл достала мужские джинсы, футболку и пару новых недорогих кроссовок неизвестной марки, протянув их Джастину. Потратила на эти вещи все, что заработала на автомойке, но это ее никак не волновало. Она знала, что пришла сюда ради него и многим жертвовала. А деньги...они ничто. Подумать только, Мэлли позвонила матери три раза за пять месяцев. "А как же Лоуренс?" - спросите вы. Ему она звонила чаще, вот только к телефону мальчик не хотел подходить. Как говорили воспитатели, он обижен и не желает слушать потенциальную мать. Мэлоди одно время очень переживала, плакала ночами от всех этих проблем, свалившихся на ее отчаянную голову, а потом поняв, что слезами горю не поможешь, стала искать пути найти Джастина, а после вместе с ним забрать Лоуренса из детдома. Но ее попытки найти кареглазого не увенчивались успехом, пока судьба не улыбнулась Великой гонщице Мэлоди Фернандес... - Одевайся, - кинула Мэлли, отойдя на пару шагов. - Зачем это? - светловолосый нахмурил широкие брови, и на лбу образовалось несколько складок, выдававших его недоумение. - Просто доверься мне, Джастин, - Мэлоди опустилась на колени, вздрогнув от того, насколько холодный здесь пол. Сквозняк...везде сквозняк. Даже в голове ее гулял сквозняк, мешавший подключить разум. Этот странный ветерок овладевал ею, бесполезно было оказывать некое сопротивление. В жизни девушки было не так уж много желаний, мечтаний, просьб, которые она вымаливала у Всевышнего. Вот сейчас, например, она лишь хотела оказаться с Джастиноми Лоуренсом на том самом маленьком прудике и вместе встречать рассвет. Казалось, если бы она взглянула на небесный свод, слабо освещенный маленькими, с трудом пробивающимися через пелену безмятежных облаков, лучами, то первое, что увидела, было бы солнце. Птицы уже не бросались бы ей в глаза так, как впервые. С каждым тихим вечером, проведённым в одиночку она выпивала две таблетки снотворного, чтобы уснуть. Слишком много тяготящих мыслей. Слишком много мыслей о нем. Слишком много его. Везде. В каждом прохожем, в каждом уголке ее безграничной души, в каждой клеточке ее стройного тела. Последняя стадия этой гребенной болезни под названием Любовь. Ничего не помогает. И это уже не просто зависимость, нет, это что-то намного глубже, большее. Это что-то не имеющее границ. Его глаза не имели границ для девушки...слишком таинственные, слишком карие. - Чем быстрее ты сделаешь это, тем быстрее ты будешь свободен, - попыталась улыбнуться сероглазая. Но эта горькая улыбка, только поставила светловолосого в ступор. Она понимала это. Понимала, что если его память не сможет выпустить воспоминания о ней, им придется расстаться. Просто и тяжело. В миг и навсегда. - А ты будешь смотреть? - Джастин прищурил карие глаза и усмехнулся, облизнув губы. В голове Мэл промелькнула мысль о том, что ничто не способно его испортить. Даже таблетки и уколы, отшибающие память, не изменили чертов характер этого парня. Он все тот же... Только к ней ничего не чувствует. Жаль... - Я могу отвернуться, - растерянно пролепетала Фернандес, захлопав длинными ресницами. - Не волнуйся, детка, я не особо стеснительный. Хотя, выгляжу настолько дерьмово, что не думаю, что тебе понравится это зрелище. - Нет, все-таки таблетки повлияли на него, но не так, не так уж сильно. Она еще чувствует тот самый взгляд на себе. Ах да, тот самый взгляд...это лишь взгляд, говорящий о физическом влечении, желании и не более. Он может хотеть ее, как раньше, не чувствуя ничего, кроме этого. Чёртовы мысли...покинули бы вы голову бедной девушки, исстрадавшейся по эгоисту. Мэлоди повернулась к парню спиной, подождала пару минут, пока он натянул одежду, а когда он подошел к ней сзади, вплотную прижавшись к дрожащему телу, она ощутила что-то вроде электрических импульсов, прошедших по телу. Это как...как до оголенного провода холодной рукой коснуться. Обжигает. Но так чувствовала себя только Мэл, на самом деле в его движении не было ничего такого интимного, близкого и горячего. Это просто прикосновение руки и дыхание...но сейчас ей это казалось чем-то необъяснимым и даже необходимым. Ее тело требовало этих касаний, черт возьми. - Возможно, нам пора, - шепотом произнес блондин. - Каков план действий, таинственная незнакомка? - усмехнулся он, обнажив зубы. - В холе сидит охранник, - начала расторопно говорить девушка, резко развернувшись. - Я отвлеку его. Твоя задача выйти спокойно, не привлекая внимание. Все ясно? - Мэл вложила Джастину в руки белый медицинский халат большого размера и маску. - Это обычная маскировка, - пояснила она. Джастин натянул необходимые вещи, ворча и возмущаясь. - Черт возьми, зачем я делаю это? - спросил он сам у себя, но почему -то смотрел на Мэлли. А точнее на ее губы. - Чтобы выжить, - кинула девушка. Джастин тяжело сглотнул, но взгляда все еще не отвел. - Когда мы приступим к делу? - задал вопрос кареглазый. Но у Фернандес его слова ассоциировались с чем-то неприличным, но таким желанным, что она, забыв обо всем, томно вздохнула, прикрыв тяжелые веки. - Хоть прямо сейчас, - открыла глаза девушка, но голос ее все еще оставался возбужденным. Благо, Джастин этого не уловил. - Мне идти? - Стой, - схватила его за плечо, останавливая, - если охранник спросит, тебя зовут Майкл Харрис. - Понял, - бросил светловолосый и подтолкнул девушку к двери. - И вообще -то ты первая, идиотка. Нет, он все-таки не изменился.